Но Полетт ловко вывернулась из его рук, сделала на ходу насмешливый реверанс и исчезла, замешавшись в сновавшую толпу.
– Чёрт, а не женщина! – с досадой произнёс Людовик.
– Да, Луи, только здесь и можно встретить нечто подобное, – ответил Суврэ, всё ещё не пришедший в себя от изумления при виде неожиданного превращения скромной Полетт в эту бойкую, задорную красавицу.
– А всё-таки пойдём поищем её, – сказал Людовик.
Они двинулись по галерее. Куранта кончилась, и им снова пришлось встретиться с целым потоком толпы. Женщины, разгорячённые танцами, кидали им манящие улыбки, заговаривали, а иные даже бесцеремонно хватали за руку. Но король брезгливо отстранял от себя назойливых. Он был полонён капризной, грациозной фигуркой Фортуны и хотел, искал, жаждал только её одной.
Но они обошли всю галерею, побродили по залу, а Фортуны не было нигде. Король начинал приходить в явно дурное расположение духа. Суврэ искоса наблюдал за ним.
«Маленькая чертовка здорово задела ваше августейшее сердце! – думал он. – Молодец девчонка!»
Так дошли они до прежнего места и остановились там опять. После нескольких бесплодных попыток отыскать своё «счастье» король недовольно кинул:
– Однако пора уходить. Всё это интересно на первых порах, но быстро приедается. Одно и то же… Уйдём!
– Как? – воскликнул сзади них звонкий девичий голос. – Ты уходишь, даже не попытавшись поймать своё счастье?
Король удивлённо обернулся. Перед ним опять, хотя и с другой стороны, из-за выступа появилась его капризная, насмешливая Фортуна.
– Ты, должно быть, ведьма, – с досадой сказал Людовик. – Ты внезапно появляешься и столь же внезапно исчезаешь, как… как…
– Как и надлежит исчезать и появляться счастью! – подхватила Полетт. – Что же делать, прекрасный незнакомец, счастье надо уметь удержать!
– Послушай, девушка, – взволнованно сказал Людовик, подходя к ней, – бросим шутки! Ты серьёзно нравишься мне. Думаю, что и ты не из одного пустого каприза вертишься около меня. Так что же! Зачем перетягивать струны?
– Что же дальше, прелестный юноша?
– Позволь мне проводить тебя!
Оркестр заиграл пламенную гальярду. Все устремились из галереи в бальный зал, и только маркиз, король и Полетт остались в этом уголке. Суврэ с любопытством наблюдал, чем кончится эта сцена, достигшая своего высшего напряжения. Король с лихорадочным нетерпением ждал ответа девушки, а Полетт с кокетливой улыбкой смотрела на короля.
Оркестр играл всё пламеннее, всё задорнее; гальярда захватывала всех.
Гальярда, старинный трёхчетвертной танец необузданного, кипучего, весёлого темпа, родилась в Риме, где первоначально её танцевали после сбора винограда, как бы празднуя победоносные свойства вина. В ней жили древние пляски вакханок. Подобно большинству старинных танцев, гальярда сочетала в себе три рода искусства: танец, музыку и поэзию, потому что её танцевали под пение специальных плясовых куплетов, и трудно было решить, что было более пронизано палящими лучами южного солнца, хмелем вина, опьянением любви – пляска, мелодия или слова!
– Позволь мне проводить тебя! – настойчиво повторил король.
– Куда?
– К тебе, ко мне, куда хочешь!
– Зачем?
– Я буду сторожить твой сон, чтобы никто не потревожил его!
Полетт насмешливо передёрнула плечами и вместо ответа, приплясывая, запела под аккомпанемент оркестра строку из куплетов гальярды:
J'aimerais mieux dormir seulette! [24]
Король кинулся за ней следом, но опять, как прежде, Фортуна ловко вывернулась и скрылась среди танцующих пар.
Напрасно король искал её – девушка скрылась бесследно, словно тень.
– Идём, Анри! – с досадой крикнул король. – Это чёрт знает что такое!
Суврэ молча последовал за Людовиком.
Они вышли на подъезд. Стояла дивная, тёплая весенняя ночь. Площадь была погружена в сон; ни прохожих, ни проезжих почти не было видно. Только в стороне вытянулся ряд карет с сонными кучерами, поджидавшими запоздавших господ.
Король и его спутник остановились у подъезда и невольно залюбовались величественным покоем, резко контрастировавшим с только что покинутой сутолокой.
Вдруг послышался звук чьих-то быстрых, лёгких шагов, каблучки мелкой дробью застучали по каменным плитам, и мимо короля быстро скользнула женская фигура; она обернулась на ходу и задорно крикнула.
– Спокойной ночи, бедный юрист!
– Чёрт! – рявкнул король, вне себя от пламенного возбуждения. – Ну, стой! Теперь уж ты не уйдёшь от меня!
– А вот увидим! – насмешливо ответила девушка, скрываясь среди экипажей.
Король и Суврэ кинулись за ней, осмотрели все экипажи, но её нигде не было. Испустив сквозь зубы громоздкое проклятие, Людовик сердито зашагал прочь.
Когда они отошли на некоторое расстояние, из-под сиденья одной из карет вынырнула Полетт, осторожно выглянула в окно и потом сказала кучеру:
– Домой, Батист, в Клиши!
Король, стиснув зубы от бессильного бешенства, молча шёл с Суврэ по пустынным улицам.
Маркиз не мог утерпеть, чтобы не поддразнить короля.
– А жаль, что девчонка ускользнула, – сказал он. – Это – премилый зверёк, какого не скоро сыщешь опять!
– А чёрт её знает! – кисло ответил король. – Лицо закрыто; может быть, ещё уродина какая-нибудь!
– Не думаю, государь. Судя по нежности кожи, она должна быть прехорошенькой. А кроме того, если лицо и закрыто, зато трико достаточно плотно облегает её тело, чтобы можно было судить о роскоши её форм!
– Ну, брат, наверное, у неё была своя причина, если она не захотела позволить поближе познакомиться со своими формами! Готов держать пари, что всё это у неё – подделка. Мало ли чего можно насовать под трико. А я, знаешь ли, не очень-то люблю суррогаты!
– «Nous vivons sous un prince ennemi de la fraude!» [25] – с нескрываемой насмешкой продекламировал Суврэ.
Анна Николаевна Очкасова, которую Полетт, подобно всем остальным французским подругам, называла Жанной, жила со стариком отцом в уютном домике у заставы Клиши. Этот домик, кокетливо прятавшийся в зелени небольшого, но тщательно содержавшегося садика, выходил на тихую улицу, по которой почти не было движения. Это представляло значительные удобства: живя почти в самом городе, Очкасовы пользовались в то же время всеми выгодами деревенской мирной жизни.
