Восстание на Боспоре - Полупуднев Виталий Максимович

Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 179

– Молчи! Уходи в кусты. Это царские люди – фракийцы!..

– Чего шепчешься, как вор! Отвечай на вопрос! – торопил чернявый, готовясь спрыгнуть с коня.

– Готов ответить, – громко и с достоинством, но также не спеша молвил Баксаг, выступая вперед и загораживая собою внука. – Пасечник я, старик, как видишь, и не могу ходить быстро. А пасека – царская!.. Сожжешь ее – не мне, а царю сделаешь убыток!

– Мед есть?

– Есть мед… царский.

– Я – тоже царский! Сотник царского войска! Ем и пью царское!.. Давай мед, неси хлеб!

Всадники соскочили с седел и стали привязывать лошадей к тополям.

Было заметно, что фракийцы чем-то раздражены и пожаловали на пасеку не для того, чтобы полакомиться медом. Они присматривались ко всему. Но в те времена не было иных сладостей, кроме меда, ценимою высоко. Даже среди товаров, вывозимых из Северного Причерноморья, после хлеба и рыбы самым ценным был замечательный скифский мед. Попав на пасеку, фракийцы не могли удержаться от соблазна отведать свежего, душистого меда с хлебом и сейчас предвкушали это удовольствие. Баксаг повернулся к Савмаку, но тот и не думай уводить. Он с мальчишеской запальчивостью наблюдал за незваными гостями, готовый вступить с ними в неравный спор.

– Сказал тебе – уходи, – с сердцем промолвил дед.

Черномазый сотник, передав коня одному из воинов, спросил:

– А это кто такой? Что он делает на царский пасека? Пришел мед есть? А работать на поле кто будет?

– Это – внук мой. Принес мне на пасеку крупу и помог переставить ульи, ибо я же увечен, как и сам ты видишь, о прославленный витязь. Внук мой хороший работник, и старшина хвалит его. Даже обещал взять его на Праздник Сбора плодов к Великому дубу.

– Гм… А других людей не бывало у тебя здесь? – как бы смягчившись, прищурился сотник.

Баксаг покачал головой.

– Если о сельчанах спрашиваешь, то бывают, но редко, все заняты работой, а чужих людей у нас годами не увидишь.

Савмак внимательно разглядывал подвижное лицо фракийца, потом перевел глаза на его одежду и оружие. Поразился величине сарматского меча, привешенного к левому бедру витязя, и опять загляделся на изумительный кривой кинжал в золотых ножнах, покрытых узорами и зелеными камешками. Рукоятка его имела форму головы кобчика с хищно изогнутым клювом и рубиновым, совсем живым мерцающим глазом, который, казалось, с каким-то лукавым ехидством подмигнул подростку. Тот даже вздрогнул от неожиданности. Живой нож!.. Это диво!..

Старик поклонился воину. Сотник долгим, подозрительным взглядом оглядел обоих и, успокоившись, опустился на обрубок бревна:

– Давай твой мед.

Остальные воины, здоровенные чубатые мужи, увешанные оружием, толпились тут же, разговаривали на незнакомом языке и смеялись, показывая пальцами на ульи и бедную хижину пасечника.

Баксаг опять поклонился и вошел в хижину, чтобы принести требуемое. Сердце его колотилось от волнения, хотя он был уверен, что ночной гость давно ушел и сейчас пробирается где-то среди степных трав, спеша на запад. Однако помедлил, осторожно оглянулся, прислушался к голосам царских людей, заглянул за бочки-дуплянки, желая убедиться, что его нет. И отпрянул в испуге.

Скиф продолжал спать, раскинув руки на подстилке. Утомленный, измученный, он проспал рассвет и сейчас сладко посапывал носом.

Старый пасечник растерялся, не зная, что предпринять. Мысли спутались. Потом выпрямился и решил действовать. Торопливо налил в долбленые липовые чашки жидкого меда, накрошил в него сухих лепешек и вышел к гостям.

– Ешьте, – предложил он, – а кто напиться захочет – вода в жбанке. А я займусь своим делом.

Он взял лопаты и внес в хижину. Вышел оттуда и опять вошел. Погремел досками, прислушался. Фракийцы мирно беседовали, чавкали. «Пора», – подумал он. Стал будить спящего. Тот через мгновение был на ногах. Перед ним стоял Баксаг и делал руками предупреждающие знаки.

