Честь самурая - Ёсикава Эйдзи

— Ты скоро уходишь?

— Дисциплина в крепости строгая. Да, вот еще что, матушка, — тихо сказал он. — Люди плетут небылицы о моем господине, но поверьте, князь Нобунага на людях и в крепости Нагоя — два разных человека.

— Похоже на правду.

— Его положение незавидное. У него мало подлинных союзников. Многие его приверженцы и даже родственники настроены против него. Ему девятнадцать, и он совершенно одинок. Вы ошибаетесь, думая, что на свете нет горше страданий голодных крестьян. Поверьте мне, нужно еще немного потерпеть. Мы не должны сдаваться из-за наших слабостей. Мы оба — мой господин и я — на дороге к счастью.

— Пожалуйста, не торопи события. Как бы высоко ты ни поднялся в этой жизни, самую большую радость я чувствую сейчас.

— Поберегите себя. Не надрывайтесь на работе.

— А ты не мог бы еще немного задержаться?

— Пора в крепость.

Он встал и молча положил немного денег на соломенную циновку, на которой сидела мать. Окинул взглядом маленький сад — хурму и хризантемы у ограды, — остановил взгляд на амбаре.

В этом году он больше не появлялся дома, но в канун Нового года в Накамуру заглянул Отовака. Он передал матери Хиёси немного денег, лекарства и шелк на кимоно.

— Он по-прежнему слуга, — рассказал Отовака. — Когда ему исполнится восемнадцать, он получит прибавку к жалованью, и собирается купить в городе дом, чтобы жить в нем вместе с вами. Он странный немного, но умеет нравиться людям. Считай, он чудом избежал неминуемой смерти на реке Сёнаи. Видать, везучий, дьяволенок!

Новый год Оцуми встречала в новом кимоно.

— Мне прислал его мой младший брат Токитиро, который служит в крепости!

Она рассказывала об этом всем и всюду. Оцуми буквально через слово упоминала имя младшего брата.

Буйный нрав Нобунаги время от времени сменялся приступами тоски и уныния. Многие считали, что князь специально дает передышку своему норову.

— Приведите Удзуки! — заорал он однажды и помчался на поле для верховой езды.

Его отец Нобухидэ всю жизнь провоевал, и у него никогда не оставалось времени на отдых в своей крепости. По многу месяцев он воевал то на западе, то на востоке. По утрам он успевал отслужить поминальную службу по предкам, выслушать прошения вассалов, послушать лекцию о старинных трактатах. До вечера он упражнялся в военном деле и занимался делами провинции. Завершив повседневные дела, он изучал труды по воинскому искусству или держал совет с избранными приближенными. Порой он вспоминал о своем большом семействе. Стоило Нобунаге занять место отца, и привычный распорядок рухнул. Ему была отвратительна мысль о заранее определенном расписании. Нобунага был человеком настроения, а его ум — переменчив, как вечерние облака. Он внезапно хватался за дело и так же бросал его. Казалось, и тело его, и душа противятся любым правилам.

Характер князя обременял жизнь его чиновников и соратников. Сегодня он сначала посидел за книгой, потом смиренно проследовал в буддийский храм, чтобы помолиться предкам. Внезапное громогласное требование подать коня прозвучало в тиши храма как гром среди ясного неба. Оруженосцы не сразу сообразили, откуда исходит странный приказ. Они вывели коня из стойла и подвели к князю. Нобунага промолчал, но на лице его было недовольство их нерасторопностью.

Белый конь Удзуки был любимцем князя. Он притерпелся к хозяйской жестокости и не замечал ударов плетки. Нобунага часто водил Удзуки под уздцы, жалуясь каждому на его медлительность. Иногда он велел силком поить коня. Конюх с трудом разжимал Удзуки челюсти и вливал воду в глотку. Нобунага ухватывал коня за язык, мучая его.

— Удзуки, у тебя злой язык, поэтому ты едва ноги переставляешь, — сказал князь.

— Он немного простудился.

— Может, возраст сказывается?

— Он был здесь еще при старом князе.

— Что ж! Уздуки не единственный, кто состарился и одряхлел в этой крепости. Со времен первого сёгуна сменилось десять поколений, и мир закоснел в церемониях и обмане. Все вокруг старые и жалкие!

