Под сенью чайного листа - Си Лиза

Когда мы выходим из дома, над головами все еще сверкают звезды. Я несу на спине маленькую корзинку. Остальные тащат большие корзины, перекинув их через плечо. Все вместе мы топаем по грунтовой дорожке, проходящей по деревне под названием Родниковая Вода, которая расположилась в одной из многочисленных долин в горах Наньно. В деревне насчитывается около сорока домов, большинство из которых скрыты в тени старых чайных деревьев. Однако террасы и плантации, где мы работаем, находятся за ее пределами.

Мы присоединяемся к нашим соседям, которые живут через четыре дома от нас. Их младшая дочь Цытэ – моя ровесница. Я заметила бы подругу где угодно, потому что ее головной убор украшен богаче остальных. Помимо чая ее семья выращивает тыквы, капусту, сахарный тростник и хлопок. А еще опиум – его продают жрецу для использования в церемониях и А-ма, которая лечит им тех, кто испытывает мучительные боли из-за сломанных костей, страдает от истощения или душевных болезней, а также горюет после потери любимого человека. Семья Цытэ зарабатывает больше, поэтому они могут приносить в жертву все более крупных животных, а это означает, что куски мяса, которые раздают всем в деревне, тоже становятся все внушительнее и внушительнее. А еще это означает, что шапочка Цытэ украшена множеством серебряных подвесок. Не считая этих различий, мы с Цытэ выглядим как сестры, мы даже ближе, чем сестры, потому что очень много времени проводим бок о бок.

Позади остается последний дом, нам предстоит пройти еще чуть дальше, пока не дойдем до врат духов. На столбах установлены резные фигуры женщины и мужчины. У женщины огромная грудь. Половой орган мужчины, толстый, как бамбук, больше, чем я по росту, торчит наружу. С поперечной балки свисают хищные птицы и злобные собаки. Осторожно! Если кто-то пройдет через врата без должной осторожности и по недосмотру прикоснется к фигурам, может случиться нечто ужасное, например кто-нибудь умрет. Мы все должны помнить о вратах.

Теперь нужно подняться в гору. Мы с Цытэ болтаем, будто расставались не на одну ночь, а на несколько недель.

– Я перед сном вышивала, – сообщает подруга.

– Я заснула, пока А-ба раскуривал трубку, – говорю я ей.

– Горячая вода или чай на завтрак?

– Чай.

– Что снилось?

Я не хочу рассказывать ей. Нам предстоит долгий путь, и единственный способ скоротать время – это игры.

– Сколько различных вредителей ты заметишь на деревьях, пока мы не дойдем до валуна?! – весело восклицаю я.

Девять, и я выиграла.

– Как там твое ткачество? – интересуется Цытэ, зная, что у меня нет к нему таланта.

– Скучища! – восклицаю я, и мужчины неодобрительно оглядываются. – Давай проверим, за сколько прыжков ты доберешься вон до той скалы.

За семь, и я снова побеждаю.

– Вчера вечером Дэцзя сказала, что хочет родить сына.

Дэцзя – невестка Цытэ.

– Тоже мне новости. – Я указываю на небольшой склон. – Спорим, я быстрее тебя окажусь на вершине.

Мои ноги хорошо знают маршрут, и я перепрыгиваю с камня на камень и через открытые корни. Порой песок под ногами становится сухим, как пудра. В других местах камешки впиваются прямо в пятки. Еще не рассвело, и я скорее чувствую, чем вижу возвышающиеся вокруг старые чайные кусты, камфару, гинкго и кассии, а также заросли бамбука.

Я снова выигрываю, и это огорчает Цытэ. Такое случается и между сестрами. Мы с Цытэ близки, но постоянно соперничаем. Сегодня я выиграла во все наши игры, а подруга напомнила, что у нее лучше получается вышивать и ткать. Наш учитель утверждает, что я, если приложу еще немного усилий, смогу доказать, что я умная, а вот про Цытэ он никогда ничего подобного не говорил.

– Увидимся в пункте приема чая, – говорю я, когда Цытэ сворачивает за своей мамой на другую тропинку. Я задерживаюсь, наблюдая, как они карабкаются вверх по крутому склону, а пустые корзины подпрыгивают на спинах, после чего бегу догонять А-ма.