– Тише, тише… – говорил он одними губами, – ты долго спал. Наехали фракийцы, слышишь, говорят… Я думал, что ты уже далеко…

Гость насторожился, словно готовясь к прыжку. Лицо его залило синей кровью, на лбу выступила испарина. Он прищурил потемневшие глаза, губы скривились.

– Почему, старик, ты не разбудил меня до рассвета?

– Видит бог, заспался. А с вечера думал, что ты сам поднимешься и уйдешь. И хлеб для тебя положил, вот он. Собака меня разбудила. Вижу – всадники… Теперь лежи, не подавай голоса. Я закидаю тебя соломой и разной рухлядью. Они поедят и уедут, тогда и ты уйдешь… А лучше – ночи дождись…

– Хм… – недоверчиво и опасливо взглянул скиф, – добро, спрячь меня.

– Эй, старик! – послышался сердитый голос сотника.

Баксаг поспешно вышел.

Все обошлось бы хорошо, если бы не случилось незначительного происшествия. Сотник, пытаясь разжевать кусок ссохшейся лепешки, выпеченной из черного жмыха с отрубями и древесной корой, наколол язык об острую шелуху, запеченную в хлеб, и сразу разъярился. Он плевая кровь и ругался, мешая слова скифские, фракийские и эллинские.

– Это что ты дал мне? – встретил он старика свирепым окриком, выплевывая на ладонь окровавленную жвачку и бросая ее в лицо старику. – Что это?

– Это хлеб, господин, – смиренно ответил старик, обтираясь рукавом.

– Хлепь? Ты смеешься надо мною, раб! Это – сухой коровий помет! Ты захотел причинить мне боль! Хотел отравить царский сотника?..

Савмака опять изумила брань и неуважительный тон сотника, обращенный к деду и… хлебу. Как он осмеливается бросать хлеб и ругаться? Хлеб был обычный, иного Савмак не ел и не видел. Вкусный, кисловатый. Его ели с молитвой, и считалось большим грехом уронить хотя бы крошку под ноги. Хлеб – это дар богов. Но что это? Сотник оплевал деда Баксага и пустил ему в голову чашку из-под меда. Старик уклонился, но стальная искра блеснула в глазах.

– Это хлеб, господин, какой мы едим…

– Какой ты ешь? Собака, ты дал нам свой рабский хлеб! Как ты смел? Я царев сотник и рабского хлеба не ем!

Черномазый явно раздувал ссору, использовав хлеб как предлог. Он с бранью размахнулся и ударил Баксага плетью. Тот не успел загородиться рукой, и жесткая воловья кожа оцарапала ему скулу.

Савмак опять ощутил приступ незнакомого чувства. Ему хотелось драться. Он не выдержал и кинулся к обидчику с криком:

– За что бьешь дедушку, он старше тебя! Он тебя медом накормил! Хлеб тебе свой отдал!

Фракиец удивленно взглянул на неуклюжего подростка и неожиданно ударом сапога свалил его на землю. Савмак быстро вскочил на ноги, но получил новый ударь в живот.

– Это бунт! – крикнул сотник, обращаясь к воинам. – Связать этого щенка, что бездельничает на пасека!

Но молодой сатавк имел скорые ноги и хороший слух. С быстротой и легкостью степного прыгунка он метнулся к ульям. Воины поспешили было выполнить приказание старшего, но пчелы так сердито гудели, что они остановились в нерешительности. Парень исчез в кустах и наблюдал оттуда.

– Вы оба бунтовщики! – продолжал шуметь сотник. – А ну, старик, давай нам мед, мы его заберем с собою! Иначе твой внук весь царский мед съест!

Баксаг понял, для чего понадобился сотнику скандал с хлебом.

– Мед не мой, витязь, а царский. Возьми, если имеешь право.

– Не разговаривай! Я сам отвезу мед царю. Эй, люди, готовьте сосуды для меда!.. Надо обыскать хижина!..

Старый пасечник похолодел от страха, когда фракийцы бросились в хижину и стали там хозяйничать, вытаскивая дуплянки с медом и пустые. Страшное стало неизбежным. Из хижины послышались удивленные и гневные возгласы, ругательства, потом какой-то шум, грохот и глухой удар. Фракиец с окровавленным лицом выскочил из хижины, крича:

– К оружию! В хижине проклятого старика скрываются лихие люди!

Наемники являлись воинами-профессионалами, и их готовность к бою можно было назвать высокой. Они сразу все оказались в строю с обнаженными мечами, готовые отразить натиск обнаруженного врага.

– Ломай хижина! – приказал сотник. – Их там много не должно быть!

Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 179