Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 162
Вместо ответа Арсиноя соскользнула со стола и радостно захлопала в ладоши.
– Скажи ему только, – продолжал купец, – что я мог так много заплатить теперь за такой меч лишь потому, что император, наверное, пожелает посмотреть на вещи, побывавшие в руках у Юлия Цезаря, Марка Антония, Октавиана Августа и других великих римлян в Египте. Пусть вон та старуха несет вертел за мною. На дворе ждет меня мой слуга, который спрячет его под свой хитон и так донесет до самой моей кухни. Ведь если нести его открыто, то, пожалуй, встречные знатоки станут мне завидовать, а недобрых взглядов следует беречься.
Купец засмеялся, спрятал флакон, отдал меч старухе и дружески простился с девушкой.
Как только Арсиноя осталась одна, она побежала в спальню, чтобы надеть башмаки, накинуть покрывало и поспешить в папирусную мастерскую.
Селена должна была узнать, какое неожиданное счастье выпало ей и всем им на долю. Затем Арсиноя хотела нанять носилки, которые всегда можно было найти у гавани, чтобы отнести бедную сестру домой. Правда, между сестрами не всегда были мирные отношения, а порою даже весьма бурные и воинственные; но, если с Арсиноей случалось что-нибудь значительное (все равно, хорошее или дурное), она не могла не поделиться этим с Селеной.
Вечные боги, какая радость! Она теперь может явиться среди дочерей знатных граждан одетой не менее богато, чем всякая другая из них, и принять участие в торжественной процессии. Кроме того, еще останется кругленькая сумма для отца и всех домашних. С работой в мастерской, которая претила ей, которую она ненавидела, по всей вероятности, теперь будет покончено навсегда.
Старый раб сидел с детьми у лестницы. Арсиноя поцеловала каждую из девочек, прошептав ей на ухо: «Сегодня вечером будет пирожное». Слепого Гелиоса она поцеловала в оба глаза и сказала ему: «Ты можешь идти со мною, милый мальчик; я потом найму для Селены носилки и посажу тебя в них, и тебя понесут домой, как богатого барчука».
Слепой ребенок потянулся к ней с ликующим возгласом:
– По воздуху, по воздуху! И не упаду!
Она еще держала его на руках, когда ее отец с потным лбом и в сильно возбужденном состоянии поднялся на лестницу, ведущую от ротонды в коридор. Отирая лоб и сопя, он наконец перевел дух и сказал:
– Я встретил антиквара Хирама с мечом Антония. Ты ему продала этот меч за две тысячи драхм?.. Глупая!..
– Но, отец, – засмеялась Арсиноя, – сам бы ты отдал этот вертел за один пирог и глоток вина…
– Я?.. – вскричал Керавн. – Я выторговал бы тройную цену за этот драгоценный предмет, за который император заплатит талантами. Но что продано, то продано. Притом я не хотел тебя срамить перед этим человеком и не стану бранить тебя. Однако же… однако же… мысль, что у меня нет уже меча Антония, заставит меня проводить бессонные ночи.
– Когда сегодня вечером перед тобою поставят на стол хороший кусок говядины, то придет и сон, – возразила Арсиноя, взяла у него из рук платок, ласково отерла ему виски и весело продолжала: – Теперь мы богачи, отец, и покажем дочерям других граждан, чего мы стоим.
– Теперь вы обе будете участвовать в празднестве, – сказал решительно Керавн. – Пусть император видит, что я не останавливаюсь ни перед какой жертвой для его чествования, и если он заметит вас, а я принесу жалобу на дерзкого архитектора…
– Теперь ты должен оставить это, – попросила Арсиноя, – лишь бы только нога бедной Селены до тех пор поправилась.
– Где она?
– Вышла из дому.
– Значит, с ее ногою еще не так худо. Надеюсь, она скоро вернется?
– Может быть; я сейчас хотела нанять для нее носилки.
– Носилки? – спросил Керавн с удивлением. – Две тысячи драхм совсем вскружили голову девочке!
– Это из-за ее ноги. Ей было так больно, когда она уходила из дому.
– Почему же она не осталась дома в таком случае? Она будет, по обыкновению, торговаться целый час из-за какой-нибудь половины сестерция, а вам обеим нельзя терять ни минуты времени.
– Я сейчас пойду за нею.
– Нет, нет, по крайней мере ты должна остаться здесь, потому что через два часа женщины и девушки должны собраться в театре.
– Через два часа?.. Но, великий Серапис, что же мы наденем!..
– Это твоя забота, – возразил Керавн. – Я сам воспользуюсь носилками, о которых ты говоришь, и велю нести себя к судостроителю Трифону. Есть еще деньги в шкатулке у Селены?
Арсиноя тотчас же пошла в спальню и, вернувшись, сказала:
– Это все: шесть дидрахм.
– Мне довольно четырех, – отвечал Керавн, но после некоторого размышления взял все шесть.
– Зачем тебе нужно быть у судостроителя? – спросила Арсиноя.
– В городском Совете, – отвечал Керавн, – я снова хлопотал насчет вас. Я сказал, что одна из моих дочерей больна, а другая должна ходить за нею; но этого не захотели принять во внимание и требовали здоровую дочь. Тогда я объявил, что у вас нет матери, что мы живем уединенно и что мне неприятно посылать мою дочь одну, без покровительницы, в собрание. Судостроитель Трифон отвечал на это, что его жена с удовольствием проводит тебя со своей дочерью в театр. Я почти согласился, но тотчас же объявил, что ты не пойдешь, если твоя сестра не будет чувствовать себя лучше. Положительного обещания дать я не мог, ты уже знаешь почему.
– О милый Антоний и его великолепный вертел! – вскричала Арсиноя. – Теперь все в порядке, и ты можешь объявить о нашем прибытии в дом кораблестроителя. Наши белые платья еще очень приличны, а несколько локтей голубых лент для моих волос и красных для Селены ты должен купить по дороге у финикиянина Абибаала.
– Хорошо.
– Я уж позабочусь о платьях, но когда мы должны быть готовы?
– Через два часа.
– Знаешь ли что, папочка?..
– Ну?..
– Наша старуха полуслепа и делает все шиворот-навыворот; позволь мне позвать к себе на помощь старую Дориду из домика привратника. Она так ловка и ласкова, и никто не гладит лучше ее.
– Молчи! – прервал Керавн свою дочь с негодованием. – Эти люди никогда не переступят через мой порог.
– Но мои волосы… посмотри, какой у них вид! – вскричала Арсиноя, волнуясь, и запустила пальцы в свою прическу, причем нарочно еще более растрепала ее. – Привести волосы снова в порядок, перевить их лентой, выгладить оба наши платья и пришить к ним застежки – со всем этим не справиться в два часа даже прислужнице императрицы.
