Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
3
Там, где поток Митюшка воровато юлил, уползая в кусты и мелкий ельник, Разин поставил впереди атаманский струг с флагом печати Войска донского, сзади стали остальные. Раздалась команда:
– Челны в поток!
Челны убегали один за одним. Казаки легко, бесшумно работали веслами. Люди молчали. Много челнов скользнуло в поток с Волги, чтоб другим концом потока быть снова на Волге, под носом у воеводы.
И все молчали долго. Только один раз отрывисто и громко раздалась команда Ивана Черноярца:
– Становь челны! Здынь фальконеты! Хватай мушкет – лазь на берег!
И еще:
– Переволакивай челны к Волге!
Шлепанье весел, ругань воеводы стали слышнее и слышнее.
Слышна и его команда:
– Пушкари, в селезенку вас! Готовь пушки, прочисть запал и не воруйте противу великого государя-а!
Таща челны, казаки слышали громовой голос Разина:
– Стрельцы воеводины! Волю вам дам… Пошто в неволе, нищете служить? Аль не прискучило быть век битыми? Пришла пора – метитесь над врагами, начальниками вашими-и!
Впихивая челны в Волгу, боковая засада казаков из потока зычно грянула:
– Не-е-чай!
Отдельно, звонко, с гулом в берегах прозвенел голос есаула Черноярца:
– Сарынь, на взлет!
– Кру-у-ши!
Бухнули выстрелы фальконетов, взмахнулись, сверкая падающим серебром, весла, стукнули, вцепившись в борта стругов воеводиных, железные крючья и багры…
– Стрельцы! Воры-ы! Бойтесь бога и великого государя-а!.. – взвыл дрогнувший голос воеводы.
В ответ тому голосу из розовой массы кафтанов послышались насмешки:
– Забыл матерщину, сволочь!
– Нынь твоя плеть по тебе пойдет, брюхатой!
– Воры! Мать в перекрест вашу-у!
– Цапайся – аль не скрутим!
– Эй, сотник! Спеленали-и, – подь, дай в зубы воеводе!
4
Выжидая ночи, струги Разина стоят на Волге, – три стрелецких воеводина струга в хвосте, на них ходят стрельцы и те, что в греблях были, разминают руки и плечи – обнимаются, борются. С головного воеводина струга на берег перекатили бочку водки, пять бочонков с фряжским вином перенесли на атаманский струг. На берегу костры: казаки и стрельцы варят еду. Под жгучим солнцем толпа цветиста: голубые кафтаны стрельцов Лопухина, розовые – приказа Семена Кузьмина – смешались. К ним примешаны синие куртки, зипуны и красные штаны казаков в запорожских, выцветших из красного в рыжее, шапках. Прикрученный к одинокому сухому дереву, торчащему из берегового откоса, согнулся в голубых портках шелковых, без рубахи, воевода Беклемишев. Его ограбили, избили, но он спокойно глядит на веселую толпу изменивших ему стрельцов. Казаки кричат:
– А вот, стрельцы! Ужо наш батько выпьет да заправитца, мы вашему грудастому брюхану-воеводе суд дадим.
– На огоньке припекем!
– Дернем вон на ту виселицу, куда воеводы нашего брата, казака вольного, дергают!
У воеводы мохнатые, полные, как у бабы, груди. Казаки и стрельцы трясут, проходя, за груди воеводу, шутят:
– Подоить разве брюхана?
– Черт от него – не молоко!
– А неладно, что без атамана нельзя кончить!
– Мы б его, матерщинника!
Воевода глядит смело: над ним взмахивают кулаки, сверкают сабли и бердыши, но лицо боярина неизменно. На голову выше самых высоких, подошел сотник в распахнутом розовом кафтане.
– Петруша Мокеев!
– Эй, сотник, брызни воеводу за то, что тебя бил!
– Не, робята! Ежели тяпну, как он меня, то суда ему не будет: копать придетца.
– Закопаем – раз плюнуть!
– Дай-кось поговорю ему.
Сотник шагнул к воеводе, сказал:
– И дурак ты, воевода! Кабы не вдарил, умер бы на палубе струга – не сдался…
– Вор ты, Петруха, а не боярский сын!
– Пущай вор – дураками бит не буду!
– Подожди, будешь…
– Эх, а, поди, страшно помирать?
– Мне ништо не страшно. Отыди, вор!
