Голоса потерянных друзей - Уингейт Лиза

Я замечаю, что он слегка втянул голову в плечи. Кажется, надо сбавить напор.

Незаметно я вытираю влажные от пота ладони о строгую юбку, которую я тщательно выстирала, отгладила и дополнила туфлями на каблуке — чтобы придать себе солидности и чуточку роста. Густые кудри — спасибо итальянским корням — я собрала в тугой французский пучок, добавила любимые украшения… Словом, сделала все, чтобы произвести хорошее впечатление Но нервы и впрямь подводят.

Я делаю вдох:

— Простите, что так на вас накинулась. Я просто подумала: раз книги особо никому не нужны и просто собирают пыль на полках, да к тому же, если можно так выразиться, тоскуют там одни… Словом, я хотела вам предложить пожертвовать библиотеку — или хотя бы ее часть — на это благое дело. Большую часть книг я бы пристроила у себя в классе, а остальные использовала бы для обмена с книготорговцем, у которого работала в годы учебы в колледже. Рада буду провести каталогизацию фонда и проконсультировать вас по любому вопросу — хоть по телефону, хоть при личной встрече. Вы сейчас не в городе живете, я правильно понимаю?

Он напряженно вскидывает плечи. Под загорелой кожей взбухают бицепсы.

— Все так.

Про себя я отмечаю: «Больше об этом не упоминать!»

— Зря я, наверное, вот так на вас накинулась ни с того ни с сего. Ничего лучше в голову не пришло. Я пыталась с вами связаться — не вышло.

— То есть вы хотите, чтобы я пожертвовал вам библиотеку? — он вскидывает голову, будто ожидая удара в подбородок. И я мгновенно отвлекаюсь от нашего разговора. У него удивительные глаза — цвета морской волны. Такие кажутся то зелеными, то светло-карими, то голубовато-серыми. Сейчас в них отражается утреннее луизианское небо, мрачное, пасмурное, встревоженное и серое. — Вопросами пожертвований из семейного фонда занимается отдел связей с общественностью нашей компании. Передача книг школе — это как раз-таки его работа. Именно для таких целей мой дед и создал этот фонд.

— Рада это слышать! — отвечаю я и про себя отмечаю две вещи. Первое: несмотря на неприязнь, которую, как мне показалось, питают к Госсеттам горожане, младший внук производит впечатление неплохого человека. Второе: наш разговор омрачил его беззаботное настроение, и его дружелюбие сменилось настороженностью и даже подавленностью. — Но видите ли… Я пыталась связаться с «Торговым домом Госсеттов». Без конца оставляла вам сообщения, пока секретарши не начали узнавать меня по голосу. Но в ответ слышала одно: «Заполните бланк обращения». Я его заполнила. Но это дело не может ждать неделями и месяцами. Мне надо найти способ заинтересовать этих детей в учебе. И как можно скорее. Я бы купила книги на свои средства, если бы могла, но я только что переехала, к тому же это мой первый год работы в школе и… сами понимаете… лишних денег у меня нет, — румянец заливает мои уши и щеки, а потом медленно растекается по всему телу горячей, липкой волной. До чего же все это унизительно! Не хватало еще на коленях вымаливать возможность делать свою работу. Так быть не должно! — Вот я и подумала: раз книги в Госвуд-Гроуве все равно стоят без дела, почему бы не воспользоваться некоторыми из них?

Стоит мне упомянуть о поместье, как он удивленно сдвигает брови и стискивает зубы. Я начинаю понимать, что он только теперь догадался об истинной сути моей просьбы. И, наверное, думает, откуда я вообще знаю о библиотеке.

Стоит ли рассказать ему всю правду? В конце концов, я пробралась на его территорию незаконно!

— Один ученик рассказал мне о библиотеке вашего деда. А поскольку я живу буквально по соседству, то прогулялась до поместья и заглянула в окошко. Вы не подумайте, я не из тех. кто любит забираться в чужие дома, — но я безнадежный библиофил и не смогла устоять.

— Так вы живете неподалеку?

— Арендую ваш домик у кладбища. — Надо же, выходит, он еще меньше осведомлен о судьбе собственного имущества, чем я думала! — Там еще раньше жила мисс Ретта. Мне стоило сразу об этом сказать! А я понадеялась, что вы вспомните мою фамилию. Это мне тетя Са… точнее, Донна чинила крышу.

