С некоторых пор Кузовков сторонился собак. На его правой ноге еще не зажила ранка от укуса. Это случилось, когда пришлось лезть через забор в чужой сад. Иногда голод принуждал мальчишку вторгаться на чужую территорию. Известно, что каждый воришка ищет себе оправдания. «Если я вырою куст или два картошки, то мало что убудет, — утешал он свою совесть. — Вон сколько ее здесь посажено. Не помирать же мне с голоду. Будь у меня столько еды, я бы непременно поделился с голодными и нищими».
И он утайкой, крадучись пробирался в сад или огород, унося, сколько влезет в картуз и за пазуху. В такие минуты Федя Кузовков старался забыть наставления мамы и бабушки — никогда без спросу не брать чужого…
Мальчику везло. Он не попадался и стал менее осторожным. За что и поплатился. На этот раз его подстерегал чуткий и проворный пес. Федя еще не успел спуститься с забора, как в ногу вцепились острые собачьи зубы. И вот он повис, не имея возможности избавиться от злобного сторожа. Появление хозяина сада, привлеченного рычанием и лаем, стало для Кузовкова желанным избавлением.
— Что, попался? Больно? Поделом тебе! Не будешь лазать по чужим дворам, — приговаривал хозяин, перевязывая Феде ногу. — А на моего барбоса не серчай. Ему положено сторожить. Это его работа. За то его и кормят.
Федю могли побить, отстегать хворостиной, а затем прогнать с позором. Было за что. А вместо этого перевязали покусанную ногу, да еще и накормили.
Всякое встречалось в этой долгой дороге. В мире, который перед ним открылся, соседствовали добро и зло, жестокость и милосердие. И он запоминал, сравнивал, делал выводы…
Колонисты слушали Кузовкова, теснясь под низким сводом перевернутой лодки. Окружавший их мир тоже опрокинулся, встал с ног на голову. Но в эти минуты лодка, словно раковина, ограждала их от забот и тревог.
Мерцающее пламя свечи было слабым. Но Федя видел, что его гости не только лакомятся мандаринами, но и внимательно слушают. Впервые за последние три месяца мальчик встретил ровесников, которые могут его понять. И ему очень и очень хотелось выговориться.
— А что было потом? — спросил Саша.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
КУЗОВОК
Собака, которая привязалась к Феде тем дождливым вечером на берегу, совсем не походила на ту, что его покусала. Этой дворняге не было что и кого защищать. И она не скалила зубы, а виляла хвостом. Она прижималась к мальчику, терлась о его ноги, будто давая понять, что они в равном положении, что они оба бродяги.
«И все же мне лучше, чем собаке, — подумал Федя, — я могу спрятаться от дождя на вокзале. А собаку туда не пустят. Еще и ударят. Кроме меня, ее некому пожалеть».
Он наклонился, прошелся рукой по собачьей спине, которая стала совсем мокрой. Пес прогнул спину в знак благодарности. Тогда Федя запустил пальцы поглубже в шерсть и удивился, что, несмотря на дождь, там тепло и сухо.
— Как тебя зовут?
Наверное, пес понял, о чем его спрашивают, потому что в ответ тявкнул. А затем побежал трусцой, постоянно оглядываясь на мальчика.
«Он меня куда-то приглашает», — догадался Федя. И не ошибся. Так они оказались возле лодки, а затем и внутри нее.
Дождь стал гуще. Но шел уже снаружи. Они лежали рядом, мальчик и собака, тесно прижавшись друг к другу.
— Я не помню, как уснул. А утром чувствую, кто-то мне лижет руку. С тех пор мы вдвоем. Уже целый месяц.
Этими словами Кузовков закончил свой рассказ.
— И где он теперь, твой друг? — спросил Борис.
— Он просыпается раньше меня. Намного раньше. И сразу же уходит, точнее, убегает по своим делам.
— И какие же это дела?
— Такие же, как у людей. Во-первых, он ищет себе пропитания. А во-вторых…
— Что во-вторых?
— Ищет подружку.
— О, мне приходилось однажды видеть собачью свадьбу, — сказал Саша. — Совсем нехорошо, если такое случится рядом с лодкой.
— Не волнуйся. Мой пес, хоть и бесприютный, самый воспитанный в мире. Мне кажется, он жил в хорошей семье.