5
С атаманского струга над Волгой прозвенел голос есаула Черноярца:
– Товарыщи-и! Атаман дает вам пить ту воеводину водку-у…
– Вот-то ладно-о! Спасибо-о!.. Вертай бочку! Сшибай дно, да не порушьте уторы! Чого еще – я плотник! Шукай чары, а то рубуши [133]. Рубушами с бересты – во!..
Стало садиться солнце, с песчаных долин к вечеру понесло к Волге теплым песком, с Волги отдавало прохладой и соленым. Песком засыпало тлеющие костры. Стрельцы и казаки, обнявшись, пошли по берегу, запели песни.
Высокий сотник крепко выпил. Стрельцы подступили к нему:
– Петра! Ты хорош – ты с нами.
– Куды еще без вас?
– Сотник, кажи силу!
– Нешто силен?
– Беда, силен!
– Сила моя, робята, невелика, да на бочке пуще каждого высижу.
– Садись!
– Пошто сести даром? Вот сказ: ежели Яик или Астрахань, на што пойдем, заберем, то с вас бочонок водки.
– Садись!
– Стой, с уговором – а ежели не высидишь?
– Сам вам два ставлю! Два бочонка… чуете?
– Садись, Мокеев, голова!
– Сюда ба Чикмаза [134] с Астрахани, тож ядрен!
– Чикмаз – стрелец из палачей, башку сшибать мастер.
– Сила Чикмаза невелика есть.
– Садись, сотник! Яик наш будет, высидишь – водка твоя…
В желтой от зари прохладе сотник скинул запыленный кафтан, содрал с широких плеч кумачовую рубаху – обнажилось бронзовое богатырское тело.
Сотник сел на торец бочки.
– Гляди, што бык! Бочка в землю пошла – чижел, черт!
– Эй, чур, давай того, кто хлестче бьет!
Длиннорукий, рослый стрелец скинул кафтан, засучил рукава синей рубахи, взял березовый отвалок в сажень.
– Бей коли!
Сотник надул брюхо, стрелец изо всей силы ударил его по брюху.
– Ай да боярский сын!
– Знать, ел хлебушко, не одни калачи.
После первого удара сотник сказал:
– Бей не ниже пупа, а то стану и самого тяпну!
Гулкий шлепок покатился эхом над водой.
– Дуй еще!
– Сколь бить, товарищи?
– Бей пять!
– Мало, ядрен, – бей десять!
Сотник надулся и выдержал, сидя на бочке верхом, десять ударов. Одеваясь и слушая затихающие отзвуки ударов на воде, сказал:
– Проиграли водку!
– Проиграли – молодец Мокеев!
– Атаман!..
На берег из челна сошли Разин с Черноярцем, стрельцы сняли шапки, казаки поклонились.
– Что за бой у вас?
– Сотник сел на бочку.
– Играли, батько.
– Проиграли – высидел, бес.
Разин подошел, потрогал руки и грудь сотника, спросил:
– Много, поди, Петра, можешь вытянуть? Руки – железо.
– Да вот, атаман, почитай что один, с малой помогой, с луды струг ворочал.
– Добро! А силу береги – такие нам гожи… Сила – это клад. Эй, стрельцы! Как будем судить вашего воеводу?
– Башку ему, что кочету, под крыло!
– И ножичком, эк, половчее…
Разин распахнул черный кафтан, упер руки в бока:
– Накладите поближе огню: рожу воеводину хорошо не вижу.
Ближний костер разрыли, разожгли, раздули десятками ртов.
– Гори!
Сизый дым пополз по подгорью.
От выпитого вина Разин был весел, но не пьян, из-под рыжей шапки поблескивали, когда двигался атаман, седеющие кудри.
– Вот-то растопим на огне воеводин жир! – раздувая огонь, взвизгнул веселый голос.
Разин обернулся на голос, нахмурился, спросил:
– Кто кричит у огня?
– А вот казак!
– Стань сюда!
Стройный чернявый казак в синей куртке, в запыленных сапогах, серых от песку, вырос перед атаманом.
– Развяжите воеводу!
Разин перевел суровые глаза на казака:
– Ты хошь, чтоб воеводу сжечь на огне?
– Хочу, атаман! Вишь, когда я в Самаре был, то тамошний такой же пузан-воевода мою невесту ежедень сек…
– Этот воевода не самарской.
– Знаю, атаман! Да все ж воевода ен…
– Ты, казак, тот, что в ярыгах на кабаке жил?
