Время дракона - Лыжина Светлана

Видя сомнения на лице Петре, государь добавил:

- Конечно, ты можешь вместо побоев оскорблять словесно, но я бы на твоём месте не стал. Ты всё равно не сумеешь подобрать нужных слов. Ты только что пытался оскорбить Глумца, но оскорбил лишь самого себя... и выставил себя дураком. Поэтому уж лучше побей.

Бывший наниматель медленно обошёл вокруг батрака. Добре смотрел с издёвкой и всем своим видом говорил: "Только попробуй ударить, и я сразу же верну тебе эти удары, когда государь уедет. Ты у меня отведаешь и оплеух, и пинков под зад".

Петре сделал ещё один круг, словно примериваясь. Несколько раз поднимал руку, но затем поспешно опускал. Может, раздумывал, не взять ли палку? Наконец, после всех хождений произнёс:

- Я прощаю ему, государь. Ведь христианский закон велит, если ударили по одной щеке, подставлять вторую.

- Значит, дело решено, - сказал правитель. - Ты, Петре, можешь идти.

Зажиточный крестьянин почтительно поклонился, затем попятился, но не торопился уходить совсем, словно ждал чего-то. Глумец тоже ждал, ведь ему уйти не разрешили.

- Добре Глумец, - немного помедлив, произнёс Влад, - я разобрал твоё дело, и разобрал справедливо.

- Да, государь, - батрак поклонился, и на этот раз в его поклоне обнаружилось чуть больше почтения.

- Я судил тебя справедливо, несмотря на твою дерзость, - продолжал князь, - поэтому теперь, когда первое дело решено, мы можем приступить к другому.

- А что за дело, государь? - спросил Глумец больше с любопытством, чем с опаской.

- Дело между тобой и мной, - ответил правитель. - Ты был дерзок со своим государем, и я не могу оставить это так.

- Твоё право, государь, - батрак ещё раз поклонился, но сейчас почтение улетучилось.

В глубине души Влад понимал, что разбирать новое дело, которое он затеял, вовсе не обязательно. "Решил спор за пять минут, но застрял на другом", - сказал правитель сам себе, но, сознавая, что застрял, всё же не мог вырваться. Даже конь просился в путь, устав стоять, но седок сильнее сжал ногами конские бока и потянул повод на себя: "Стой".

- Давай подсчитаем, - проговорил Влад и начал перечислять. - В первый раз ты проявил дерзость, заговорив с государем до того, как государь к тебе обратился. Во второй раз - когда государь указал тебе на недостаток твоего поведения, а ты не внял. В третий раз - когда государь давал тебе наставления, но ты не слушал. В четвёртый раз - когда ты без важной причины торопил своего государя с принятием решения. За каждый из этих проступков тебе положено по семь ударов плетью. Согласен?

- Государь, а как же христианский закон, который велит прощать обиды? - спросил Глумец и добавил. - Ты сейчас едешь в монастырь и должен бы преисполниться смирения.

- До монастыря ещё далеко, - ответил Влад, - поэтому смирения во мне мало. К тому же ты просил, чтобы тебя судил государь, а не паломник. Как видишь, твой бывший наниматель Петре оказался не так уж злонравен, а вот я не стану терпеть твою наглость и подставлять другую щёку.

Произнеся это, правитель оглянулся на своих слуг. Восемь из них спешились. Четверо остались держать лошадей, трое направились к Глумцу, на ходу закатывая рукава, а ещё один слуга, задержавшись возле своей лошади, открыл перемётную суму и извлёк из сумы небольшую плеть длиной примерно в два локтя.

Добре нисколько не смутился. Он спокойно - но достаточно проворно, чтобы ему не взялись помогать - размотал пояс-кушак и бросил возле себя. Затем так же спокойно снял рубаху и бросил рядом с поясом. Казалось, что человек собрался мыться, а не получать двадцать восемь ударов плетью.

Бросив рубаху, крестьянин сделал шаг в сторону, тем самым заставив одного из княжеских слуг, стоявших с закатанными рукавами, посторониться. Придирчиво оглядев траву на обочине дороги, Глумец выбрал место: "Вот, пожалуй, здесь я желаю быть высеченным". На выбранном месте он лёг ничком так, что его фигура напоминала букву "Т". Именно в этой позе положено лежать, когда тебя собираются сечь, а поблизости не оказывается ни лавки, ни бревна.