Нобунага разговаривал с самим собой, словно сетуя на судьбу. Он вскочил в седло и сделал первый круг по полю для верховой езды. Он был прирожденным наездником. Его учителем в этом искусстве был Итикава Дайскэ, но чаще всего князь ездил в одиночестве.

Внезапно Нобунагу обогнал темный рысак, несшийся с бешеной скоростью. Отстав от него, Нобунага впал в ярость.

— Городза! — заорал он, устремляясь вдогонку.

Городза, отважный молодой человек лет двадцати четырех, старший сын Хиратэ Накацукасы, служил командиром стрелков. Его полное имя было Городзаэмон, и у него было двое братьев — Кэммоцу и Дзиндзаэмон. Нобунага гневался. Его обошли, заставили дышать пылью из-под копыт чужой лошади! Он хлестал Удзуки плеткой, тот рванулся вперед. Удзуки летел с такой скоростью, что копыта едва касались земли, а серебряная грива разметалась по ветру. Нобунага нагонял соперника.

— Поберегись, мой господин! Как бы не треснули копыта! — крикнул Городза.

— Сдаешься? — бросил в ответ Нобунага.

Разозлившись, Городза пришпорил своего рысака. Коня Нобунаги везде, даже среди врагов, называли «конем клана Ода», рысак Городзы уступал ему и статью и норовом, но он был моложе, а Городза превосходил князя в верховой езде. Нобунага вырвался вперед, но потом расстояние между всадниками сократилось до двадцати корпусов, затем до десяти, и вскоре они поравнялись. Нобунага не хотел уступить сопернику, но у него перехватило дыхание. Городза обогнал его, обдав своего господина облаком пыли. Взбешенный Нобунага спрыгнул на землю.

— Крепкий коняга! — пробормотал он.

Нобунага не мог признать собственное поражение. Приближенные должны считать, что их господин добровольно отказался от состязания.

— Вряд ли он радуется тому, что его обогнал Городза, — заметил один из оруженосцев.

Они смущенно обступили князя, предчувствуя бурю хозяйского гнева. Один из оруженосцев опустился на колени перед Нобунагой и предложил ему черный кубок.

— Не угодно ли воды, мой господин?

Это был Токитиро, получивший повышение в должности. Он носил за князем его обувь. Должность невысокая, но то обстоятельство, что Токитиро из простых слуг перевели в личную свиту князя, свидетельствовало о небывалой благосклонности господина. За короткое время Токитиро изрядно продвинулся по службе. Он вкладывал душу в любое поручение.

Сейчас Нобунага не заметил и самого преданного слугу. Он не удостоил Токитиро ни взглядом, ни словом, но кубок взял и осушил его залпом.

— Позовите Городзу! — приказал князь.

Городза привязал коня к иве на краю поля. Весть о приказе Нобунаги мгновенно донеслась до него.

— А я и сам собирался к нему, — сказал командир стрелков.

Он отер пот с лица, поправил одежду и прическу.

— Мой господин, я, к сожалению, проявил сегодня неучтивость, — собравшись с духом, произнес он.

Голос его прозвучал бесстрастно.

Нобунага, однако же, подобрел.

— Ловко ты меня сегодня обошел! Откуда у тебя этот рысак? Как его зовут? — миролюбиво отозвался князь.

Оруженосцы успокоились.

Городза, стоя на коленях, поднял глаза на Нобунагу:

— Хорош, верно? Моя радость и гордость! Барышник с севера вел его в столицу, чтобы продать при дворе. Он заломил такую цену, что пришлось продать семейную реликвию — драгоценный чайник, подаренный мне отцом. Чайник носил имя Новакэ, поэтому и скакуна я назвал Новакэ.

— Он стоит любых денег. Конь превосходный! Я заберу его у тебя.

— Но, мой господин!

— Назови цену!

— К сожалению, я не могу принять ваше предложение.

— Повтори, что ты сказал!

— Я вынужден отказаться.

— Почему? Ты купишь другого коня.

— Хорошего коня найти труднее, чем хорошего друга.

— Именно поэтому ты должен уступить его мне. Мне необходим быстрый и выносливый конь.

— Я вынужден отказать. Конь дорог мне не только из гордости и тщеславия, а потому что на поле брани он позволит мне достойно послужить моему господину, а в этом и заключается смысл жизни самурая. Мой господин изволил приобрести коня, но для самурая это не повод отказываться от такого сокровища.