Игра в прятки - Джонс Лора

– Словно feu follet – блуждающий огонь, – добавляет Сид, и кудри падают ей на лоб. – Заблудшая душа из чистилища. – Она содрогается.

– И все одно к одному, – продолжает Бернадетта. – Мадам Жюстину нашли посреди ночи. К тому же в разгар грозы. Моя мать слышала, что она лежала на земле с задранным на голову платьем и нижними юбками. Воображению простора тут не остается. Ниже пояса эта несчастная женщина была совершенно обнажена, как в день своего появления на свет.

Меня обдает ледяным холодом.

– Не забудь про отметины, – подсказывает Паскаль. – На шее у мадам.

– Отметины? – переспрашивает Софи.

– Глубокие борозды, врезавшиеся в кожу. А лицо у мадам было синюшное.

Мы с сестрой ошеломленно молчим. Минуту или две никто не произносит ни слова.

– Любопытно также, кто обнаружил тело, – наконец добавляет Паскаль, допивая вино из своего стакана. – Некий Эмиль Порше. – Он заговорщически наклоняется вперед и закидывает ногу на ногу. – Он живет со своей матерью за пределами деревни. Время от времени вы будете видеть его тут. Мсье Маршан платит ему за уничтожение крыс. Только спросите себя, почему этот тип расставлял крысиные ловушки глубокой ночью. Спросите себя, как вышло, что он случайно обнаружил полуобнаженное тело мадам. Если бы вы задали этот вопрос мне, я бы ответил, что совпадение чересчур подозрительное.

– О, это все досужие сплетни, – отрезает Бернадетта. – Ты прекрасно знаешь, что никаких доказательств его причастности ко всему этому не нашлось, однако люди до сих пор выставляют этого человека чуть ли не дьяволом. – Она встает со стула. – Пожалуй, пора нам и честь знать. – Она берет Софи за руку. – Еще раз спасибо, что помогла моей матушке.

Мы прощаемся на пороге, и я вспоминаю, что с минуты на минуту может вернуться наша мать. Действительно, в конце дорожки уже маячит чья‑то фигура. Но прежде чем я успеваю хорошенько разглядеть ее, Сид хватает меня за руку.

– Легок на помине, – шепчет она, указывая глазами на незнакомца. – Вот и поглядите на него. А на слова Бернадетты внимания не обращайте. У него и впрямь с головой не в порядке.

Я гляжу в указанном направлении и вижу худого, одетого в темное мужчину, годами постарше Паскаля, с землистым лицом и сальными прядями, зачесанными на лысеющую макушку. Несколько секунд он смотрит на меня тяжелым немигающим взглядом, после чего поднимает воротник кафтана, засовывает руки в карманы и быстро уходит прочь.

– Он и есть Эмиль Порше, – сообщает Сид.

– Тот, который нашел тело мадам?

– Тот самый, – шепчет она.

Полночь

Софи

Тонкая полоса лунного света пробивается сквозь занавеси и падает на копну и без того светлых волос моей сестры, придавая им неземной блеск. Дыхание у нее ровное и глубокое: она уже заснула, а я подумываю о том, чтобы растолкать ее, ибо у меня в голове зреет план, от которого мне, похоже, не отмахнуться, как бы усердно я ни старалась.

Должно быть, почти полночь, и, хотя тело у меня ноет от усталости, я еще не сомкнула глаз и беспрестанно прокручиваю в голове недавний рассказ Бернадетты, Паскаля и Сид. Рассказ о мадам Жюстине, матери Жозефа, которая скончалась столь внезапно и была найдена в таком ужасном виде. Паскаль говорил, что видел огонек, вышедший посреди ночи прямо из стены комнаты в башне.

Наконец я решаюсь и осторожно тормошу Лару. Сестра шевелится.

– Э?

– Не могу заснуть.

Лара озабоченно хмурит брови.

– Опять кошмары? – спрашивает она, натягивая одеяло мне на плечи, но я снова сдергиваю его с себя и отвечаю:

– На сей раз нет. Я думала про замок. Помнишь, что говорила тетушка Бертэ? Якобы в Мезон-де-Пёплье, где мадам Жюстина была гувернанткой у детей Гюйо, ей отвели комнату в башне. А что сегодня рассказывал Паскаль? Про призрачные огни, которые он будто бы видел. Тебе все это не кажется загадочным? Таким же загадочным, как и гибель мадам Жюстины!