Княжеские слуги тут же заняли свои места. Один взялся за ноги приговорённого чуть повыше щиколоток и придавил к земле. Двое других слуг зашли со стороны головы, чтобы прижать распластанные руки крестьянина, надавив на области локтей и запястий. Четвёртый слуга снял с себя пояс и кафтан, чтобы они не стесняли движений, взял плеть, перехватил рукоятку поудобнее и спросил Влада:

- Государь, как прикажешь бить? Сильно или умеренно?

- Умеренно, - сказал тот.

Слуга примерился, замахнулся; сделалось удивительно тихо, как бывает, когда шумная толпа затаит дыхание. Вот-вот должен был последовать свистящий удар, но государь вдруг остановил казнь:

- Погоди-погоди. Смотри-ка, до чего интересная спина.

Спина у Глумца выглядела так, будто он отлежал её, несколько часов продремав на жёсткой траве. Однако пятна и полосы, приобретённые таким образом, исчезают очень быстро, а эти даже не думали исчезать, образуя стойкий пёстрый рисунок. Пестрота мешала заметить ещё одну занятную примету спины - отсутствие родинок. Казалось, это спина ребёнка, а не взрослого человека - гладкая донельзя.

Ещё раз оглядев крестьянина, Влад усмехнулся:

- Я решил познакомить тебя с плетью, а ты, оказывается, с ней давно породнился. Думаю, моя плеть способна вразумить тебя не больше, чем старый отец способен вразумить непутёвого сына, - не получив никакого ответа на свои рассуждения, князь спросил. - Может, подскажешь другой способ вразумления?

- Вместо того чтоб вразумлять, отпусти на все четыре стороны, - приподняв голову, ответил Добре. - Ты хочешь убедить меня, что я невоздержан в речах? Я и так это знаю. Язык мой - моя беда и наказание от Бога. Ты, государь, не сможешь отменить это наказание. Езжай-ка лучше в монастырь. Ты зря тратишь время.

- Может, и зря, - с досадой произнёс государь и добавил, - но раз Господь устроил так, чтобы я тебя судил, значит, Он хочет, чтобы ты претерпел.

Сохраняя досадливую мину, Влад кивнул слуге, и тот принялся за дело.

Между тем, толпа крестьян, наблюдавших за судом, начала уменьшаться и редеть. Когда это началось, правитель заметить не успел, но, оглядывая толпу, пока длилось исполнение наказания, вдруг подумал, что народу поубавилось. Наверное, из всех наблюдателей остались самые любопытные. Например, Петре. Этот, как только услышал, что наглецу полагается четыре раза по семь плетей, перестал мозолить глаза государю и вернулся в толпу, однако по-прежнему наблюдал за происходящим, выглядывая из-за лошади одного из государевых слуг.

Приговорённый претерпел двадцать восемь ударов стойко и не издал ни звука, хотя плеть находилась в руках у настоящего умельца. Правда, бил этот умелец умеренно, и плеть была обычная, без всяких палаческих усовершенствований, поэтому удары получались не слишком вредоносными.

- Так что скажешь, Добре? Прав я или нет, наказывая тебя? - спросил правитель, когда сечение завершилось.

- Прав, государь, - ответил крестьянин, по-прежнему распластанный на траве.

- Извлёк ли ты для себя пользу из этого наказания?

- Благодарю, государь, что пытаешься вразумить меня, хотя труд твой напрасен. Лучше б ты ехал в монастырь, - произнёс Добре и улыбнулся.

- Действительно напрасен! Ничему человек не учится! - с досадой воскликнул Влад. - Должен ли я дать тебе ещё семь плетей, которые ты только что заслужил своим ответом?

- Твоя воля, государь. Как скажешь, так и будет.

Влад задумался и посмотрел влево от себя, на дракона, который, усевшись на дороге возле княжеского коня, наблюдал за казнью. "Что посоветуешь?" - мысленно спросил Влад, потому что обращался к змею за советами даже тогда, когда был всецело уверен, что тварь является не злым духом, а выдумкой, то есть знает не больше господина. Дракон, кем бы он ни являлся, всегда соображал хорошо и в этот раз тоже не подвёл - показал хозяину язык, как бы дразнясь, но затем вдруг спрятал и плотно сжал губы.