Ближний круг госпожи Тань - Си Лиза

– Тогда почему доктор Ван не попытался прервать вторую и третью беременность Юньсянь?

– Дочка, ты же повитуха. И знаешь ответ. Многие дети не доживают до семи лет. Зачем что‑то планировать, пока Маньцзы не достигнет этого возраста? А еще лучше, пока ему не исполнится восемь?

– К тому времени, – перебиваю я, – у меня было три дочери. Они не представляли никакой угрозы. И кто знает? Возможно, это было лишь семечко, а идея вызревала годами. Предположим, доктор Ван решил, что судьба вмешается и подарит мне сына, когда я забеременею в четвертый раз. В итоге жертвой стала ты.

Мэйлин борется с нахлынувшими на нее эмоциями, что отражается на ее прекрасном лице. Наконец она спрашивает дрожащим голосом:

– Что нам делать?

– Если мы что‑то предпримем, – отвечаю я, – последствия неминуемо коснутся семьи моего мужа. И вас двоих.

– Я боюсь, – признается подруга, – но разве можно оставить все как есть?

Мы с повитухой Ши молчим, а Мэйлин решительно встает, пересекает комнату, роется на своих полках и возвращается с бумагой, камнем для растирания туши и фаянсовым кувшином, наполненным кистями для каллиграфии. Все это она раскладывает передо мной.

– Тебе нужно написать отцу.

Я колеблюсь. Мы с Маожэнем женаты уже пятнадцать лет. Написав это письмо, я предам его.

– А вдруг я ошибаюсь? Может, сначала следует посоветоваться с Маожэнем?

– А если ты права? – спрашивает Мэйлин. – Позволит ли он отправить письмо? Захочет ли, чтобы правда вышла наружу?

Я беспомощно пожимаю плечами, Мэйлин вглядывается мне в лицо, ища ответы. Затем она выбирает кисть с тонким кончиком и протягивает ее мне. И я решаюсь: беру кисть, обмакиваю ее в тушь и начинаю писать отцу письмо, в котором излагаю свои подозрения относительно выкидыша Мэйлин и смерти Целомудренной тетушки, а в конце прошу его приехать в Уси. Затем повитуха Ши, Мэйлин и я несколько часов составляем список возможных свидетелей и вопросов, которые придется им задать, если отец решит ответить на мое обращение и потребует разъяснений.

Три недели спустя звуки барабанов и гонгов оповещают нас о приближении процессии, в которой прибыл мой отец, и о том, что все обязаны освободить дорогу. Муж, свекор и Второй дядюшка ждут, спрятав руки в рукава халатов. Мы с госпожой Ко стоим позади. Я нервничаю. Последний раз я видела отца двадцать два года назад, когда мне было восемь лет, а он приехал к бабушке и дедушке с новой женой.

Появляется процессия, возглавляемая колонной знаменосцев, глашатаев и музыкантов. Мой отец едет на коне, грива которого так тщательно расчесана, что блестит. С седла и уздечки свисают оплетки и кисточки. Прямая осанка и чиновничья шапка отца добавляют ему роста и придают властный вид.

Позади него едут несколько человек – тоже верхом, – как я понимаю, это чиновники и письмоводители, которые будут помогать отцу в ближайшие часы. Для любой семьи было бы честью принять гостя столь высокого ранга, но цель визита вызывает смятение умов и смущение: повторное расследование смерти Целомудренной тетушки и расследование в отношении семейного врача и последствий его действий.

Отец спешивается, и один из конюхов берет поводья. Маожэнь, мой свекор и Второй дядюшка склоняются в почтительном поклоне, как и положено в присутствии судьи из Управления наказаний.

Я уже готова упасть ниц, когда отец делает шаг вперед и берет меня за локти.

– Дочка, я бы узнал тебя где угодно. Ты так похожа на мать!

Я прикладываю руку к сердцу, чтобы навсегда запечатать вспыхнувшие во мне чувства.

Отец обращается к мужчинам:

– Господин Ян, я сделаю все возможное, чтобы провести расследование, не поднимая излишнего шума. Маожэнь, рад тебя видеть.

