В квартире человека, куда мы перешли жить, стояла ванна.
Печь и колонку Джим продал скупщикам краденого, а ванну — не успел.
Пришел хозяин квартиры. Попросил Джима сохранить ванну. Сосед, пообещал. Но в тот, же день явился к нам, сказал: «Ванна здесь моя!» И унес ее к себе. Семья Нуры из любопытства, сразу явилась.
— Где ванна? — нас спрашивают.
Он пропил эту ванну на другой день. Нас «подставил».
Нет, не будет нам здесь покоя!
К нам, на второй этаж, забраться нашим же соседям — легко. Поэтому мы поставили всюду железные решетки. Вбили в края балкона гвозди, чтобы те, кто полезет к нам, поранили руки. И еще я спрятала канат на балконе — чтоб самим можно было спуститься по нему — на случай, если ворвутся в дверь. Входная дверь слабая. На помощь звать некого.
Во дворе живут две чеченских семьи. Их близкие родственники и друзья расселились рядом, по целым чужим квартирам и частным домам.
Мы одни.
Всем нравится наш старинный книжный шкаф. Джим уже требовал его себе. Говорил: куплю или заберу так. Но мы не отдали. Попутно соседи заглядываются и на два коврика. Пятиметровый ковер вынесли, а эти, маленькие, остались.
Обиженный за алебастр Джим в хорошем подпитии громко рассуждал, что я не мусульманка. А мусульманин у меня один дед.
Только вчера последний кусок нашего хлеба я отдала его беременной жене. Больше у нас нет ни денег, ни хлеба. Просто мама сказала, что женщине в положении не в чем отказывать нельзя!
Читала Мережковского «Тутанхамон на Крите», о жрице Дио, и «Юлиан отступник».
Когда я прочла, как христиане разбили храм языческих богов и убили ребенка, я заплакала. Вообще плачу я редко. Юлиан дал обещание заботиться о ребенке умирающему старику, который не видел, что мальчик уже мертв. Я знаю, чего стоит давать обещание умирающим. Мне понятна вера цезаря в языческих богов. Он просто увидел, каково новое «гуманное» движение.
Мы похоронили маленького кота.
Мир ему!
Он нашел и съел что-то несъедобное, сильно болел.
Людей честных, справедливых, смелых почти не осталось вокруг. В скорбном хаосе, невежественном и злом.
Сегодня мимо наших окон все движутся какие-то венные колонны.
До встречи! Целую тебя, Дневник!
Люди из семьи Нуры убили нового кота Лины.
Вместе сплетничают против нас. Вместе воруют. И одновременно ненавидят друг друга.
Мама права: жить в мире лжи и раздора — хуже, чем погибнуть от бомбы.
Будур.
24 августа 2001
Написала письмо маминой однокласснице из г. Ростова-на-Дону. Ее зовут Наталья.
Не знаю, хватит ли смелости его отправить.
Вообще я стесняюсь просить людей о помощи.
«Это письмо из города Грозного.
Я — Полина, дочь Елены, вашей давней подруги и одноклассницы.
Пишу вам о нашем отчаянном положении.
Дом наш разбит. Бумаги на компенсацию (говорят, за квартиру она положена) не можем оформить — денег нет.
Скитаемся. У мамы был инфаркт. Я сама делаю ей уколы.
Имущество наше почти полностью украдено и уничтожено.
Я была ранена осенью 1999 г. на рынке. Гуманитарную помощь мы не получаем, так как не подходим по «категориям» нуждающихся в ней. Справки об инвалидности маме тоже не можем сделать, чтобы оформить пенсию по инвалидности. В войну часть документов пропала. Я закончила 9 классов. У меня три отметки «хорошо», остальные — «отлично»!
Я продаю на рынке свои старые книжки, но это мало что дает.
Со школы едой помогают учителя и директриса.
Самое главное было бы для нас выехать из Грозного с остатками вещей, так как отношение к людям с русскими фамилиями все более жестоко.
Что бы вы нам посоветовали?
Может быть, где-нибудь принимаются на работу люди из Чечни, и им предоставляется комната?
Ответьте нам, пожалуйста.
Грозный, главпочтамт, до востребования».
Вечер
Подумала и поняла — не отправлю.
Никто не может мне помочь.
Никто.
П.
28 августа 2001
Сосед Джим ежедневно пьет водку. Вчера он устроил ночной концерт. Громко орал, что мы — «русские твари» и нас давно пора зарезать, а он — умеет!
Явно присутствовало желание нахамить, испугать.
Аладдин и Джинн, редкие, лишенные пошлости люди. По стечению обстоятельств, родные Джинна, были соседями этим же Борзовым в Ингушетии. Ежедневно угощали их молоком. Вот бы они послушали это!
Сосед кричал в ночи. Мы записали его голос на дедушкин диктофон.
Джим был в сильном опьянении, он не стучал в нашу дверь. Брал на понт.
Утром мы пошли к его маме и братьям.
Поклялись, что кроме пары носок, одного старого свитера и коричневого халата, мы никогда, ни у кого ничего не брали. Мы пользовались подушкой и одеялами, но оставили их в том месте, где жили.
Продукты — брали. Но никогда не забирали все! Оставляли для других голодных.
По фамилии многие принимают нас за русских людей. Но разве это можно рассчитать?
Мать моей мамы — армянка.
Отец моей мамы — донской казак.
Мать моего отца — польская еврейка.
Отец моего отца — чеченец.
В родословной мамы были татары, грузины, осетины, армяне, украинцы, черкесы.
В родословной отца – французы, испанцы, поляки, чеченцы.
Кто по каплям вычислит состав моей крови?
Прабабушка Юля-Малика часто повторяла: «Мы — кавказский народ!»; «Мы — люди Мира!»
Мать и сестра Борзовы бежали к Джиму со скандалом. «Сынок» и «братик» их прогнал. Грубо вытолкнул из своего жилища. На наших глазах пихнул ногой мать, старую чеченку!
