Донесённое от обиженных - Гергенрёдер Игорь
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
— Я слышу, что вы про меня говорите…
Семён Кириллович сказал страдающим голосом:
— Спите, дорогие, надо спать.
От его покорно-жуткой улыбки Байбарину стало невыносимо трудно, жалость напрягла до слезы. Он наклонил голову, будто проходя в низкий ход, и поспешил по коридору к наружной двери. Было чувство, что её жадно караулят с той стороны, целятся. Поставив штуцер к ноге, прислушался. Не у самой двери, а подальше — вероятно, стоя в калитке, — переговаривались приглушёнными голосами, речь перемежали паузы. Он представил в темноте несколько фигур: как затягиваются самокрутками, огоньки озаряют лица…
Его беспокоили комнаты с окнами в сад. Мокеевна, когда запирала ставни, зажгла везде свечи, и сейчас он присматривался, переходя из одной комнаты в другую. Зять с пистолетом в опущенной руке стоял в детской и указал свободной рукой на окно. В свете свечи Байбарин увидел, что стекло расколото пулей, пробившей ставень.
— Когда давеча стреляли, и сюда выстрелили, — сказал Лабинцов ожесточившимся голосом. — Мерзавцы! А если бы здесь были девочки?
Прокл Петрович молча подошёл, чтобы подтолкнуть его к стене. Подчиняясь, зять сказал:
— Сейчас тихо. Исподтишка ударили и скрылись.
Снаружи что-то ворохнулось, тут же — жгуче треснуло. Пуля прошила ставень, оконную крестовину и ковырнула стену против окна, рядом с дверью.
— Вниз! — резко бросил Байбарин и лёг на пол. Зять сделал то же.
— Словили?! — крикнули из-за ставней; голос был высокий, и в нём глумливо переливалось злорадство.
Хорунжий толкнул Лабинцова, выдохнув чуть слышно: — Бей! — Сам он не хотел стрелять из штуцера, чтобы не разнести вдребезги ставни: они пока что мешали нападающим вскочить в комнату.
Семён Кириллович, лёжа на полу и поддерживая левой рукой правую, прицелился в окно из пистолета:
— Прочь — или я стреляю!
Тесть в сердцах ударил лбом ружейное ложе. За окном шумно двигались, с силой задевая кусты; хлобыстнуло раз-другой, третий… Стёкла мелкими осколками повыпали внутрь, пули подёргивали воздух над лежащими и слышно вонзались в стену. Байбарин подполз под самое окно:
— Ваших убью-у-у!!!
— А сам не попадёшься? — крикнули из сада.
Другой голос, низкий, с сипотцой, мрачно посулил:
— Ждите хор-р-рошего! — и сорвался в ярящийся крик: — Кар-р-ру предателям!!!
Семён Кириллович встал на колено:
— Подлецы! — и выстрелил в сад через изрешечённые ставни.
Там зашелестели кусты, никто не ответил. Издали донёсся невнятный призыв, в той стороне во весь опор проскакала лошадь. Вблизи различался сыпкий шорох шагов.
Лабинцов, с пистолетом наготове, сидел на полу и глядел на окно исступлённо-негодующим взглядом. Сбоку от подоконника, на тумбочке у стены, расплывался огарок в подсвечнике, рядом торчала незажжённая свеча. Прокл Петрович, не вставая на ноги, подобрался, зажег её и дунул на огарок.
Оставив зятя в детской, он пошёл послушать у выхода на улицу. Доносило лай собак; вдалеке прокукарекал петух, ещё дальше — второй. Потом по дороге прогромыхала подвода. «Боже святый, Боже крепкий, помози… Агнец Божий, взявший грехи мира, помилуй нас…» — неожиданно для себя начал молиться Прокл Петрович.
Он сопротивлялся дикому изнурению, что звало повалиться на пол и не вставать. Покалывало веки, в затылке тяжелела боль. Прислонившись к двери, простреленной в нескольких местах, он забылся стоя. Очнувшись, насторожился, подождал и выглянул наружу: в неверной серой полумгле были видны открытая калитка, пустая дорога, за нею очертания дома.
Следовало поглядеть, что в саду, и, пройдя на кухню, он с предосторожностями приоткрыл дверь. Птичий щебет, близкий, переливчатый, вольно грянул в уши, словно отчаянно спешил возвестить: нет тревоги. Байбарин не опускал ствол ружья.
Светало на глазах; на ближней клумбе зияли глубокие следы сапог, полегли стебли пахучей медвянки.