Он кивает, наконец поняв, что к чему, — вот только эта новость его, кажется, совсем не радует.

— Ах да! Прошу прощения. После того как с мисс Реттой случился удар, дом долго простоял в запустении. Видимо, ее родня наведалась туда и привела все в более-менее божеский вид. Полагаю, агент думал, что окажет мне добрую услугу, если отыщет жильца, но вообще-то сейчас дом для жилья не слишком пригоден.

— Погодите-ка. Я ведь вовсе не жалуюсь. Мне у вас очень нравится. Меня все устраивает. Мне нравится жить чуть в стороне от города, да и с соседями повезло — они у меня такие тихони, что их и не слышно!

Сперва он пропускает эту шутку мимо ушей, но потом все же улыбается уголком рта.

— И то верно, — говорит Натан, а затем деловито продолжает: — Но я хочу, чтобы вы понимали, что не сможете остаться тут надолго. Эти планы пока не обнародованы, так что я попросил бы вас ни с кем не делиться этой информацией. Но вас она касается напрямую, так что я скажу. Кладбищенское начальство планирует выкупить территорию, на которой стоит дом. До Рождества можете жить там спокойно, но потом придется подыскать себе новое место.

Паника накрывает меня волной, точно цунами, потопив и мое любопытство, и хлопоты о книгах для учеников, и все остальное. Переезжать посреди учебного года? Искать жилье в городе, где выбор и так невелик, а особенно по приемлемой для меня цене? Перевозить вещи? Я просто в ужасе!

— А нельзя ли мне остаться в доме до конца учебного года?

— Прошу прощения, но сделка уже оговорена, — отвечает Натан, отводя взгляд.

Я прижимаю ладонь к груди, силясь унять тревогу, которая стремительно разрастается, — так бывало всякий раз, когда мать объявляла мне о новом переезде. Оставив позади кочевое детство, я превратилась в человека, который как никто ценит свое гнездышко. Для меня пространство дома священно. Это место, где живут мои книги, грезы и удобное кресло для чтения. И мне просто необходим маленький деревянный домик на тихом поле, у кладбища, где можно гулять по тропинкам вдоль старой фермерской дамбы, дышать полной грудью, успокаиваться, приводить мысли в порядок.

Проглотив язвительное замечание, я расправляю плечи и говорю:

— Поняла вас. Ничего не попишешь: уговор есть уговор… видимо.

Он хмурится, но я вижу, что его решимость крепнет.

— Так что насчет книг? — Надо хотя бы попытаться договориться, а у меня уже слишком мало времени, и вся наша встреча рискует обернуться провалом.

— Книг… — Натан потирает лоб. Кажется, он уже порядком устал то ли от меня, то ли от ситуации, то ли от того, что у него вечно что-нибудь просят. А может, от всего сразу. — У моего агента есть ключ от поместья. Я свяжусь с ней и дам разрешение на то, чтобы вы его взяли. Сам не знаю, что там хранится, в этой библиотеке, но судья был заядлым читателем, а кроме того, не мог пройти мимо ребенка, торгующего энциклопедиями или подписками на «Ридерз дайджест», а может, еще на что-то. Последний раз, когда я туда заходил, комната была забита под завязку, а в шкафах стояли нераспечатанные коробки с новыми книгами. Кто-то же должен вынести все это барахло.

Я мгновенно теряю дар речи. Вынести все это барахло? Это каким же надо быть неандертальцем, чтобы так говорить о книгах?!

А потом я вспоминаю кое о чем:

— Агент заболела. Ее нет в офисе. Неделю назад я сама туда заезжала и видела табличку на двери.

Натан хмурится — видимо, он впервые об этом слышит. Он опускает руку в карман, выуживает связку ключей и начинает снимать нужный. Когда ему наконец это удается, он с нескрываем раздражением протягивает мне ключ:

— Берите все, что пожелаете, но хотел бы, чтобы наш разговор остался между нами. Если столкнетесь во дворе с Беном Райдаутом — он может зайти, чтобы постричь газон, — скажите, что пришли по моему поручению. Подробностей он выспрашивать не станет. — Было трудно не заметить, как он вдруг ожесточился. Произошло это как-то внезапно и напомнило мне мою собственную панику от новости о переезде. — Никаких списков книг слать не надо. Мне все равно. Не хочу ничего об этом знать. Мне ничего не нужно.