– Боюсь, судья Тань, вы поймете, что зря потратили время, – перебивает его господин Ян. – Я знаю доктора Вана уже много лет. Он служил нашей семье верой и правдой, и видеть, как его несправедливо обвиняют…

– Несомненно, это сложная ситуация, – сочувственно говорит отец. – Ни одна семья не хочет повторного расследования. Будьте уверены, я буду выполнять свои обязанности в соответствии с высшими идеалами Великого кодекса Мин.

Господин Ян не успокаивается, но, когда он открывает рот, намереваясь снова возразить, Второй дядюшка быстро кладет руку на плечо старшего брата, давая понять, что в этой битве не победить.

Вокруг суета: слуги предлагают чашки с чаем сопровождающим отца чиновникам, конюхи уводят лошадей. Господину Яну наконец удается взять свои эмоции под контроль.

– В сложившихся обстоятельствах, – наконец цедит он, – для меня большая честь, что председательствует столь честный чиновник. Все в сборе.

– Тогда мы начнем немедленно, – говорит отец.

Услышав это, госпожа Ко быстро выходит вперед.

– Позвольте сначала проводить вас в комнату, где вы сможете освежиться после дальней дороги, – предлагает она, и отец кивает в знак согласия.

Несмотря на то что отец, казалось, торопился начать работу, проходит почти час, прежде чем госпожа Ко выводит его к той же галерее, где проходило первое дознание по делу Целомудренной тетушки. Свекровь глубоко и с почтением кланяется. Мой отец – сановник и почетный гость, но я никогда прежде не видела, чтобы она вела себя так скромно. Я еще больше удивляюсь, когда он кладет руку ей на плечо, наклоняется и шепчет несколько слов. Она сжимает губы, кивает и отступает.

Отец занимает место за столом, вокруг рассаживаются письмоводители, каждый из которых держит перед собой бумагу, кисти и камень для растирания туши. На столе лежит поднятое из могилы тело Целомудренной тетушки, покрытое муслином. На пюпитре висит схема, изображающая контуры тела. Рядом – небольшой столик, на одном конце которого лежат инструменты, необходимые для дознания, а на другом стоит ваза с кистями и лежат чернила.

Доктор Ван сидит на одном из двух стульев, поставленных прямо у стола лицом к собравшимся. Он выглядит как и всегда: красив, прекрасно одет и доволен собой. Хотя, по обычаю и закону, на церемонии может присутствовать вся семья умершего, чуть поодаль расставили всего тридцать стульев. Мой тесть, Второй дядюшка и Маожэнь сидят в первом ряду в тех же позах, что и на первом дознании. Большинство остальных мест заняты мужчинами Ян, но присутствуют и несколько женщин, включая госпожу Ко и госпожу Чэнь, которую вызвали как свидетельницу. Ее лицо скрыто марлевой вуалью, чтобы никто не видел немногочисленные шрамы. Рядом с ней сидят другие женщины, не входящие в круг нашей семьи: Мэйлин, ее мать и Маковка. Мы с Мэйлин едва заметно киваем друг другу.

Мой отец начинает с предварительных записей, отмечая день, месяц и год правления императора Хунчжи. Письмоводители не поднимают головы, записывая каждое произнесенное слово, чтобы оформить официальный протокол. Затем отец объявляет, что при рассмотрении доказательств судебной экспертизы будет следовать правилам и указаниям, изложенным в книге «Смывание грехов», цитируя: «Если будет допущена хотя бы одна крошечная ошибка, последствия могут растянуться на десять тысяч ли». Он делает паузу, давая нам возможность обдумать эти слова, произнесенные много лет назад магистратом Фу.

– Это необычная ситуация, поскольку перед нами обвинения в двух преступлениях, – продолжает отец. – Первое – четырнадцатилетней давности, когда умерла Ян Фэнши, женщина, известная в семье как Целомудренная тетушка. Второе обвинение касается преднамеренного использования абортивных средств, в результате чего погиб нерожденный ребенок и едва не умерла его мать. Целью этого второго преступления, судя по всему, была моя собственная дочь. Я буду придерживаться самых высоких принципов честности и объективности, выполняя свои обязанности судьи, но, чтобы обеспечить беспристрастность и ваше доверие, я попросил дознавателя Суня, не знакомого с жертвами, свидетелями или обвиняемыми, поскольку он не из этих мест, изучить доказательства. Если кто‑то возражает против этого, сейчас самое время высказаться.