Битва за Рим - Маккалоу Колин

– Квинт Сервилий покидает нас на несколько месяцев, – молвил Друз, обращаясь сразу ко всем; то была удачная возможность сменить тему.

«Не радость ли блеснула в глазах Ливии Друзы?» – полюбопытствовал Силон. Он считал ее привлекательной особой, но еще не решил, к какой категории женщин ее отнести. По душе ли Ливии ее жизнь, любит ли она Цепиона, нравится ли ей жить в доме брата? Чутье подсказывало ему отрицательный ответ на все эти вопросы, однако уверенности у него не было. Потом Ливия Друза вылетела у него из головы, поскольку Цепион заговорил о своих намерениях.

– …Патавий, особенно Аквилея. Железо из Норика – я попытаюсь приобрести в Норике железные концессии – пойдет в плавильни Патавия и Аквилеи. Главное, что эти области на востоке Италийской Галлии богаты смешанными лесами – идеальными для получения угля. Агенты докладывают, что тамошние березы и вязы так и просятся под топор.

– Но плавильни должны располагаться там, где есть руда, – с интересом присоединился к разговору Силон. – Поэтому Пиза и Популоний и стали городами, где выплавляют железо. Ведь руда доставляется туда прямиком с Ильвы, не так ли?

– Заблуждение, – убежденно произнес Цепион. – Наоборот, Пизу и Популоний сталелитейными центрами делают хорошие леса. То же верно и в отношении востока Италийской Галлии. Производство древесного угля – это целая промышленность, а в плавильном деле его потребляется в десять раз больше, чем самого железа. Поэтому мой проект по развитию восточной части Италийской Галлии состоит в создании не только плавильного, но и угольного производства и соответствующих поселений. Я куплю землю, на которой можно строить жилища и мастерские, а потом уговорю кузнецов и угольщиков переселиться туда. Работать гораздо легче, когда вокруг трудятся коллеги.

– Но не слишком ли сильна будет конкуренция между мастерскими, не убьет ли она все дело? Легко ли им будет находить сбыт? – спросил Силон, скрывая растущее возбуждение.

– Не вижу, здесь проблем, – ответил Цепион, серьезно подготовившийся к поездке и поднаторевший в этом деле. – Предположим, praefectus fabrum, вооружающий армию, ищет десять тысяч кольчуг, десять тысяч шлемов, десять тысяч мечей и кинжалов, десять тысяч копий. Уж наверное он отправится туда, где можно, выйдя из двери одной кузницы, тут же зайти в другую, а не рыскать по задворкам в поисках одной-единственной на весь город. Владельцу плавильни, у которого трудятся, скажем, десять свободных подмастерьев и десять рабов, тоже будет проще сбывать свои изделия: ему не придется кричать о себе на весь город.

– Ты прав, Квинт Сервилий, – задумчиво произнес Друз. – Современной армии и впрямь требуется то, другое и третье в количестве десяти тысяч штук, причем неотложно. В былые времена, когда армия состояла из имущих людей, все было проще. На семнадцатилетие tata дарил сыну кольчугу, шлем, меч, кинжал, щит и шпоры; мать – калиги, чехол для щита, вещевой мешок, перо из конского волоса и сагум; сестры вязали для него теплые носки и ткали шесть-семь туник. Все это имущество оставалось при нем всю его боевую жизнь, а в большинстве случаев по окончании службы он передавал его по наследству сыну или внуку. Однако с той поры, как Марий стал набирать в наши армии нищее отребье, девять из десяти новобранцев не имеют денег даже на платок, которым повязывают шею, чтобы не поцарапаться о кольчугу; матери, отцы и сестры и подавно не в состоянии собрать своих воинов должным образом. Внезапно оказалось, что наши воины не имеют ничего потребного для войны, как мирные жители в былые времена. Спрос превысил предложение – однако надо же где-то добывать все необходимое! Не можем же мы отправлять наших легионеров в бой голыми и безоружными!

– Вот и ответ на один давно занимавший меня вопрос, – сказал Силон. – Я все недоумевал, почему столько отставников осаждают меня с просьбами о займе для постройки кузницы! Ты совершенно прав, Квинт Сервилий. Успеет вырасти целое поколение, прежде чем твои кузнечные центры смогут заняться не оружием, а чем-то иным. К примеру, я, как вождь своего племени, в замешательстве чешу в затылке, пытаясь придумать, где бы раздобыть оружия и доспехов для легионов, которые Рим неминуемо потребует у нас в ближайшем будущем. То же относится и к самнитам, и ко всем остальным италийским народам.

