Заговор против Ольги - Серба Андрей Иванович

24

Заложив руки за спину, князь Лют ходил из угла в угол перед стоявшим в дверях горницы тысяцким Микулой.

— Я не звал тебя. Разве мои гридни не сказали, что после обеда я всегда почиваю?

— Сказали, князь. Но что значат слова гридней, коли брат нужен брату?

— Я не брат тебе, тысяцкий. Но раз ты пришел, готовься держать ответ за свои дела. О них я хотел говорить с тобой вечером, однако ты сам ускорил этот разговор.

— Слушаю тебя.

— Вчера утром на подворье Любавы, дочери покойного сотника Брячеслава, найден десяток побитых из луков варягов. В сей татьбе ярл Эрик винит тебя, киевлянина. А сегодня днем на поляне у Черного болота обнаружена еще сотня убитых викингов. И в этом злодействе ярл опять-таки видит твою руку. Он требует у меня управы на тебя.

Микула пристально глянул на Люта.

— Управы требует только варяжский ярл или ты тоже, полоцкий князь?

— Пока лишь ярл. Но если в смерти его викингов на самом деле повинен ты, готовься к ответу и предо мной, князем этой земли.

—Я всегда привык отвечать за собственные дела, и ничьи угрозы меня не устрашат. Но ты собирался говорить со мной о варягах вечером, давай так и поступим. А сейчас у нас есть более важные и неотложные дела.

Микула отошел от двери, приблизился к настежь открытому окну горницы. Расстегнул свой широкий пояс и положил его вместе с мечом на лавку. Принялся снимать кольчугу. Не понимая смысла действий тысяцкого, Лют с удивлением смотрел, как тот стянул с себя кольчугу, затем рубаху и, обнаженный по пояс, стал в поток солнечных лучей, льющихся через окно в горницу.

— Смотри, князь, — промолвил он, поднимая руку. И в лучах солнца под мышкой у тысяцкого Лют увидел выжженное каленым железом тавро: длинный русский щит и скрещенные под ним два копья. Это был тайный знак, что накладывался на тело каждого друга-брата, посвятившего в грозовую ночь на днепровской круче свою жизнь служению Руси и Перуну. Точно такой знак уже двадцать лет носил на своем теле и полоцкий князь.

— Здрав будь, брат, — тихо сказал Лют. — Прости за обидные речи, что слышал от меня. Но так говорил не с тобой, своим другом-братом, а с гонцом киевской княгини, на верность которой еще не клялся на своем мече. Отчего ты сразу не открылся мне?

— Потому что до сегодняшнего дня я и был лишь посланцем великой княгини Ольги. Это она отправила меня к тебе, требуя помощи полоцких дружин против древлян. Только сегодня утром прискакал ко мне гонец от главного воеводы Ратибора с вестью о раде наших другов-братьев и взятии Искоростеня. Теперь, княже, я буду говорить с тобой уже от имени рады и воеводы Ратибора, который после смерти князя Игоря стал нашим первым и старшим братом.

— Готов слушать тебя.

— Рада признала волю покойного князя Игоря, и теперь Ольга — великая русская княгиня и хозяйка всей земли Русской. Ее слово — закон для нас. Но еще больший закон — приговор рады наших другов-братьев, и прискакавший гонец передал его мне. Узнав о смуте в древлянской земле, недруги Руси решили воспользоваться этим и поживиться за ее счет. И не стаи воронов, а тучи наших ворогов слетелись сейчас со всех сторон к русским кордонам. Рада велела нам, княже, не допустить, чтобы викинги ярла Эрика обнажили меч против Руси или какой иной супостат топтал русскую землю. Вот чего требует от нас рада, вот о чем по ее велению пришел я говорить с тобой.

— Значит, вороги решили слететься к русским кордонам… — медленно проговорил Лют. — Что ж, пускай слетаются. Посмотрим, кто из них назад улетит.

Он шагнул к двери, ударом ноги распахнул ее во всю ширь.

— Гридень! Вели принести нам с тысяцким заморского вина и старого меда! Наилучшего, что храню для самых дорогих гостей! И живо, нам некогда ждать.