Через полчаса ночная мгла начинает размываться, и небо светлеет. Облака окрашиваются в оттенки розового и нежно-фиолетового. Затем, когда солнце поднимается над горой, все заливает яркий свет. Цикады пробуждаются и начинают стрекотать. А мы лезем все выше и выше. Отец и братья держатся на некотором расстоянии впереди нас, чтобы вести мужские беседы. А-ма в силе не уступает мужчинам, но она не торопится, ищет травы и грибы, которые сможет добавить в свои зелья. Старшая невестка осталась дома с детьми. Для сбора чая они слишком малы, но уже чересчур большие, чтобы таскать их с собой, а вот Вторая и Третья невестки идут вместе с нами со своими младенцами, привязанными к груди; они тоже осматривают влажную лесную траву в поисках чего-то, что можно бросить дома в суп.

Наконец мы добираемся до чайных террас Старшего брата. Я медленно бреду между плотными рядами кустов, осматривая крайние ветви в поисках почки и двух или трех листьев, которые начинают распускаться, когда солнечные лучи согревают их. Я осторожно отщипываю крошечное скопление почек, надавив ногтем большого и указательного пальцев над первым сочленением. Под ногтем большого пальца грязь, а маленькая подушечка натерта.

На мне отметины сборщика чая.

Через два часа ко мне приходит А-ма. Она проводит руками по моим листьям, взбивая и осматривая их.

– Ты молодец, Девочка, находишь лучшие почки. Пожалуй, даже слишком хорошие. – Она бросает взгляд в сторону А-ба, который собирает чай на расстоянии нескольких террас от нас, затем наклоняется и шепчет: – Давай быстрее. Можно иногда брать старые и более жесткие листья. Нам нужно больше листьев, а не только пара идеальных почек с каждого куста.

Я понимаю. Чем больше листьев соберем, тем больше денег получим в пункте приема. Когда моя корзина наполняется, я нахожу Старшего брата, он перекладывает все, что я собрала, в холщовый мешок, и процесс повторяется с начала. Мы прерываемся на обед из рисовых шариков, обваленных в сушеном мхе, а затем трудимся до конца дня. Я не ухожу далеко от мамы, которая поет, чтобы задать нам ритм и отвлечься от жары и влажности. Наконец А-ба кричит: «Хватит!» Мы собираемся там, где Старший брат складировал наш урожай. Последние листья убирают в холщовые мешки. Затем каждый мешок закрепляют на доске, обвязывая веревками. А-ма вешает самый маленький мне на спину, обматывает веревками плечи и фиксирует деревяшку у меня на лбу. Так вес распределяется равномерно, но мне становится больно от того, как натянутые веревки режут плечи, а деревяшка впивается в кожу.

Когда все остальные мешки распределены, а корзины для сбора связаны вместе, чтобы забрать их по дороге домой, мы начинаем двухчасовое путешествие к пункту приема чая. Мы все понимаем, что нужно спешить, но все равно идем медленно, выверяя каждый шаг. Мы поднимаемся по чайным террасам, каждая из которых кажется круче предыдущей. И вот мы снова в лесу, поглотившем заброшенные рощи чайных деревьев и сады. Лианы обвиваются вокруг стволов, ставших домом для орхидей, грибов и паразитов, вроде крабовой клешни. Сколько лет этим деревьям? Пятьсот? Тысяча? Я не знаю ответа. Но точно знаю, что их листья давно не собирают на продажу. Только семьи вроде нашей довольствуются ими для домашнего использования.

К тому времени, как мы добрались до пункта приема чая, я так устала, что хочется плакать. Мы входим через огромные ворота во внутренний двор. Мой взгляд мечется по открытому пространству, ища характерную шапочку Цытэ. У нас, акха, свой собственный стиль одежды. Так же, как и у дайцев, лаху, буланов и других народностей, живущих по соседству. Все надели рабочую одежду, но каждый головной убор, будь то платок или шапка, украшены в соответствии с традициями клана и индивидуальным вкусом и стилем каждой конкретной женщины или девушки. Цытэ нигде не видно. Наверное, они уже приходили и ушли. Возможно, успели добраться до дома и сейчас ужинают.

Живот громко урчит, взывая ко мне, раздраженный и одновременно зачарованный запахами, которые доносятся со стороны лотков уличных торговцев. Мою голову изнутри заволакивает запах мяса, поджаренного на вертеле на открытом огне. Рот наполняется слюной. В один прекрасный день я попробую что-нибудь. Наверное. Время от времени мы балуем себя луковыми лепешками, которыми слева, прямо во дворе пункта приема чая, торгует старуха из племени дай. Аромат манит, он не такой насыщенный, как у жареного мяса, но приятный, с нотками свежих яиц.