Русская миссия Антонио Поссевино - Федоров Михаил Иванович

Он оказался прав: на следующий вечер прилетел голубь из Рима. Кардинал Комо срочно требовал его к себе. Закончив читать письмо, брат Гийом улыбнулся: снова Русское царство! Девять лет назад он потерпел там поражение, хотя и не по своей вине. Он сделал всё, что мог, но обстоятельства, от него не зависящие, оказались сильнее. Сейчас он обязан восстановить свою репутацию. И кажется, Святой престол сильно заинтересовало предложение, которое везёт русский посланник. И не только Святой престол, это совершенно точно! Галера, которую он видел вчера, сейчас могла дойти лишь до Пезаро, и русский посланник никак не мог оказаться в Риме так рано. Однако в окружении папы уже осведомлены не только о самом посланнике, но и о тех предложениях, которые он везёт. Наверняка его уже принял Николо да Понте и дал знать в Рим голубиной почтой. А там сообщение посчитали настолько важным, что, не дожидаясь посланника, отправили письмо сюда, в Равенну, призывая его, Гийома. Он лучший знаток Руси — в этом нет сомнения, и кажется, ему вскоре предстоит дальнее путешествие.

На следующее утро брат Гийом, сменив монашескую рясу на партикулярное платье [59], пришпоривая коня, выехал из Равеннского монастыря. Путь его лежал на юг — в Рим.

Глава шестая

АНТОНИО ПОССЕВИНО

Антонио Поссевино уже несколько недель пребывал в мрачном расположении духа: его недавний визит в Швецию оказался безрезультатным. И помнил ведь прекрасно, что уныние — один из главных грехов [60], но как тут не впасть в грех, когда твой труд в течение нескольких лет оказывается напрасным! Перед ним лежал лист чистой бумаги, возле которого стояла чернильница с опущенным в неё хорошо очиненным гусиным пером. Он собирался изложить на бумаге мысли, касающиеся дальнейших путей экспансии католицизма. В личных беседах он не раз говорил об этом и папе, и кардиналу Комо, с недавних пор ставшему его ближайшим помощником. Кардинал теперь постоянно сидит в Риме, оставив свой находящийся на севере Италии диоцез [61] приближённым. После нескольких разговоров с ним Поссевино понял, что кардинал нужен папе как послушный и деятельный исполнитель. Оригинальных мыслей от него ожидать не приходилось, но на вторых ролях он был вполне на своём месте. В силу ограниченности ума кардинал к придворной интриге не был способен, чем вполне устраивал понтифика. И самое главное, он умел хранить тайну — его святейшество мог быть абсолютно уверен, что ничто сказанное в личной беседе не выйдет за пределы кабинета, где происходил разговор.

Сейчас следовало изложить мысли на бумаге. Поссевино уже взял перо в руки, но, посидев так немного, в чернильницу его окунать не стал и положил возле бумаги. Следовало ещё раз всё хорошо обдумать.

Казалось бы, он сделал всё, чтобы вернуть шведский королевский двор в лоно католической церкви. Король Юхан Третий оказался податливым, словно скульптурная глина, и из него почти удалось вылепить нужную Святому престолу фигуру. Да и королева Екатерина Ягеллонка, истовая католичка, здорово помогла ему, нашёптывая мужу ночами слова увещевания, призывая порвать с этими лютеранами, заполонившими не только королевский двор, но и улицы столицы и других городов королевства.

И вот уже над шведским королём совершено таинство конфирмации [62], да и наследник престола попал под полнейшее влияние иезуитов и рос твёрдым католиком, но… Но стоило Поссевино отъехать ненадолго в Рим, оставив в Стокгольме нескольких братьев по ордену, как всё изменилось. Не нашлось среди оставшихся человека, способного своими знаниями, своей харизмой повлиять на слабовольного короля, и вот уже иезуиты отлучены от королевского двора, а их место вновь заняли протестантские проповедники. И среди шведской знати истинных католиков оказалось совсем немного. А уж о простолюдинах и говорить нечего: еретик на еретике! Теперь становилось совершенно ясно, что Швеция потеряна для Рима навсегда. И это особенно печально, ведь всего лет пять назад казалось, что Контрреформация приносит свои плоды и с протестантской заразой будет покончено если не везде, то в большинстве государств Европы.

