Спартак (Другой перевод) - Джованьоли Рафаэлло (Рафаэло)

— Тише! — повторил Эномай.

— Молчите и стойте в боевом порядке, теперь не время для пустые криков, — прибавил рудиарий.

И как только снова настала глубокая тишина, он спросил:

— Где трибуны, центурионы, начальники?

— В соседнем здании Авроры, совещаются что делать дальше, — ответил один из деканов, — так как школа окружена римскими когортами, и склады оружия охраняются многочисленными отрядами легионеров.

— Я знаю, — ответил Спартак и, обращаясь к Эномаю, добавил:

— Идем в школу Авроры.

Затем громко сказал гладиаторам:

— Ради всех богов неба и ада, я приказываю вам соблюдать порядок и тишину.

Выйдя из старой школы (так называлось здание, в котором они задержались на эти несколько минут), они направились к другому зданию, носившему название школы Авроры, и быстро вошли в фехтовальный зал, где около двухсот главарей гладиаторов — трибунов, центурионов и членов верховного штаба Союза угнетенных — обсуждали план, который следовало принять в этот опасный момент.

— Спартак! — воскликнуло несколько голосов при появлении рудиария.

— Мы погибли! — сказал гладиатор, председательствовавший на собрании.

— Нет еще, — сказал Спартак, — если мы захватим хоть один склад оружия.

— Но как мы сможем это сделать?

— Есть у нас факелы? — спросил Спартак.

— У нас имеется их триста пятьдесят или четыреста.

— Вот наше оружие! — воскликнул Спартак, глаза которого вспыхнули радостью. — Среди всех десяти тысяч гладиаторов, собранных в этой школе, вы, несомненно, самые смелые. Сегодня вечером вы должны доказать своей отвагой и львиным мужеством, что ваши товарищи по несчастью не ошиблись в выборе своих начальников. Готовы ли вы на все?

— На все готовы! — ответили решительно, как один человек, двести гладиаторов.

— Готовы ли вы, если понадобится, сражаться безоружными против вооруженных и быть перерезанными, как овцы?

— Готовы на все! — ответили в один голос двести гладиаторов.

— Тогда скорей!.. Соберите все факелы… Удвоим.., утроим их число, если это возможно, зажжем их и вооружимся ими. Бросившись на стражу ближайшего склада оружия, обратим ее в бегство, затем подожжем дверь и получим столько оружия, сколько нам нужно для достижения верной и окончательной победы. Нет, клянусь священными богами Олимпа, не все потеряно, пока есть еще вера в дело, не все потеряно, пока еще есть мужество! Напротив, победа обеспечена, если мы будем тверды в решении победить или умереть!

Сверкающие глаза рудиария, казалось, озаряли сверхъестественным светом его одухотворенное лицо. Вера и энтузиазм передались, подобно электрическому току, в сердца двухсот гладиаторов. Мигом они собрали разнообразные факелы — из пакли, пропитанной смолой и салом, из смолистых дощечек, соединенных в трубки и наполненных воспламеняющимся материалом, зажгли их и, яростно размахивая ими, как мечами, приготовились с этим жалким оружием встретить все опасности.

В это время центурион Попилий, усилив все сторожевые посты у ворот города, привел к школе гладиаторов триста с лишком легионеров и вместе с ними поступил под команду трибуна Тита Сервилиана. Одновременно подошло к Фортунатским воротам около семисот солдат городской милиции Капуи под непосредственным начальством префекта Меция Либеона.

Префект был человек пятидесяти лет, высокого роста, очень толстый, с свежим, румяным лицом, на котором с первого взгляда можно было прочесть любовь к миру, к покою, к эпикурейским наслаждениям за чашей и обедом.

Уже много лет руководя префектурой Капуи, он широко пользовался удобствами, доставляемыми этим высоким и завидным постом. Обязанности его в это спокойное время были очень легки. Поэтому грозовая туча, внезапно нависшая над городом, захватила его неподготовленным, поразила его как человека, пробужденного от приятного сна. Несчастный чиновник растерялся и запутался как цыпленок в куче пакли.

