Евпраксия - Антонов Александр Ильич

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76

В такую секту предстояло вступить молодому маркграфу Генриху Штаденскому. Но если бы он знал определённо, что ждёт его в секте, то взбунтовался бы, покинул Майнц и спрятался бы за крепостными стенами замка Штаден. Но нет, он шёл туда слепым, потому что Деди не просветил его. Прозрение придёт к нему слишком поздно, чтобы он мог защитить свою жизнь и жизнь близких ему людей. Вожди николаитов умели держать своих сопричастников в руках, и никому из них не удавалось избежать кары.

Ранним вечером маркграф Деди вновь появился в покоях Генриха. Он велел слуге одеть господина в торжественное платье, опоясать мечом, потребовал подать кубки с вином. Когда слуга принёс вино, Деди сам подал Генриху кубок и сказал:

   — Выпьем за то, чтобы ты, ваша светлость, удачно прошёл посвящение в рыцари ордена николаитов.

Генрих взял кубок без особой охоты. Но ему? не хотелось ударить лицом в грязь, и он выпил вино лихо, с силой ударил кубком о стол.

   — Я буду рыцарем и не посрамлю чести маркграфов Штаденских! — воскликнул он, и на его девичьем лице появилась лихая улыбка.

   — Я верю, что всё будет так, как сказано тобой, — заметил Деди. — А теперь нам пора в путь.

Маркграфа Деди и Генриха у крыльца чёрного входа ждала крытая коляска, и поехали они куда-то за город замысловатой дорогой. Но Генрих не присматривался к ней. После выпитого вина ему стало весело, он жаждал познать что-то необычное, спешил вперёд с отвагой даже тогда, когда они спускались в какое-то подземелье под замок «Орлиное гнездо». Ему пришлось идти согнувшись вдвое. Наконец они вошли в большой колонный зал, освещённый факелами. В зале собралось уже человек тридцать. Всё это были молодые знатные вельможи. И кое-кого из северян Генрих знал. Лишь только маркграфы появились, к ним подошёл барон Ламберг.

   — Ваша светлость, — обратился он к Деди, — идите к императору, он ждёт вас.

Деди и Генрих последовали за Ламбергом. Они вошли в неосвещённый коридор, поднялись по лестнице и вскоре оказались в небольшом покое, стены и потолок которого были обиты шёлковой голубой тканью. Император сидел у очага, где ярко пылал огонь. Деди, показавшись ему, тут же скрылся за дверью. Два Генриха остались одни.

   — А, маркграф, тёзка, — приветствовал гостя император. Он встал, подошёл к столу, взял широкий кубок с вином и подал «тёзке». — Вот тебе чаша с духом Спасителя. Выпей, и мы совершим обряд посвящения тебя в члены ордена николаитов.

   — Благодарю, государь, — ответил маркграф, отважно взял чашу и припал к ней, выпил одним духом.

А дальше всё, что он творил и что над ним вершили, проплывало перед ним, словно в тумане. Он смутно понял, что его куда-то повели и там было совсем земно, что его раздевали до пояса, и потом он увидел в свете факела нечто торчащее из стены, похожее на острие меча, и он грудью припадал к острию, из груди у него полилась кровь в приложенный к телу сосуд. Кто-то твердил ему слова клятвы, он повторял их. Но вот к его телу приложили какую-то приторно пахнущую тряпицу, уняли кровь — боль исчезла.

Маркграфу стало весело, он захохотал и потянулся к мечу, дабы ещё раз испытать боль. Но его удержали и одели. К нему подошли император и барон Ламберг, который держал образ святого Николая и на нём лежала бумага. Император обмакнул лебединое перо в том сосуде, в который слилась кровь маркграфа, и подал ему перо.

   — Подпишись, утверждая клятву, — сказал император.

Маркграф взял перо и отважно, чётко написал на бумаге «Генрих Штаденский». На этом смутные видения Генриха оборвались. Он будто прыгнул в прорву тьмы и беспамятства.

В себя маркграф пришёл в своей постели. Горел светильник, окно было завешено, и Генрих не мог понять: ночь или день на дворе. Он чувствовал себя бодро, в ясной голове постепенно всё высветлилось из того, что с ним произошло в подземелье. Он подумал: «Как это забавно!» И позвал слугу, дабы одеться. Лишь только слуга одел его, Генриху тотчас потребовалось найти маркграфа Деди и поделиться с ним прекрасным состоянием духа. Он радовался даже тому, что испытывал боль от раны на груди. Ещё ему захотелось увидеть императрицу Берту и поцеловать ей руку. Откуда прихлынуло это желание, Генрих не знал, но оно уже не давало ему покоя. И он сказал слуге:

   — Фриц, сбегай в императорские покои и узнай, могу ли я прийти к государыне на поклон.

Но Фриц остудил его пыл:

   — Ваша светлость, на дворе ночь, все спят.

   — Странно. Вот я уже выспался, а всё ещё ночь...

   — Но вы проспали ровно сутки. Вы были слишком хмельны, когда вас принёс на руках граф Деди.

У Генриха никогда не было так прекрасно на душе, и он весело рассмеялся.

   — Вот уж, право, не ожидал от себя такой прыти!

Так, весёлым времяпровождением и попойками началось служение Генриха в секте николаитов. Но, посещая раз в неделю подземелья старого замка, ему не удавалось побывать в некоторых залах самого замка. Да он и не стремился к этому, каждый вечер отдаваясь на волю маркграфа Деди. Генриху нравились замысловатые ритуалы николаитов и то, что хмельное, какое они там пили, не приносило головной боли, что его учили настоящим рыцарским делам. Он полюбил ристалища, кои иногда устраивались там, и с каждым разом прибавлял в искусстве владения мечом, щитом, копьём. Л вскоре Деди просветил его в том, что в ордене есть и другие увеселения, что в замке течёт совсем другая жизнь николаитов, нежели в подземельях.

И спустя месяц после вступления в орден он прикоснулся к той сверхтаинственной жизни николаитов. Вначале всё было как обычно. Но когда Генрих набрался хмельного и был весел, Деди повёл его тайными ходами в замок. Вскоре они поднялись на второй этаж, и Деди распахнул перед Генрихом дверь в небольшой покой, где их встретили две обнажённые девы, подпоясанные золотыми поясками. Красивые и стройные, они ласково улыбались. И Генрих ещё не пришёл в себя от удивления, как златокудрая девушка подошла к нему и принялась снимать с него одежду, нежно приговаривая: «Ах ты, славный ангелочек!» Генриху было весело, и он отважно позволил себя раздеть. Рядом с ним так же вольно другая девица раздевала маркграфа Деди. Девицы управились быстро и повели Генриха и Деди на просторное ложе. Златокудрая ласкалась к груди Генриха, и ему казалось, что это нежится на нём ласковая кошечка. Он поднял девицу на руки и опустил её на ложе, сам принялся ласкать её лицо, упругие груди, всё красивое тело.

Той порой Деди уже спрятал под собой свою нимфу, и они тешились тем, чем извечно тешатся в час вожделения любовники. Всё было по-другому на второй половине ложа. Ощущая огонь в груди, Генрих не почувствовал, чтобы сей огонь охватил всё его существо, и то, что должно было войти в лоно лежащей под ним девицы, оставалось куриным пупком, выступающим из густой опушки. Девицу сие не смутило. Она выскользнула из-под Генриха и, уложив его на спину, попыталась оживить то, чего ей так хотелось вкусить от «ангелочка». В Генрихе, как показалось ему, проснулся мужчина, он почувствовал, как «пупок» заострился, даже болью его обожгло. Что-то он делал с девицей и, по его мнению, исполнил свой долг. Он не утратил весёлости, смеялся, щекотал девицу, а она грустно улыбалась, и в душе у неё разлилась жалость к юному скопцу. С этой жалостью златокудрая одела Генриха и выпроводила из покоя. За дверью Генрих столкнулся с новыми посетителями — их было двое — и с беззаботным смехом посмотрел им вслед. В этот миг появился Деди и, обняв Генриха, повёл его в залу, где за столами веселилась большая компания. Выпив кубок вина, Генрих с гордостью сказал:

   — Здорово же мы с тобой развлеклись, Деди.

Искушённый в познании женщин маркграф Саксонский лишь кивнул на этот возглас. Златокудрая шепнула ему, когда он уходил:

   — Не приводи больше ко мне ангелочка. Ему ходить в евнухах.

И теперь, поглядывая на прекрасное лицо молодого маркграфа, Деди с горечью подумал: «Юный друг, носить тебе терновый венец, с ним и сойдёшь в могилу». Фаворит императора, он знал о его замыслах по поводу княжны Евпраксии и маркграфа Штаденского. И вытекало из этих замыслов то, что терновый венец Рыжебородый уже приготовил ему.

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76