Маленький детектив (СИ) - Андреева Юлия Игоревна

— Расследование начато по просьбе тети Лилит Нортон. — Морби доел свою порцию жаркого и перешел к омлету.

— Я прочитал все заметки, в которых говорилось об исчезновении мисс Нортон и расследованиях, но по большей части они повторяют одна другую. Я не пропустил даже интервью с женщиной, которая вязала крючком то самое розовое платье, в котором, по словам журналиста, пропала девочка. Из тех денег, что вы дали мне на покупку костюма, я попросил своего друга-фотографа, с которым иногда работаю, чтобы он сфотографировал все статьи. Когда я перед визитом в «Фараон» заглянул к нему, он только-только закончил проявку. Когда снимки просохнут, он доставит их прямо сюда. Надеюсь, что это произойдет еще до того, как мы покончим с завтраком. И нам не придется ждать. Кроме того, он принесет весь материал, связанный с недавним обретением профессором Себастьяном Нортаном его дочери Лилит. Бредовый случай, но, полагаю, туристы теперь валом повалят к пирамиде жреца бога Яха.

— Что это за бог Ях, просветите же нас. — Морби промахнул губы матерчатой салфеткой, и официант тут же поставил перед ним свежевыжатый апельсиновый сок.

— Ях — бог луны. — Александр тоже вытер салфеткой губы и, взяв с тарелки финик, с удовольствием положил его на язык. Луна и солнце — два глаза бога Гора. По другой версии, солнце именовали «глазом Ра», а луну — «глазом Гора». А луну в Египте иногда еще называют «Счетчиком времени», который «разделяет месяцы и годы». В смысле, раньше жили по лунному календарю.

— Мы в курсе, — кивнул Морби.

— Пирамида — это не просто загробный дом высокопоставленного лица, для которого ее строят, это его личные драгоценные врата в нижний мир, через которые проходит душа покойного в окружении привычных ему слуг и вещей. В усыпальнице может находиться колесница, на которой правитель въедет в царство мертвых, у него есть золото и каменья, чтобы заплатить за свой безопасный переход, и, разумеется, средства, на которые он собирается продолжать свое загробное существование в привычной ему при жизни роскоши и удовольствиях.

— То есть, теоретически, в пирамиде мог находиться подземный ход? — Морби отбросил салфетку, официант убирал его столовые приборы. Кофе они договорились пить только через час, после прогулки.

— Подземные ходы — обычное дело, — пожал плечами Александр, — кстати, одной из версий было как раз то, что Лилит провалилась в такой ход и сверху ее засыпало обломками.

Все трое поднялись и неспешно вышли из зала.

— А вот и мой друг. — Александр показал в сторону тощего, как щепка, молодого человека с черными торчащими в стороны, как две стрелки часов, усиками. Должно быть, тот уже давно подошел к зданию санатория «Фараон», но не решался побеспокоить клиентов во время приема пищи.

Увидев Александра, он улыбнулся и протянул ему потрепанную папку.

— Вот, всю ночь проявлял. Качество хорошее, насилу дождался, когда все высохнут.

Нарракот открыл папку и невольно поразился, насколько точно фотография отображала текст статьи, ни тебе смазанности, ни случайно упавшей тени, такого мастера можно без дополнительных рекомендаций принимать в полицию, и пусть научит лондонских лентяев, как работают профессионалы.

— Я подумал, вы сами захотите прочитать и сделаете правильные выводы. Я ведь не служу в полиции и мало что в этом понимаю, — продолжал Александр, явно довольный произведенным эффектом.

— Вы сделали то, что нужно. — Нарракот потянулся к портмоне. — Сколько я должен за фотографии?

— О, спасибо, — расплылся в улыбке фотограф, — мне уже заплатили. В папку я положил свою визитку, на случай, если вам в дальнейшем понадобятся мои услуги. — Он покосился на Александра, не станет ли тот протестовать, и, кивнув всем, поспешил откланяться.

— Что же, — с вашего позволения, Джим, я бы хотел изучить эти материалы. — Морби протянул руку за папкой. — Сделаем так. Я размещусь вот на той симпатичной веранде и буду просматривать документы, пока вы нанимаете экипаж, чтобы ехать к дому профессора Нортона. Я думаю, около одиннадцати он должен быть дома, но вы можете сначала отправить к нему гостиничного служащего с запиской. Закончите и приходите составить мне компанию, сколько-нибудь да успеем просмотреть до отъезда. Вы, Александр, идете со мной, и я рассчитываю, что в гости к новоявленной Лилит и профессору Себастьяну Нортону мы наведаемся втроем. Вы ведь не возражаете?