— Теперь я знаю, что вас сблизило, — решил Петя. — Ты ищешь своего папу, а собака — хозяина, которого тоже потеряла.
— А какая у собаки кличка? — спросил Борис.
— Это знает только она, — ответил Федя.
— Надо ей придумать новую кличку.
— Но какую?
— Я уже придумал, — сказал Борис.
— Придумал? Тогда назови.
— А не обидишься?
— С чего бы я стал обижаться?
— Фамилия твоя Кузовков?
— Да, верно.
— А собаку можно назвать Кузовок.
Федя с удивлением посмотрел на Бориса:
— Что же получается! Выходит, у нас с собакой будут одинаковые имена?
— Я не вижу здесь ничего обидного, — вмешался Саша. — Ты же сам назвал пса своим другом. Вы даже живете вместе.
Решил вставить свое слово и Петя:
— А я вспомнил, есть морская рыба с таким же названием.
— Рыба?
— Ну да. Тоже кузовок. Она маленькая и шустрая. И говорят, очень ядовитая.
Не успел затихнуть спор, как появился и сам его виновник. Сначала из подкопа показалась рыжая голова. Глаза собаки выражали одновременно настороженность и любопытство, а уши стояли торчком. Но Федя протянул навстречу руки. И этого было достаточно, чтобы собака протиснулась в лодку целиком.
— А вот и Кузовок! — так приветствовал Федя своего четвероногого друга. И тем самым признал кличку.
Больше других обрадовался Борис Печерица. Ведь это он предложил так назвать собаку.
— Пусть и Кузовок поедет с нами на остров, — сказал он. — Там его никто не обидит.
— Едем! — решительно махнул рукой Федя.
Мальчикам повезло. Райли Аллен оказался на острове. Федя поведал ему свою историю, а закончив рассказ, неожиданно спросил:
— Вы ведь хорошо знаете английский язык?
— Разумеется, — улыбнулся Аллен. — Это мой родной язык. Но почему ты спрашиваешь?
— Тогда помогите написать письмо.
— И кому же?
— Американскому президенту.
Неожиданная просьба маленького сорванца удивила не только Аллена, но и его новых друзей. Борис даже повертел пальцем у виска.
— Самому Вудро Вильсону? — уточнил Аллен. — Наверно, ты его хочешь о чем-то попросить?
— Я ищу отца. Думаю, он сейчас в Америке.
— Но с этим необязательно обращаться к президенту.
— К кому же еще?
— Лучше всего в Красный Крест. Как раз он занимается розыском родных. А я работаю в этой организации.
— Это верно?
— Куда уж вернее!
— Тогда хочу быть с вами.
— Хочешь стать колонистом?
— Если это поможет найти отца.
— Ну что? Примем Федю в нашу семью? — Аллен повернулся лицом к детям.
— Примем, примем! — закричали хором мальчики, стоявшие рядом.
В это время подошла Лена Александрова. Она услышала последние слова и тоже воскликнула:
— Как хорошо, что мы будем жить вместе!
Но тут же ее лицо выразило тревогу:
— А как же Кузовок? Его тоже надо принять.
— Какой еще Кузовок? — спросил Аллен.
— А вот и он. Знаете, какой он смышленый!? А ну-ка подай дяде лапу! — Кузовок посмотрел в глаза Аллену. Заслуживает ли этот человек доверия? Наверно, заслуживает, раз так ласково говорит с хозяином.
Пожав мохнатую лапу и потрепав собаку по загривку, Аллен сказал:
— Надеюсь, Кузовок будет хорошо охранять вашу казарму. Сегодня же распоряжусь, чтобы его поставили на довольствие.
Мальчики были очень довольны, а Райли Аллен, глядя им вслед, подумал, что Федор Кузовков — не первый, кого принимает под свое крыло Петроградская детская колония. Он вспомнил пятнадцатилетнюю девочку, которая пристала к поезду на пути во Владивосток. «Я буду выполнять любую работу, — сказала она, — только возьмите меня к себе». И другую девочку, так настрадавшуюся в своей короткой жизни, что не могла в разговоре с ним даже вспомнить название родного города и сколько ей лет.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
ВОЛШЕБНОЕ СЛОВО
Из рассказа Зои Яковлевой-Трофименко:
