Тоже Эйнштейн - Бенедикт Мари
— Так это и есть знаменитая госпожа Марич, — сказала наконец госпожа Эйнштейн. Не мне, а Альберту. Как будто меня и вовсе не было в комнате.
— Она самая, — сказал Альберт.
В голосе Альберта слышался намек на улыбку, отчего я почувствовала некоторое облегчение и сумела выговорить:
— Рада наконец-то познакомиться с вами, фрау Эйнштейн. Ваш сын говорит о вас часто и с большой нежностью.
Кивнув Альберту в знак признательности за комплимент, фрау Эйнштейн вновь устремила на меня свой суровый взгляд и впервые обратилась напрямую ко мне:
— Ваша семья родом из… — Она сделала драматическую паузу, словно ей больно было даже произносить название моего родного города. — Из Нови-Сада, так?
— Да, я там росла — по крайней мере, какое-то время. И там до сих пор живут мои родители, — ответила я с принужденной улыбкой.
За этим последовала долгая пауза, а потом фрау Эйнштейн снова заговорила.
— Насколько я понимаю, вы такая же книжная душа, как и мой Альберт.
Это не звучало как комплимент, и я не знала, как реагировать. Альберт внушал мне, что его мать, при всех ее невыносимо буржуазных интересах и воззрениях, в остальном совершенно безобидна. Однако по этому ее замечанию я сразу поняла, что это неправда. Она обладала некой тайной властью над своей семьей, включая Альберта, и намеревалась использовать ее против меня. Это не сулило ничего хорошего, поскольку на меня она смотрела с неприкрытым неудовольствием.
Чем я заслужила ее неприязнь? Может быть, ей не нравится, что я не еврейка? Альберт говорил, что воспитание у него было скорее светское, так что едва ли это была единственная причина. Может быть, дело в том, что я студентка университета, а не девушка более традиционных взглядов, готовящаяся к замужеству? Да нет, не может быть: родители Альберта ведь хотят, чтобы их Майя тоже получила университетское образование. Возможно, фрау Эйнштейн невзлюбила меня просто за то, что я из Восточной Европы.
Я стала перебирать в голове возможные ответы, но тут же поняла: что бы я ни сказала, это ее не умиротворит. Ее неприязнь зародилась раньше, чем она меня увидела. И я решила ответить честно.
— Если вы имеете в виду, что я серьезно отношусь к учебе, фрау Эйнштейн, то это чистая правда.
Альберт сообразил наконец, что наши переговоры вот-вот окончатся катастрофой, и вмешался:
— Фройляйн Марич и мне не дает валять дурака, мама.
Однако мать не клюнула на эту приманку, и Альберт перевел разговор на Арау и Винтерлеров. Пока Альберт с матерью и сестрой перемывали им кости, герр Эйнштейн жестом пригласил меня сесть и предложил налить чаю. Мы потягивали чай из дымящихся чашек, делая вид, что слушаем остальных; его жизнерадостная натура все же пробилась сквозь баррикаду, выстроенную женой, и мы обменялись парочкой приятных фраз. Однако фрау Эйнштейн не преминула вознаградить любезность мужа испепеляющим взглядом.
Стараясь отогнать от себя мысли об этом неприятном разговоре с матерью Альберта, я перевернула письмо и взглянула на подпись. Первым моим чувством было облегчение. Письмо было не от его матери. Но потом я поняла, что оно и не от Майи. Оно было подписано некой Юлией Ниггли.
Ваше приглашение помочь вам скоротать часы за дружеским досугом весьма заманчиво. Я хотела бы навестить вас в Метменштеттене, если вы планируете быть там с родными в конце августа. Пожалуйста, напишите мне.
Я снова перевернула страницу, чтобы прочитать сначала, и тут Альберт спросил:
— Какая блестящая теория Друде тебя так захватила?
— Меня не Друде захватил, Альберт.
— Не он?
— Нет, не он. Юлия Ниггли.
Он ничего не сказал, но щеки у него вспыхнули.
Я сунула ему в руку письмо.
— Я отлично знаю, как выглядит твой «дружеский досуг», и мне не хочется даже думать о том, что ты проводишь его с Юлией Ниггли — не знаю, кто она такая. Как ты это объяснишь?
Он пробежал взглядом первую страницу и протянул мне письмо обратно.
— Посмотри на первую страницу, Долли. Какую дату ты там видишь?
3 августа 1899 года. Я покачала головой: при виде этой даты мне стало совсем нехорошо.
— Примерно в то же время ты писал мне записочки из Арау — я была тогда в Шпиле, в Каче.
Я хорошо помнила те записки от Альберта. Некоторые даже выучила наизусть. Прошлым летом я оказалась запертой в Шпиле: в деревне свирепствовала скарлатина, и любовные письма Альберта были моим утешением.
— Именно. Прошлым летом я был в Арау и Метменштеттене со своими родными, которые, как ты отлично знаешь, в курсе моих отношений с тобой. Боже мой, да мама и Майя даже делали приписки к моим письмам для тебя. Фройляйн Ниггли — подруга семьи, я с ней несколько раз играл на скрипке. Вот и все.
Объяснение было правдоподобное, однако мои подозрения оно развеяло не до конца.
— Зачем же ты писал ей после этого?
— Потому что она как раз искала место гувернантки, а моя тетя искала гувернантку. Я свел их друг с другом.
Я вдруг почувствовала себя глупо. Как я могла усомниться в своем Джонни? Я никогда не видела от него ничего, кроме верности и преданности, — даже когда сама так долго отталкивала его. Настоящим поводом для волнений было его упрямство по отношению к Веберу и перспективы устройства на службу, но никак не его любовь ко мне. Я начала было извиняться, но он прервал меня.
— Нет, Долли. Тебе не за что просить прощения. Я бы повел себя точно так же, если бы нашел в твоем учебнике записку от другого мужчины. Ревность — чувство тяжелое и непредсказуемое, даже если беззаветно доверяешь своему любимому. Знай же, что после этого лета в пошлом обывательском мирке моих родителей и их пресных друзей, таких как фройляйн Ниггли, я стал еще больше ценить тебя.
— Ты клянешься, что это правда?
— Да, Долли.
— Даже несмотря на то, что твои родители настойчиво уговаривают тебя бросить свою смуглую чужестранку и найти девушку получше? — Как только мать Альберта поняла, что у нас с ним не просто мимолетный роман, и осенью встретилась со мной, ее любезные, хотя и очень сдержанные приветы, которые я получала в письмах прошлым летом, сменились назойливыми советами Альберту подыскать себе за зиму более «достойную» партию. От ее напора у меня все сжималось внутри. Только Майя по-прежнему слала приветы в письмах, которые Альберт писал мне, когда мы были в разлуке. — Например, такую, как эта Юлия Ниггли?
— Долли, как бы косо мои родители ни смотрели на твои ученые замашки, они никогда не навязывали мне ни фройляйн Ниггли, ни какую-то другую девушку. Они знают, что это бессмысленно. Знают, что я люблю только тебя.
Я заулыбалась ему. Когда же я оторвала взгляд от его глаз, то увидела перед собой негодующее лицо фрау Энгельбрехт.
— А, фройляйн Марич. Я должна была догадаться, что вы приятно проводите время в гостиной с герром Эйнштейном. Это объясняет, почему вы проигнорировали звонок к обеду. — Я редко видела ее такой сердитой. Но ведь и правда — я вопиюще нарушила распорядок. — Фройляйн Дражич и фройляйн Бота ждут.
— Прошу прощения, фрау Энгельбрехт. Я сейчас же иду в столовую. — Я сделала книксен, кивнула Альберту и поспешила к двери. — Всего хорошего, герр Эйнштейн.
Уже за дверью гостиной я услышала, как фрау Энгельбрехт выговаривает Альберту:
— Вы стали здесь постоянным гостем, герр Эйнштейн. Кажется, мне скоро придется взимать с вас плату за те часы, которые вы проводите в моей гостиной.
Тон у фрау Энгельбрехт был совсем не для светской беседы. Я остановилась послушать, что они скажут друг другу.
Альберт ответил только через долгую минуту.
— Извините, если я вас огорчил, фрау Энгельбрехт. Я всегда стараюсь уходить до начала ужина или приходить только после его окончания, как того требуют правила вашего дома.
Похожие книги на "Тоже Эйнштейн", Бенедикт Мари
Бенедикт Мари читать все книги автора по порядку
Бенедикт Мари - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.