— Ваше Величество, — я узнал полный восхищения голос Теоделинды, — можно я пойду с вами?
Крики за окном стихли. Я прислушался — не ворвались ли всадники в город. Но на улице не наблюдалось никакого движения.
— Мы все пойдём! — сказал король. — И этого твоего Пипина тоже возьмём с собой. Где ты его прячешь, дочь моя?
С королём лангобардов, его дочерью и свитой я шёл по улице, которую так долго наблюдал из окна каморки. Мне связали руки за спиной, а конец верёвки дали одному из стражников.
У городских ворот стояли небольшие глинобитные строения, некоторые — полуразрушенные. Возле них суетились люди. Снаружи доносились глухие удары. Вдруг раздался страшный грохот. У одного из домиков обрушилась часть стены. Видно, осадная машина снова выпустила камень.
Мы подошли к самым воротам, которые не открывались с момента начала осады. Густая трава проросла под створками. Они подрагивали от мерных ударов с внешней стороны, но пока держались.
— Лезьте на стену оповестите их, — велел стражникам Дезидерий. — Я выхожу.
Двое воинов поднялись и прокричали на латыни:
— Прекратите стучать! Наш король сейчас выйдет!
Удары тотчас стихли.
— Ваше Величество, — Теоделинда выскочила из толпы приближённых, — позвольте мне, можно я открою!
— Сумасшедшая, — проворчала Дезидерата, отворачиваясь. Теоделинда упала на колени перед королём:
— Ваше Величество! Умоляю вас! Заклинаю вас!
Дезидерий поморщился:
— Дайте ей, пусть откроет. Чёрт знает, что такое!
— Створки тяжелы, благородная девица, — предостерёг один из стражников.
— Я сильная! — голос её звенел от слёз, глаза горели безумным восторгом.
Стражники отодвинули тяжёлый позеленевший от времени засов, выдернули траву. Палкой подцепили заколодившую створку.
— Теперь благородная дева должна справиться, — нерешительно произнёс стражник. — Только осторожнее. Там снаружи уже ждут.
— Я справлюсь! Пустите! Отойдите все! — воскликнула Теоделинда и бросилась к воротам. С силой, удивительной для девушки, к тому же истощённой недоеданием, она рванула на себя створку и, выскользнув в щель, отчаянно толкнула её с другой стороны, где столпились франкские всадники в сверкающих доспехах.
Распахнув ворота, она встала в проёме, раскинув руки, и закричала:
— Приди, о мой король! Приведи нас к славе Божией! И не забудь свою верную овечку! Она ведь...
Никто так и не узнал, что сделала несчастная овечка. Воины Карла, ворвавшись в Павию, сбили с ног безумную, ослеплённую экстазом девушку. Копыта коней втоптали в грязь её тело, истерзанное страстью.
Дезидерий перекрестился и закрыл лицо руками, не желая останавливать всадников, устремившихся вглубь Павии. Но его дочь, наша бывшая королева, сохранила присутствие духа и, возвысив голос, обратилась к всадникам на франкском наречии:
— Немедленно вернитесь! Именем Его Величества короля лангобардов! Он здесь и желает говорить с Его Величеством, королём франков!
Как ни странно, её призыв возымел действие. Франкский отряд, уже готовый гибельным вихрем промчаться по улицам павшей столицы, разоряя всё на своём пути, вернулся к воротам и выстроился в ожидании. Двое всадников поехали оповещать нашего короля.
Стражники отнесли тело несчастной Теоделинды под стену одного из уцелевших глинобитных домиков.
Всматриваясь в открытые ворота, я искал взглядом жеребца цвета металла и чуть не пропустил Карла. Он шёл пешком, сопровождаемый верной Хильдегардой. За время моего заточения она разрешилась от бремени и вновь обрела стройность. Его Величество подошёл к лангобардскому королю со словами:
— Господь да хранит Лангобардию. Но не её короля, забывшего обеты христианства и восставшего против Святой церкви.
С этими словами Карл снял с головы Дезидерия его железную корону и надел на себя, поверх золотого обруча, украшенного самоцветами. Оглянулся вокруг и, заметив меня, нахмурился:
— Афонсо! Вот ты где. И как же ты попал сюда?