– Добавь еще Испанию, – подсказал Цепион, довольно жмурясь: он наслаждался всеобщим вниманием, что было ему внове. – Старые карфагенские шахты вблизи Ороспеды давно исчерпали запасы древесины, зато новые шахты закладывают в покрытых лесами краях.

– Сколько пройдет времени, прежде чем ты наладишь производство? – спросил Силон как бы между прочим.

– В Италийской Галлии – года два. Разумеется, – поспешил Цепион с оговоркой, – сам я не буду заниматься ни производством, ни сбытом. Чтобы не вызывать на себя гнев цензоров. Лично я намерен построить поселения, а потом собирать ренту – вполне достойное дело для сенатора.

– Весьма похвально, – иронически отозвался Силон. – Надеюсь, твои поселения будут стоять на берегах полноводных рек, а не только вблизи лесов.

– Только на судоходных реках, – пообещал Цепион.

– Галлы – умелые кузнецы, – сказал Друз.

– Однако недостаточно организованные, чтобы благоденствовать, как могли бы. – Сказав это, Цепион самодовольно ухмыльнулся; подобное выражение появлялось на его физиономии все чаще. – Под моим руководством дело у них пойдет на лад.

– Коммерция – твое призвание, Квинт Сервилий, теперь я это ясно вижу, – польстил ему Силон. – Тебе бы надо бросить сенат и стать всадником. Вот тогда ты мог бы сам контролировать производство стали и угля.

– Чтобы иметь дело с простонародьем? – в ужасе вскричал Цепион. – Нет уж, пускай этим занимаются другие.

– Но рентную плату ты станешь взимать лично? – лукаво спросил Силон, не отрывая глаз от пола.

– Нет, разумеется! – взревел Цепион, заглатывая наживку. – Я собираюсь открыть в Плаценции небольшую контору, которая как раз этим и займется. Твоей двоюродной сестре Аврелии, Марк Ливий, прощают то, что она самостоятельно взимает со своих жильцов квартирную плату, однако я нахожу, что это дурной тон.

Когда-то одного упоминания об Аврелии хватило бы, чтобы у Друза отчаянно забилось сердце, ибо он был среди самых настойчивых претендентов на ее руку. Однако теперь, по-настоящему полюбив жену, он нашел в себе силы улыбнуться шурину и небрежно бросить в ответ:

– К Аврелии бессмысленно подходить с общими мерками. Она сама знает себе цену. Что до ее тона, то я нахожу его безупречным.

Все время разговора женщины сидели молча, не порываясь вставить даже словечко, – не потому, что им нечего было сказать, а скорее по той причине, что их участие в застольной беседе не приветствовалось. Впрочем, они привыкли сидеть безмолвно.

После трапезы Ливия Друза извинилась, сославшись на неотложные дела, и оставила Сервилию сидеть в детской с маленьким Друзом Нероном. Было очень темно и холодно, поэтому Ливия велела слуге принести плед; завернувшись в него, она прошла через атрий и устроилась в лоджии, где никому не придет в голову искать ее и где она могла насладиться хотя бы часом одиночества, которого ей сейчас так недоставало.

Значит, уезжает! Наконец-то! Даже став квестором, он избрал себе должность, не требовавшую отъезда из Рима; за все три года, что его отец прожил в Смирне в изгнании, пока не умер, Цепион ни разу не отправился туда навестить родителя. Если не считать короткого перерыва в первый год их брака, когда он, будучи военным трибуном, принял участие в битве при Аравсионе, из которой вышел живым и невредимым (что вызвало кое у кого подозрения), Квинт Сервилий Цепион ни разу не оставлял жену одну.

Что за мысли обуревали мужа, Ливия Друза не знала и не хотела знать; главное, что это были мысли, связанные с отъездом. По всей видимости, его финансовое благополучие наконец оказалось под угрозой, поэтому он просто вынужден что-то предпринять, чтобы улучшить его. Впрочем, за прошедшие годы Ливия Друза неоднократно задавала себе вопрос, так ли в действительности беден ее супруг, как следует из его жалоб. Она недоумевала, как ее брат мирится с их присутствием. Ведь теперь он не только перестал быть хозяином в собственном доме, но и был вынужден снять с видного места свою гордость – бесценную коллекцию живописи! Какой ужас это нагнало бы на их отца! Он-то возвел этот огромный дом только для того, чтобы получше развесить свои картины! «О Марк Ливий, зачем ты заставил меня выйти за него?»