Однако серьезность положения, страх перед наказанием, энергичные настояния честолюбивой и решительной Домиции, его жены, и наконец советы отважного трибуна Сервилиана взяли верх, и Меций, даже не понимая хорошо, что происходит, не предвидя последствий отдаваемых им приказаний, решился, наконец, кое-что предпринять, сделать некоторые распоряжения.

Самым непредвиденным последствием этих распоряжений было то, что спешно собравшиеся и вооружившиеся солдаты городской милиции принялись сразу кричать, чтобы на бой их повел сам префект и что только ему они доверяют.

Сначала бедняга отказывался удовлетворить просьбу милиции со всей энергией, диктуемой ему страхом: он говорил, что он — человек тоги, а не меча, уверял, что его присутствие необходимо в доме префектуры для того чтобы все предусмотреть, обо всем позаботиться и распорядиться; однако под давлением капуанских сенаторов, криков милиции и упреков жены, несчастный должен был покориться и надеть шлем, латы, пояс с мечом. Не как начальник, который во главе войска идет сразиться с неприятелем, а как жертва, влекомая на заклание, двинулся он во главе капуанской милиции по направлению к гладиаторской школе.

Едва капуанские солдаты пришли к Фортунатским воротам, трибун Сервилиан, в сопровождении Попилия и Лентула Батиата, двинулся навстречу префекту и сказал, что необходимо устроить совещание для обсуждения плана ближайших действий.

— Да.., совещание, совещание.., мало сказать — держать совет.., нужно затем увидеть, все ли знают.., все ли могут… — сказал, сильно запутавшись, Меций, трудность положения которого увеличивалась еще тем, что он желал скрыть от других овладевший им страх.

— Потому что.., в конце концов… — продолжал он после минуты размышления, желая этим уверить, что он думал о чем-то:

— Я знаю все законы республики и при случае умею владеть также мечом.., и если для родины понадобится.., могу отдать свою жизнь, но руководить милицией.., так.., неожиданно.., не зная даже против кого.., как.., где.., потому что в общем.., если бы дело было против известного врага.., в открытом поле.., я знал бы, что делать.., что я умел бы делать.., но…

Его путанное красноречие иссякло. Как он ни искал, почесывая сперва ухо, потом нос, других слов, чтобы закончить свою речь, так ничего и не придумал; и, вопреки правилу грамматики, этим словом «но» бедный префект закончил свою речь.

Трибун Сервилиан улыбнулся; он хорошо знал характер префекта и понимал его затруднение. Для того, чтобы выручить префекта и в то же время сделать все, что он сам наметил, трибун сказал:

— Я думаю, что можно принять только один план для ликвидации заговора этого сброда: стеречь и защищать залы, где хранится оружие, запереть ворота школы и охранять их, чтобы помешать бегству гладиаторов, загородить все улицы и выходы в город. Обо всем этом я уже позаботился.

— И ты отлично сделал, доблестный Сервилиан, позаботившись об этом, — сказал с важным видом префект, очень довольный тем, что трибун своей предусмотрительностью избавил его от хлопот давать распоряжения и от ответственности за них.

— Теперь, — добавил Сервилиан, — у меня остается около ста пятидесяти легионеров. Соединив их с храбрыми милиционерами города, я мог бы решительно выступить против бунтовщиков, заставить их разойтись, рассеяться и вернуться в их клетки.

— Очень хорошо, превосходно задумано! Это как раз то, что я хотел предложить! — воскликнул Меций Либеон, которому казалось невероятным, что Сервилиан возьмет на себя руководство военной операцией.

— Что касается тебя, мудрый Либеон, то так как ты желаешь принять прямое участие в действиях…

— О.., когда ты здесь.., храбрый и опытный в сражениях, хочешь, чтобы я претендовал.., о, нет.., никогда не будет, чтобы я…

— Так как ты этого желаешь, — продолжал, прерывая префекта, трибун, — ты можешь остаться с сотней этих капуанских солдат у ворот школы Геркулеса, отстоящих отсюда на два выстрела из лука, чтобы охранять вместе с поставленными уже там легионерами выход…

— Но.., ты понимаешь, что.., в конечном счете, я человек тоги.., но тем не менее.., но если ты думаешь, что…