Мне захотелось провалиться сквозь землю. Что я мог сказать моему королю?
Дезидерий разочарованно произнёс:
— Это не Пипин, как и следовало ожидать. — И добавил, повернувшись к дочери: — Не понимаю, к чему ты обманывала меня?
Карл рассмеялся:
— Смотри-ка, Хильдегарда! Мальчик, укушенный молнией, не устаёт изыскивать способы развлечь нас. Оставишь его в шатре одного — смотришь, а он уже превратился в принца!
Пока Его Величество говорил — Дезидерата, не отрываясь, рассматривала Хильдегарду. Они выглядели полной противоположностью друг другу. Лангобардская принцесса, иссушенная голодом и злыми мыслями, напоминала сейчас ведьму. Наша королева, напротив, несмотря на двое родов и жизнь в походных условиях, не утратила весёлой искорки в глазах, такой же, как у её супруга. От всей её небольшой фигурки веяло добротой и покоем. Дезидерата, не выдержав сравнения, прошипела:
— Королева называется! Никакого благородства. Нос вздёрнутый, будто у торговки рыбой.
Карл метнул на бывшую жену быстрый взгляд и сказал, обращаясь к подъехавшему Виллибаду:
— Эти люди, — он указал на отца и дочь, — сейчас отправятся в монастырь, чтобы в течение своей жизни молиться о прощении грехов. Они совершили большое преступление против своего народа, пытаясь отвратить его от Святой церкви.
Дезидерата, продолжая неотрывно смотреть на королеву, отчётливо произнесла:
— Я скоро умру в монастыре, не познав славы и радости материнства. Но и ты проживёшь недолго...
— Столько, сколько даст Бог, — бесстрашно ответила Хильдегарда, — а за тебя я помолюсь.
Карл, до того словно оцепеневший, встрепенулся:
— Да уведите же их немедленно! — гневно приказал он.
После того как Дезидерия с дочерью увели, Его Величество велел подать себе коня, а королеве — носилки, и в сопровождении свиты приехал на площадь перед замком бывшего короля лангобардов. Там произошло собрание местной знати. Король франков объявил свою волю. Граница между франкским и лангобардским королевствами отныне переставала существовать, но лангобардский народ не терял своего жизненного уклада. Светские законы оставались неизменны, уважение к ним гарантировалось. Сам же Карл отныне именовался королём франков и лангобардов. Никто из жителей Павии, а также других лангобардских городов, не лишался своего имущества, за исключением бывшего короля. Его дворец со всеми сокровищами считался добычей воинов франкской армии.
...Я шёл по лагерю. В нём царило оживление. Воины обсуждали свои доли и готовились к возвращению домой. У одной из палаток скучала Радегунда. Увидев меня, она оживилась и, традиционно не поздоровавшись, спросила:
— Аделаиду уже видел? Чудо-малышка, только слабенькая. Но, может, и выживет.
Я понял, что на этот раз Хильдегарда родила дочь.
Полог королевского шатра откинулся, оттуда показалась голова Карла.
— Афонсо, зайди к нам, разговор есть.
В шатре сидели Бертрада и Хильдегарда с младенцем на руках. Таких маленьких детей мне ещё не приходилось видеть. Девочка спала.
— Поздравляю Ваши Величества! — произнёс я с глубоким почтением. Молодая королева кивнула благодарно и сказала:
— Афонсо, мы с нетерпением ждём рассказа о твоих приключениях.
Я начал подробно описывать всё, что происходило в Павии. Молодую королеву, хоть она пыталась это скрыть, более всего интересовала Дезидерата, Карла — взаимоотношения Дезидерия с лангобардской знатью. Бертрада сидела спокойно, глядя на крошечную внучку. Однако печальная история Теоделинды тронула всех.
— Мой король, — взволнованно произнесла Хильдегарда, — мне кажется, вы должны помолиться за упокой души этой несчастной девушки. Я тоже помолюсь, но ваша молитва здесь нужнее.
— Мой сын часто делает женщин несчастными, сам того не желая, — заметила Бертрада.
— Вы не правы, матушка! — горячо возразила Хильдегарда. — Я так счастлива... так сильно, что... мне даже немножко страшно...
