Ознакомительная версия. Доступно 55 страниц из 271
Княгиня Ольга не напрасно провела так много времени на подворье монастыря св. Мамонта. Среди людей, которых она там встречала, попадались и те, кто побывал в Большом дворце, и от них княгиня Ольга уже знала, какие палаты и чудеса находятся в этом дворце, как и где принимают императоры, слышала, конечно, и про Золотую палату — Магнавру.
И все же княгиня не могла представить себе всего, что ее ждет, и, остановившись на пороге Магнавры, на мгновение растерялась. Перед нею тянулась длинная и широкая, вся залитая огнями палата, вдоль стен ее стояло бесчисленное множество людей, а в конце палаты, где было больше всего света и где все сияло золотом, высился покрытый багряными коврами, украшенный золотыми деревьями, под которыми стояли позолоченные львы, помост, на нем — золотой трон, на троне же, как сразу поняла княгиня Ольга, сидел император Константин.
Тысячи глаз были в эту минуту прикованы к ней. Все знали, кого в этот день принимает император Византии, каждый из этих людей много слыхал о русах и хотел их увидеть, хотел узнать, какова из себя северная княгиня, как она одета, как будет держаться в Большом дворце.
Княгиня стояла на пороге Магнавры. Она была чересчур бледна, слишком сурова, со своими темными глазами, сжатыми устами… Одета была княгиня в белое платно из тонкого шелка с серебряными крестами, с золотой каймой по подолу, подпоясана широким красным поясом; на плечи ее легко было накинуто корзно из алого бархата, отороченное соболями; голову княгини прикрывала белая шелковая повязка, концы которой спускались на плечи. На шее висел знак княжеского рода — золотая гривна с подвесками; от висков спадали большие, украшенные дорогими самоцветами колты.
Жены, стоявшие позади княгини, одеты были проще, но достойно; на них были не пышные золотые или серебряные одеяния, а темные платна; только на двух, принадлежавших к княжескому роду, платна были багряные, с золотой искрой. Пояса у всех, вставки на груди и плечах, головные повязки ткали искусные киевские мастера, бравшие свои узоры с цветов, трав, диковинных зверей.
Еще дальше, за женами, стояли длинноволосые, с большими бородами купцы и послы, своей статью и одеждой напоминавшие воинов. Они были в темных, шитых золотой и серебряной ниткой свитах, подпоясаны высокими кожаными поясами с карманами для ножа, огнива, горсти соли. Не было только у них мечей.
Когда княгиня двинулась с места, случилось чудо. Все в палате стояли неподвижно, никто не произносил ни слова, и внезапно в этой тишине послышались чарующие звуки — это на позолоченных деревьях запели сделанные каким-то умельцем птицы, потом зашевелились, открыли свои пасти и ударили хвостами о землю позолоченные львы, они высовывали длинные языки, рычали.
Но княгиня уже слыхала об этих чудесах и не обращала внимания на позолоченные деревья и львов. Она видела другое — несколько евнухов подставляли ей свои плечи, чтобы она оперлась, но княгиня решительным жестом отказалась. Когда же логофет, шагавший впереди нее, подал ей знак остановиться и пасть ниц, она не остановилась, а продолжала идти вперед, за нею шли жены из ее свиты, послы, купцы, толмачи и слуги — больше ста человек.
И только когда до трона было уже совсем близко, княгиня Ольга остановилась, а за нею встала и вся ее свита. Теперь княгиня ждала, что скажет логофет.
Но логофет молчал, молчали и все в палате. На их глазах, под торжественное пение хоров, несшееся одновременно с двух сторон, трон Соломона стал подниматься вверх, покачнулся на одном месте, остановился. Теперь император Византии был выше всех в этой палате. Он, казалось, повис в воздухе, а сзади него, на стене, виден был лик Христа.
— Император ждет слова! — прошептал логофет.
— От рода русского и всех князей его прибыли мы сюда, чтобы имать любовь с царем греческим, совершенную на все лета…
В торжественной тишине логофет, рядом с которым стоял толмач, громко повторил слова княгини Ольги.
— А в знак любови нашая принесли мы царю греческому дары наши, просим их принять на многие лета…
Хор в приделе запел:
Многая лета императорам, Многая лета!
Купцы и послы вышли вперед и стали складывать перед троном императора дары…
Тут, в Золотой палате византийских императоров, привыкли уже к подаркам послов разных земель, и чем, казалось, могла удивить императора княгиня из какой-то северной, суровой и холодной земли после послов из Египта, Аравии, Армении и еще более дальних земель? Все ждали, что это будут вполне обычные, а может, и жалкие для Золотой палаты дары.
Но уже с самого начала стало ясно, что Руси есть что показать в Византии и что княгиня Ольга знала, что привезти и чем поразить императора ромеев.
Купцы из Руси положили перед престолом императора меха горностая, такие белые, что от них, казалось, исходило сияние; за ними легли меха лисиц, черных, как небо ночью, ровные, блестящие; вот растянулся мех медведя, страшный, грозный; вот закачались целые связки куниц, тускло засияли шкуры бобров, за ними — соболей и еще какого-то зверя…
В Золотой палате было очень тихо, без знака императора тут никто не смел произнести ни одного слова. Но когда меха устлали мрамор, в этой тишине слышно стало тяжелое, сдерживаемое дыхание множества людей, послышался шум — все переступали с ноги на ногу, чтобы разглядеть дары киевской княгини.
И это было лишь начало. Как только отошли первые купцы, несшие меха, их место заняли другие: на ковры и мрамор начали сыпаться грозди горючего камня, рядом с ними выросла целая гора изукрашенного лучшими новгородскими мастерами рыбьего зуба… В Магнавре раздался стук предметов, падавших на пол, но еще явственней слышалось громкое дыхание людей.
А купцы уже принесли на вытянутых руках и положили перед самым престолом императора, неведомо когда успевшим опуститься на помост, окованные золотом, выложенные жемчугом, украшенные эмалью и самоцветами, излучавшими огни, меч, шлем, золотой щит — изделия золотых дел мастеров из Киева и Родни.
Император Константин смотрел на дары княгини Ольги, и блеск его глаз, руки, вцепившиеся в поручни престола, говорили о том, что он, как и все присутствующие в Золотой палате, весьма поражен тем, что произошло, что он не ждал таких щедрых и драгоценных даров. Однако император, как и приличествовало его особе, старался не выдать своих чувств, а потому сдержанно и холодно велел логофету передать северной княгине, что он благодарит за дары и принимает их как знак любви и дружбы, которые издавна существовали и должны существовать между империей и Русью.
