Спартак - Джованьоли Рафаэлло (Рафаэло)

Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 143

Спартак уже собирался прилечь под навесом, который, несмотря на все протесты, товарищи соорудили для него из ветвей деревьев, покрыв их козлиными шкурами и шкурами овец, взятыми из дворцов и вилл, где они побывали за последние дни. Но сделав несколько шагов, он снова остановился, опять прислушался и сказал про себя: «Нет, так и есть… Там солдаты взбираются на гору!»

Он повернул к насыпи, сооруженной накануне вечером, и прошептал, как будто говорил с самим собой:

— Так скоро? Не верится!

Он не дошел еще до того места, где стояла на страже половина манипула гладиаторов, как оттуда до него долетел неясный говор приглушенных голосов, и в тишине ночи он ясно услышал громкий окрик стоявшего впереди часового:

— Кто идет?..

И сейчас же, еще громче:

— К оружию!

За валом на мгновение произошло некоторое замешательство: гладиаторы вооружались и выстраивались в боевом порядке позади прикрытия.

В эту минуту к сторожевому посту подошел Спартак с мечом в руке и очень спокойно сказал:

— На нас готовится нападение… Но с этой стороны никто не проберется.

— Никто! — единодушно воскликнули гладиаторы.

— Пусть один из вас пойдет в лагерь, подаст сигнал тревоги и от моего имени потребует соблюдения порядка и тишины.

Тем временем часовой услышал от подходивших условный пароль «Верность и победа», и, пока декан побежал с восемью или десятью солдатами посмотреть, кто идет, весь лагерь уже проснулся. В несколько секунд, без шума, без смятения, все гладиаторы были вооружены, каждый занял свое место в манипуле, и когорта выстроилась, как будто она состояла из старых легионеров Мария или Суллы, готовая мужественно отразить любую атаку.

В то время как декан, соблюдая всевозможные предосторожности, разузнавал, что за отряд приближается к лагерю, Спартак с половиной сторожевого манипула молча стоял за насыпью, повернувшись в сторону тропинки; они прислушивались, стараясь узнать, что там происходит. Вдруг раздался радостный голос декана:

— Это Эномай!

И сейчас же все следовавшие за ним гладиаторы повторили:

— Эномай!

Через секунду послышался громоподобный голос германца:

— Верность и победа! Да, это я, а со мной девяносто наших товарищей, бежавших из Капуи.

Легко себе представить радость Спартака. Он бросился через насыпь навстречу Эномаю. Они обняли друг друга крепко, по-братски, причем Эномай старался не задеть больной руки рудиария.

— О Эномай, дорогой мой! — воскликнул фракиец в порыве глубокой радости. — Я не надеялся так скоро увидеть тебя!

— Я тоже, — ответил германец, поглаживая своими ручищами светловолосую голову Спартака и время от времени целуя его в лоб.

Когда окончились приветствия, Эномай принялся рассказывать Спартаку все по порядку. Его отряд больше часа отбивался от римских когорт; римляне разделились на две части, одна вступила в рукопашную схватку, а другая направилась по улицам Капуи в обход, намереваясь ударить с тыла. Эномай разгадал их план; бросив защиту заграждений, сооруженных поперек дороги, и зная, что скрывшимся со Спартаком товарищам достаточно было одного часа, чтобы уйти от опасности, он решил отступить, приказав гладиаторам, сражавшимся вместе с ним, рассыпаться, спрятаться где-нибудь, а завтра, сменив одежду, выйти поодиночке из города. Встреча была назначена под арками акведука; Эномай должен был ждать товарищей до вечера, а затем отправиться в путь. Он рассказал также о том, как более двадцати товарищей по несчастью погибли в ночном сражении около школы Лентула, как из ста двадцати гладиаторов, сражавшихся с ним против римлян и потом, по его совету, рассыпавшихся поодиночке, к акведуку пришло только девяносто человек; выступив в прошлую ночь, они обходными путями дошли до Помпеи, где встретили одного из гонцов Спартака, посланного в Капую. От него они получили самые точные сведения о том месте, где расположились лагерем беглецы из школы Лентула.

Приход этого шестого манипула вызвал в лагере огромную радость. В костры подбросили дров, приготовили вновь прибывшим скромное угощение: хлеб, сухари, сыр, фрукты и орехи. В общем шуме голосов нельзя было разобрать, кто встречал и кого встречали. Все смешалось: восклицания, вопросы, ответы, рассказы. «О, ты здесь?» — «Как поживаешь?» — «Как шли?» — «Как добрались сюда?» — «Место удобное, здесь можно защищаться…» — «Да, мы счастливы!» — «А как было в Капуе?» — «А как товарищи?» — «Как Тимандр?» — «Бедняга!» — «Умер?..» — «Смертью храбрых!» — «А Помпедий?» — «С нами!» — «С нами?» — «Эй, Помпедий!» — «А как школа Лентула?» — «Растает, как снег на солнце». — «Все придут?» — «Все». Подобные вопросы и восклицания слышались со всех сторон.