Он обернулся на шаги — Мокеевна, застёгивая телогрейку, смотрела на него с выражением степенной скорби.
— Пойду за доктором!
— А если они рядом? — сказал он изумлённо-растерянно.
— Теперь время не ночное — так-то не стрельнёшь! А взять с меня чего?
Он был тронут:
— Нет-нет, выходить опасно…
Мокеевна выслушала это как благодарность учтивого человека.
— Без доктора нельзя! — заключила с убеждённостью, что дело хотя и бесполезное, но достойное, и пошла в прихожую.
Прокл Петрович нагнал её и сперва выглянул сам: улица по-прежнему была безлюдна, низко нависало скучное небо. Он проводил Мокеевну до дороги и вернулся. Ноги подкашивались, коридор показался утомительно длинным. В комнате, где лежала Варвара Тихоновна, караулило давящее молчание. Анна, заплаканная, сидела на стуле около кровати, спёкшиеся губы приоткрылись с больным выражением:
— Папа, она не приходит в себя…
Его оглушило окаменелой беспамятностью пустоты. Жена, укрытая одеялом до подбородка, закрывшая глаза, казалась неживой. Он перекрестился на икону, что стояла у неё в изголовье, взялся рукой за лоб и зажмурился.
Девочки крепко спали на постланных на полу постелях. Ему подумалось об удобном, мягком кресле — а он уже полулежал в нём в мёртвом сне. Это длилось недолго, но поддержало.
Прокл Петрович услышал разговор зятя с Мокеевной в коридоре. Они вошли, и женщина сказала деловито:
— Доктор следом будет!
— А эти, — Лабинцов кивнул на окно, блестя глазами, — эти ретировались!
Мокеевна перекинулась словом с прислугой доктора, заглянула к знакомым и принесла то, что уже передалось по Баймаку, как обычно и передаётся подобное: удивительно, мгновенно и безотказно. Красные ночью в самом деле телеграфировали в Оренбург. Что им ответили, да и поступил ли какой ответ — осталось неизвестным. Но из посёлка Преображенск, который расположен в десяти верстах от Баймака, телеграфист отстучал: к ним входят казаки в большом числе… Решили красноармейцы принять в поле неравный смертный бой, а может, был у них другой план — но они стремительно выступили из Баймака.
53
Байбарин был один с доктором, который осматривал Варвару Тихоновну. Лицо врача выражало пристальную озабоченность.
— Печально, — он закончил осмотр, но вновь наклонился над больной. — Да-с… — дружески-участливый, повернулся к Проклу Петровичу: — Одним только могу утешить — она без сознания и не страдает. Кровоизлияние в мозг. Удар, как в быту говорят. Паралич.
— Надежд на улучшение… — Байбарин не договорил.
Доктор отрицательно помотал головой.
— Чудес не бывает, — он нахмурился и со вздохом развёл руками.
Прокл Петрович остался возле жены. Пришла Анна, осунувшаяся, с синевой вокруг глаз.
А доктор в коридоре остановился с Семёном Кирилловичем. Выразив ему соболезнование, вдруг весь изменился и, нетерпеливый, срывающимся шёпотом спросил:
— Как вы отбились?
— Кошмар! — ответил тоже шёпотом, но с тягостным видом инженер. Он потёр пальцем висок и болезненно поморщился: — Их старший, комиссар из Оренбурга, убит…
— Что вы говорите?! — с жаром выдохнул доктор. — Нельзя взглянуть?
Пропустив его в столовую, Семён Кириллович остался у порога, бледный, загнанно-изнемогающий. Доктор, сказав: — С вашего позволения… — открыл ставни и в хлынувшем свете оглядел труп с разных сторон.
— Кобура расстёгнута. Что он хотел?
— Их пришло шестеро, все с оружием, — начал рассказывать инженер. — Стали рыться, обвинять меня, хотели увести…
— Шесть человек? — в глазах доктора скользнуло сомнение. — Как же вам удалось?..
— Это тесть. Он в прошлом военный.
Гость двинул губами, словно воскликнул: «Хоп-ля!»
— Решительный человек, однако!
Полюбопытствовал, из чего стреляли. Лабинцов сказал, на что гость заметил:
— Двустволочку вашу я знаю, а штуцера не видел.
Семён Кириллович принёс ружьё, и доктор, оттянув затвор умелой рукой охотника, вынул патрон.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
Похожие книги на "Донесённое от обиженных", Гергенрёдер Игорь
Гергенрёдер Игорь читать все книги автора по порядку
Гергенрёдер Игорь - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.