25

Подворье перед княжеским теремом было полно народа. В бурлящей от нетерпения толпе можно было увидеть всех: полоцких горожан и ремесленников-смердов из окрестных весей, русских и варяжских дружинников, славянских и иноземных купцов с торжища. Вездесущая детвора облепила даже крыши соседних домов и ветви близрастущих деревьев. На высоком крыльце терема сидел в кресле князь Лют, рядом с ним — ярл Эрик и тысяцкий Микула. За ними теснилась группа знатных половчан и викингов. Перед крыльцом лицом к князю стояли хазарин Хозрой и Любава, слева от них восседали на резной деревянной скамье русские и варяжские жрецы. Толпа шумела, в ней все чаще и чаще раздавались нетерпеливые, возбужденные голоса. Князь Лют поднял руку, и на подворье сразу воцарилась тишина.

— Заморский гость и ты, русская дева, — обратился князь к Хозрою и Любаве, — я дал три дня, дабы вы смогли доказать правоту своих слов. Кто сделал это?

Ответом ему было молчание, и Лют глянул на Хозроя.

— Что молвишь, купец?

— Мои люди не были в лесу, светлый князь. Они могли бы подтвердить это даже при испытании огнем и железом. Но рабы до сих пор не вернулись ко мне. Я не знаю, где они и что с ними.

— Кто еще, кроме исчезнувших челядников, может очистить тебя от навета девы?

— Никто, светлый князь. Я стар, одинок и немощен, а потому брошен даже собственными рабами. Кто еще встанет на мою защиту? — Голос хазарина дрожал от волнения, на глазах появились слезы. — Вся моя надежда — только на твое великодушие и доброту, храбрый и справедливый полоцкий князь.

— А что скажешь ты, дева? — перевел взгляд Лют на Любаву.

— Челядники купца были в лесу, — громко ответила девушка. — Их видела я и может узнать пес, который защищал хозяина. Поэтому кто-то и хотел сжечь нас обоих, оттого и нет сейчас на судилище челядников купца.

— Кто еще, помимо бессловесного пса, подтверждает твой навет на купца? — спросил Лют.

— Сам купец, — смело произнесла Любава. — Разве мнимое исчезновение его рабов не говорит о том, что он страшится показать их псу убитого дротта?

В толпе на подворье возник гомон. Но князь вновь поднял руку, и шум стих.

— Купец и дева, никто из вас не убедил меня в своей правоте. Потому тяжбу между вами решит Божий суд. Я обещал его, и он свершится!

При этих словах сидевшие на скамье верховный жрец Перуна и главный дротт Одина встали. Варяг воздел руки к солнцу, славянин с силой ударил концом посоха в землю.

— Божий суд! — одновременно воскликнули они.

Русичи знали несколько видов Божьего суда: испытание огнем, железом, водой, а также судебный поединок между сторонами или свидетелями. Божьи суды применялись в случаях, когда показаний послухов или видоков, а также иных доказательств было явно недостаточно. Тогда правоту одной из сторон должны были указать боги, всегда встающие на защиту невиновного. Но поскольку славянка и хазарин поклонялись разным богам, покровительство неба в данном случае было обеспечено им обоим. Поэтому железо, огонь, вода должны были стать сейчас игрушкой в руках столкнувшихся интересов небесных сил и не могли с достоверностью указать истинного виновника. А раз так, оставался самый надежный и проверенный способ узнать волю владыки самих богов и всего сущего — поединок с оружием в руках. Но как могли сражаться старик и женщина? Русские законы знали выход и из такого положения.

Князь Лют встал с кресла, шагнул к видневшейся за спинами Любавы и Хозроя толпе. Остановился у самого края крыльца.

— Купец и дева, вашу судьбу решат боги! Но негоже бороться старости и материнству, а потому волю неба пускай узнают те, кто встанет на вашу защиту! Так гласят законы русичей, и так будет!

Князь не спеша обвел глазами замершую перед ним толпу, указал пальцем на съежившегося под его взглядом Хозроя.

— Люди! Русичи и иноземцы! Кто желает встать на защиту гостя из Хазарии и вместе с небом доказать его невиновность?

Какое-то время над подворьем висела тишина, толпа словно оцепенела. Затем из большой группы варяжских воинов, стоявших невдалеке от скамьи жрецов, вперед выступил один.