В шумных разговорах, в излияниях надежд и чаяний, воскресших в душах гладиаторов с приходом товарищей, прошло немало времени. Соратники Спартака еще долго не спали, и только глубокой ночью тишина и покой воцарились в лагере восставших.

На рассвете, по приказу Спартака, десять человек рабов и гладиаторов затрубили в рожок, заиграли на свирелях и флейтах, чтобы разбудить спавших гладиаторов. Построив товарищей в боевом порядке, Спартак и Эномай сделали им смотр, отдавая новые приказания, внося необходимые изменения в те, что были даны раньше, воодушевляя и ободряя каждого воина, старались вооружить всех как можно лучше. Затем была произведена смена караула и отправлены из лагеря два манипула — один на поиски продовольствия, другой в — лес за дровами.

Гладиаторы, оставшиеся в лагере, следуя примеру Спартака и Эномая, взяли топоры и разные земледельческие орудия, которых оказалось немало, и принялись вытаскивать из скал камни, которые могли быть использованы для метания в неприятеля из пращей, изготовленных из веревок, которыми они располагали. Камни эти гладиаторы предусмотрительно заостряли с одной стороны и складывали в огромные кучи по всему лагерю. Особенно много камней было заготовлено и сложено в той части лагеря, которая была обращена к Помпее, так как прежде всего отсюда следовало ожидать нападения.

Эта работа заняла у гладиаторов весь день и всю ночь. На третий день весь лагерь разбудили на рассвете крики часовых: «К оружию!» Две когорты римлян численностью около тысячи человек во главе с трибуном Титом Сервилианом карабкались по горе со стороны Помпеи, намереваясь напасть на гладиаторов в их убежище.

Через два дня после той бурной ночи, когда Сервилиану удалось помешать восстанию десяти тысяч гладиаторов школы Лентула, ему сообщили, что Спартак и Эномай с несколькими сотнями восставших ушли по направлению к Везувию и якобы грабят виллы, мимо которых проходят (это была заведомая ложь, кем-то распространявшаяся клевета), что Спартак освобождает рабов и призывает их всех браться за оружие (это было верно). Трибун помчался в капуанский сенат и в сенат республики. Перепуганные, дрожащие от страха сенаторы собрались в храме Юпитера Тифатского. Рассказав обо всем происшедшем и о том, что он предпринял для спасения Капуи и республики, Сервилиан испросил у сената разрешения высказать свое мнение и предложить меры, которые, как он полагал, позволят подавить восстание в самом зародыше.

Получив такое разрешение, отважный юноша, надеявшийся заслужить подавлением восстания великие почести и повышение, принялся доказывать, насколько опасно было бы оставить Спартака и Эномая в живых и дать им возможность свободно передвигаться по полям хотя бы в течение нескольких дней, так как к восставшим ежечасно присоединяются рабы и гладиаторы и опасность все увеличивается. Сервилиан утверждал, что необходимо идти вслед за бежавшими, настигнуть их и уничтожить, а головы их для устрашения всех десяти тысяч гладиаторов насадить на копья и выставить в школе Лентула Батиата.

Этот совет понравился капуанским сенаторам, пережившим немало тревожных часов; они страшились мятежа гладиаторов; тревога и беспокойство отравляли их мирное, беспечальное, праздное существование. Они одобрили предложение Тита Сервилиана и опубликовали декрет, в котором за головы Спартака и Эномая была назначена награда в два таланта. Вместе с товарищами их заочно приговорили к распятию на крестах, как людей подлых, а теперь ставших еще более подлыми, ибо они превратились в разбойников с большой дороги. Как свободным, так и рабам, под угрозой самых строгих наказаний, воспрещалось оказывать им какую-либо помощь. Вторым декретом капуанский сенат поручал трибуну Титу Сервилиану возглавить командование одной из двух когорт легионеров, находившихся в Капуе, другой же когорте, совместно с городскими солдатами, под началом центуриона Попилия, приказано было остаться для наблюдения за школой Лентула и для защиты города. Сервилиану также было предоставлено право взять в соседнем городе Ателле еще одну когорту и с этими силами отправиться для подавления «безумного восстания».

Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 143