— Я в вашем полном распоряжении. — Александр казался смущенным, скорее всего, светские визиты в этот день не входили в его планы. — Единственное… — Он смущенно кашлянул. — Полагаю, будет правильнее, если вы представите меня как своего слугу, консультанта по Египту или секретаря. Если вдруг понадобится завязать дружбу со слугами, будучи с ними на равных, это проще сделать.

Морби кивнул.

— Решено, при профессоре буду называть вас просто Александр.

Как предупреждал Александр, чтение оказалось мало разнообразным. Собственно, все газеты на разный лад переписывали одну статью и затем старались развивать ту линию поисков, которая казалась им наиболее перспективной. Морби внимательно рассмотрел фотографии Лилит Нортон, опубликованные в марте этого года и двадцать лет назад, сверил их с полученным от клиентки фото. Со всех снимков на них глядела маленькая, хрупкая девочка. Более интересными оказались статьи, рассказывающие о мистическом воскрешении погибшей Лилит и воссоединении ее с семьей.

Сидящий рядом Александр давал комментарии.

Когда на веранду поднялся Нарракот, Морби разложил перед ним газетные фото двадцатилетней давности и фото с вновь обретенной девочкой. Все трое впились взглядами в тоненькое личико, пристально изучая его. Морби даже воспользовался карманной лупой, которую всегда носил с собой.

— Глаза вроде похожи, не могу судить о цвете, но разрез определенно, а вот носик? — Нарракот скривил губы, будь это полицейское фото, а тут подбородок слишком вздернут, тут тень падает. Нет, не уверен. Хорошо бы сравнить уши. Нос можно поломать, а уши у людей обычно не меняются.

— Так ведь все фото в фас, как ты тут заметишь уши? — Морби передал Нарракоту лупу и сам приложил салфетку к фотографии девочки так, чтобы край ее касался чуть-чуть заметной мочки уха на старой фотографии, и позже проделал то же с новой. — Не совпадает, хотя в полиции такую экспертизу все равно не признают. Лицо расположено немного под углом, отчего голова выглядит слегка запрокинутой. На фото это зрительно уменьшает пропорции. Я бы дал эти фотографии полицейскому художнику и попросил сделать правильный портрет, как для картотеки, хотя и в этом случае не исключены погрешности.

— Девочка, заигравшаяся с феями. — Александр взял со стола фотографию, принесенную миссис Сайман, внимательно изучая ее. — Только в египетской мифологии нет никаких фей.

— Почему вы вспомнили фей? — насторожился Нарракот.

— Ну, фэри, или феи, приглашают ребенка поиграть с ними на лужайке или уводят к себе в гости. Ребенку кажется, что прошла пара часов, в то время как на земле в это время проносятся века, умирают все те, кто знал бедных крошек, и потом, когда те возвращаются на землю, о них никто не помнит или помнит как об очень давней истории, мол, была у такой-то пары дочь, пошла гулять на лугу да и сгинула неведомо куца. — Он задумался. — Я к тому, что, если тот, кто привел эту девочку и надел на нее то самое платье, в котором Лилит якобы исчезла из этого мира, наверное, этот кто-то хотел, чтобы мы поверили в сказки о феях, в параллельный мир, провал во времени…

— Почему вы считаете, что платье то самое? — Нарракот отложил газетную вырезку, которую перед этим внимательно изучал.

— Вот в этой статье четко сказано… — Александр порылся и извлек из пачки фотографий ту, о которой говорил, — что отец опознал платье и украшения, которые были на девочке в тот роковой день. А в интервью с портнихой дана фотография того самого платья.

— Опознал? Что он мог опознать? Его в ту ночь и в лагере-то не было, — отмахнулся Нарракот. — О том, что на Лилит было розовое платье, говорил Габриэль, да и тот ее не особенно разглядывал впотьмах. Мало ли в чем она выскочила за ним. Не забывайте, господа, стояла ночь. Лунная ночь, но все же вряд ли он имел возможность как следует рассмотреть платье, да и не до того ему было, амбиционный двадцатилетний дурень собирался в одиночестве остановить мародеров. Ему следовало о патронах думать, а не о том, какое платье и какие цацки на его племяннице.