Тогда он, незадолго перед шведским вояжем, думал, что лютеранство и кальвинизм укоренились лишь в той части Нидерландов, что сумела выйти из подданства испанского короля [63], на некоторых территориях империи, да в ряде швейцарских кантонов.

Хотя в Швейцарии дело постепенно налаживается — после череды войн католики получили преимущество, а там, постепенно, глядишь, и протестанты ощутят преимущества католицизма и вернутся в лоно истинной церкви. А несогласных утопим в молочном супе! [64] Да и блюдо какое-то ненормальное: ну что это за суп — молочный. Поссевино как-то раз довелось его попробовать, и он нашёл кушанье отвратительным.

А в Англии, хотя Елизавета, эта "королева-девственница", и казнила католичку Марию Стюарт, реального и законного претендента на престол, но всё же до сих пор неуверенно сидит на троне: на севере, в Шотландском королевстве, позиции сторонников Святого престола остаются сильными, и даже при английском дворе есть католическая оппозиция, способная при удачном стечении обстоятельств произвести государственный переворот. Эх, если бы папа Климент Седьмой полвека назад поставил политические интересы выше религиозных догм и разрешил любвеобильному отцу Елизаветы, этому толстому обжоре Генриху [65], признать незаконным брак с Екатериной Арагонской — может, всё и обошлось бы. И осталась бы Англия католической, не создавая головной боли Святому престолу. Но увы, всё уже случилось, и сейчас остаётся лишь надеяться, что удастся, сыграв на противоречиях при английском дворе, вернуть государство к истинной вере.

Даже Тевтонский орден, этот передовой отряд католической церкви в Прибалтике, не выдержал напора протестантских проповедников, и Великий магистр Альбрехт Гогенцоллерн — небывалый случай! — объявил о принятии им лютеранства и распустил орден, создав на его землях герцогство Пруссию. Правда, герцогство находится в вассальной зависимости от твёрдой в религиозных вопросах Польши, поэтому можно надеяться, что не всё ещё потеряно.

Поссевино сидел в своём рабочем кабинете Ватиканского дворца и думал. Ему, сыну ювелира из Мантуи, удалось сделать то, что оказалось не по силам отпрыскам знатных семей. И всё — благодаря упорству и абсолютной преданности католической вере и Святому престолу. Сначала — карьера при дворе мантуанского кардинала, затем — переезд в Рим, где его старший брат уже обзавёлся знакомствами и создал для разумного младшего брата условия к быстрому продвижению по церковной стезе. Ну а дальше, после ранней смерти брата — он сам.

Вовремя оценив возможности, которые предоставляет членство в недавно созданном "Обществе Иисуса", Поссе-вино в двадцать пять лет вступает в орден. Он всегда был самым страстным обличителем еретиков, самым изворотливым в спорах, самым изощрённым в той тайной борьбе, которая всегда есть при дворе любого монарха — неважно, светского или духовного.

Но блага, которые даёт власть, не сыпались на него просто так — нет, для того, чтобы добиться высот в сложной системе иерархии католической церкви, трудиться приходилось много, очень много! Он добивается в Парижском парламенте для иезуитов права преподавать в Сорбонне — главном университете французской столицы. И это было совсем непросто — ведь здесь сталкивались интересы огромного количества влиятельнейших лиц. И пусть иезуитам разрешено преподавать с формулировкой "пока" — что с того? Кто лет через десять вспомнит про это "пока"? А если и вспомнит, то для отмены решения нужно будет веское обоснование, очень веское!