Цирк "Гладиатор" - Порфирьев Борис Александрович
— Видишь ли, не каждая девушка об этом скажет. А для многих из нас это бывает очень важно.
— Это условности.
— Это для тебя условности. Ты — мужчина. Тебя никто не осудит за это. А в неё любой может бросить камень.
— Поторопишься, свяжешь жизнь. Ей же будет неприятно. Нэт?
— Поторопились и связали вы себя раньше. Сейчас пора думать о другом…
Засыпая, Верзилин решил: «Надо завтра договориться насчёт венчания».
Наутро, помогая ей чистить картошку, он спросил осторожно:
— Во время поста свадьбы играть не разрешают?
— Нет, — подтвердила она равнодушно, нарезая на дощечке кубики овощей. — А что?
— Да просто подумал, когда нам удобнее всё оформить.
— Не понимаю, что это тебя так занимает? Мы и так с тобой муж и жена… друг перед другом. Это больше, чем перед людьми и… богом.
— Не кощунствуй, — сказал он шутливо.
— Ну не сердись, — она потянулась к нему и поцеловала в щёку. — Когда захочешь, тогда и сыграем свадьбу. А сейчас очисти–ка лучше мне три луковицы. От них чернеют пальцы, что мне совершенно противопоказано.
После молчания, под завывание огня в плите, она сказала:
— Давай устроим свадьбу так, чтобы всем было радостно на ней. Весёлую, с огнями, с фейерверком, с подарками. — И помолчав, добавила: — Только для этого надо много денег, а у меня сейчас нет.
Верзилин вздохнул:
— Мы с Никитой безработные… Если будет какой–нибудь зимний чемпионат, пойдём туда. Деньги будут.
— Я не для того совсем и сказала.
— Я знаю. Однако раньше ты все деньги тратила на себя.
— И не была счастливее.
Пропустив её слова мимо ушей, он сказал:
— Весной мы съездим с Никитой в провинцию и привезём целое состояние.
— Ты же не хотел возвращаться к борьбе, а хотел подумать насчёт дрессировки?
— А для этого тоже будут нужны деньги.
— Ефим, — вскинула она на него глаза. — Это ты серьёзно?
— Да.
— А может, можно не ездить? Может, мы пока бы прожили на мои деньги? Да и. в конце концов можно не устраивать пышной свадьбы.
— Ну хорошо, хорошо. Там посмотрим, — сказал он, немножко раздражаясь.
«Для полноты счастья мне не хватает денег, — подумал он. И тут же упрекнул себя: — Я говорю: «для полноты»? Какая чушь!.. Сейчас я счастлив, как никогда. Однако как бы хорошо иметь много денег, чтобы каждый день делать Нине подарки».
Для того чтобы не быть обузой для Нины, он продал часть ненужных вещей и деньги отдал ей. Ему казалось этого мало, потому он и не сдержался сейчас.
— Сейчас вынести очистки — и вы свободны, — прервала его мысли Нина. — И марш домой. Нечего тут мешаться.
Он раскладывал свою коллекцию папиросных коробок, когда Нина вошла в комнату с женой Коверзнева.
Глядя на осунувшееся лицо Риты, Верзилин понял: «Что–то случилось».
— Коверзнева арестовали, — сказала убитым голосом Нина.
— За что? — воскликнул Верзилин.
Рита опустилась на диван, нервно сбросила горжетку и, поглаживая злую, оскалившуюся морду зверька, заговорила:
— Пришли. Ночью. Наследили. Порвали книги. Выпустили из подушек пух. Ах, я ничего не знаю! — заломила она руки. — Я не могу так. У меня тоже нервы. И у каждого человека есть своя мечта… Помогите мне.
Опустив голову, Нина сказала:
— Что же это, Ефим? Надо хлопотать. Узнать — за что, в чём его обвиняют?
Уткнувшись лицом в коленки, Рита заплакала. Нина дала ей воды, стёрла носовым платком слёзы с её лица, села рядом, обняла за плечи, приговаривая:
— Не плачьте. Мы всё сделаем, что сможем… У нас есть знакомства… Да и у Валерьяна было много друзей… Даже в жандармском управлении… Верьте, всё будет хорошо.
— Загубить жизнь… — прервала та Нину. — И в таком возрасте… Мне ведь всего двадцать пять, и я ничего–ничего ещё не испытала… Не добилась….
Боявшийся женских слёз Верзилин встал, зашагал из угла в угол.