– Загадочным? Это трагедия.

– Но разве тебе не любопытно, что это было – там, в башне?

– Нет! – решительно отрезает Лара и закрывает глаза.

– Лгунья, – подзуживаю я сестру. – Когда я расспрашивала Бернадетту про мадам Жюстину, то посматривала и на тебя! Ты была заинтригована не меньше меня.

– Это не наше дело, – отвечает Лара, снова открывая глаза и с упреком глядя на меня.

– Но ты не думаешь, что мы могли бы осмотреть ее завтра после ужина? Башню. Может, я попрошу тетушку Бертэ показать ее нам?

– Это означало бы воспользоваться добротой тетушки, Софи. Она приглашала нас туда на ужин. И не хочет предавать доверие своего хозяина.

Моя сестра всегда такая щепетильная, и это раздражает, даже если в глубине души я знаю, что она права. Но за последние недели что‑то во мне изменилось, словно натянулась некая струна, и теперь я не в силах выбросить из головы комнату в башне.

– Завтра… – сонно лепечу я, закрываю глаза и вскоре засыпаю. Впервые с тех пор, как умер папа, мне не снятся грохочущие фургоны, барахтающиеся лошади и окровавленная вода. Мне снится башня, высящаяся в темном небе над остальным замком.

Секреты

Жуи-ан-Жуван

Софи

– Налить вам еще, тетушка? – спрашиваю я, и Лара подозрительно смотрит на меня через стол.

– Non, merci  [37], София, – отвечает тетушка Бертэ, допивая остатки вина. – Иначе я утром не встану!

Я стараюсь, чтобы Лара не заметила мои нахмуренные брови.

С того самого момента, как мы сели ужинать, я ловлю возможность, чтобы расспросить тетушку. И, оглядывая пустые тарелки, понимаю: сейчас или никогда. Все рассказанное нам о смерти мадам Жюстины Бернадеттой, Сид и Паскалем страшно распалило мое воображение.

– Тетушка Бертэ, – внезапно решаюсь я, – какого вы мнения о мсье? – Последнюю фразу я произношу скороговоркой, избегая взгляда сестры.

Тетушка явно сконфужена.

– Какого я мнения о мсье? Ну, я уже говорила, он бывает неловким… порой чудаковатым. Но хозяин он неплохой.

– Однако мсье больше не занимается фабрикой? – допытываюсь я. – И сторонится дел, не так ли? Разве что утверждает узоры обоев.

Лара предостерегающе тычет меня под столом в бедро. Сестра, может, и осуждает мое любопытство, но не мама. Я кошусь на нее, с нетерпением ожидая тетушкиного ответа: мне всегда хотелось знать о слабостях людей, подобных мсье.

Тетушка бросает салфетку на стол: в ее жесте сквозит удивление с легкой примесью раздражения.

– Кто тебе сказал?

– О, просто другие работники болтали, – отвечаю я, не признаваясь, что это был Жозеф.

– Об этом судачит вся фабрика, сестрица, – вступает в беседу мама. – За те недели, что мы здесь, я видела этого человека лишь мельком.

Тетушка Бертэ беспокойно кривит губы, щеки ее краснеют.

– Ну, это оттого, что последние годы, после смерти жены, мсье было очень трудно… заниматься делами, выходить на улицу, общаться с другими людьми. Я уже говорила: он сам не свой с тех пор, как она умерла.

Я упорно гну свое:

– Кто‑то из фабричных уверял нас, что ее смерть была подозрительной.

Лара выразительно смотрит на меня и незаметно качает головой.

– Чтоб их совсем! – восклицает тетушка Бертэ. – С какой стати они распускают языки…

– Но что случилось с мадам Жюстиной, тетушка?

Ее лицо омрачается, и я тут же жалею о своем вопросе. Как бы меня ни терзало любопытство, я понимаю – как всегда, слишком поздно, – что Лара, вероятно, была права. Мне вообще не следовало расспрашивать бедную женщину.

Тетушка Бертэ опускает голову.

– Знайте, что мне совсем не нравится обсуждать подобные вещи, – отвечает она, похлопывая себя по щекам тыльной стороной ладоней. – Все это было так ужасно!

– Простите, – бормочу я. – Конечно, если это вас расстраивает, нам не стоит об этом говорить.

– Софи права, – добавляет Лара. – Спасибо вам за чудесный ужин.