«Валерьян… За что? Неужели из–за того, что встал на дороге у Чинизелли?.. В чём его могут обвинить?.. Нет, конечно, все нити держит одна рука».
В жандармском управлении ничего не сказали, даже не приняли передачу. Все, кто был близок к этому учреждению, на вопрос Верзилина пожимали плечами. И лишь через неделю знакомый товарищ прокурора объяснил по секрету:
— Видимо, рядом с ним есть осведомитель. Он рассказал о каких–то мелочах, но ни одну из них доказать невозможно. Инкриминировать ему ничего нельзя, и поэтому его, очевидно, скоро выпустят. А вообще это дело путаное, и просто боюсь, что его кто–то хотел убрать с дороги или запугать…
С этой новостью Нина и Ефим направились к Рите, но её квартира оказалась заперта на ключ, и сосед–немец, узнав их, сказал, что хозяйка уехала и оставила ему ключ для Коверзнева…
— Если он вернётся, — неуверенно добавил старик.
— Может, оставим записку? — предложила Ефиму Нина.
Они вошли в комнату, и их глазам представился полный развал: Ритиных вещей не было.
Нина взяла с письменного стола незапечатанный конверт, достала письмо и прочитала:
«Милый Валерьян, я больше не могу. Прости за всё плохое. Я ухожу от тебя — видимо, такова воля провидения. Мне тоже хочется жить — красиво и интересно. Твоя капризная Рита».
— Какая мерзость, — сказала Нина, брезгливо бросая письмо. — Ты не читай. Это не для мужчины. Она — ушла и всё… Давай приберём. Не может же он возвратиться в такую комнату.
Когда всё было закончено, Нина села к столу и написала:
«Валерьян! Мы с Ефимом уверены в том, что ты ни в чём не виновен и тебя скоро освободят. Помни о своих друзьях и зайди сразу же к нам. Нина и Ефим».
41
Заросший щетиной, со струпьями на теле, лежал Коверзнев в камере. Приказание идти в баню и к парикмахеру выслушал недоверчиво. Позже спросил:
— Уж не выпускают ли?
— Это нам неизвестно, — угрюмо ответил брадобрей, водя бритвой по туго натянутому ремню.
На улице падали крупные хлопья снега; капало с крыши; прыгали весёлые воробьи; на втором этаже духовой оркестр играл вальс «На сопках Маньчжурии».
Пока шли через двор, Коверзнев ртом ловил снег.
Ротмистр, видимо, куда–то спешил. Не садясь, засовывая какие–то папки в портфель, не глядя на заключённого, сказал:
— Распишитесь в получении своих бумаг. Вот здесь. Так, хорошо… Ознакомился я с вашей рукописью детально… Направление правильное… Мы вместе с вами не должны допустить того, чтобы… культурная борьба переросла в политическую… А посему советую прекратить всякие выпады против господина Чинизелли и обивать пороги редакций… с разоблачениями в руках… А пока вам придётся дать подписку о невыезде из Петербурга… Хорошо… Так… Ну, вот и всё… Извините, но ещё разик вас придётся как–нибудь побеспокоить…
И несколькими минутами позже Коверзнев шагал по улице. Всё было как прежде, и никому не было заботы, что над ним издевались, лишали его свободы, держали в мрачном карцере. Так же катили по Невскому экипажи; проехал гвардейский офицер в бобрах, держа между колен саблю, рысак его неслышно выбрасывал стройные ноги — плыл над улицей; грузно прополз трамвай, на застывших его стёклах пассажиры протёрли дырки–и в одну из них, приложив варежку к губам, выглядывала красавица под расписным платочком; обочь панели прошёл барин с доберман–пинчером на сворке; пробежала компания весёлых гимназисток; девица с накрашенным лицом равнодушно скользнула по Коверзневу взглядом… На память ему пришёл Блок, и Коверзнев прочитал горько: «И никому заботы нет, что людям дал, что ты дала мне; лишь люди на могильном камне напишут прозвище — поэт». Подумал: «Действительно, никого — никого нет у меня, и лишь будущим сыном мы связаны с Ритой, и что бы ни было между нами, — должны любить друг друга и прощать друг другу всё… Любить в унижениях, горестях, в бедности… Ради сына».
Он представил, как Рита встретит его, но он будет нежен и терпелив и заслужит её прощение. Он будет из кожи вон лезть, чтобы восстановить потерянное.
Похожие книги на "Цирк "Гладиатор"", Порфирьев Борис Александрович
Порфирьев Борис Александрович читать все книги автора по порядку
Порфирьев Борис Александрович - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.