Мечом раздвину рубежи - Серба Андрей Иванович

Как мы ликовали, когда мазендаранские корабли один за другим стали втягиваться в проливчик! Вот из него на нашей стороне появился первый вражеский корабль, второй, третий, они стали принимать боевой порядок. Вот против наших ладей выстроились уже шесть кораблей, и наш командир дал засаде сигнал вступить в бой. Ладьям, скрывавшимся среди скал, надлежало внезапно ворваться в проливчик, напасть на два ближайших корабля, захватить и поджечь их. Эти огромные костры должны были разделить находившиеся в проливчике корабли на две части, преградив оказавшимся за кострами дорогу к месту сражения. Ладьи внезапно появились из-за скал, выплыли на свободное от них пространство между островками и устремились друг за дружкой к проливчику. Половина воинов в них изо всех сил гребла, остальные с луками в руках стояли вдоль бортов.

Но стрелять первыми стали ширванцы. С их ближайшего корабля в сторону ладей понеслись стрелы с огненными хвостами, однако ни одна из них не была направлена в ладьи, все летели намного выше их. Вот огненные стрелы пронеслись над головной ладьей, над плывущей за ней, достигли третьей. И здесь случилось неожиданное — море среди скал запылало! Да-да, запылало! Среди скал и на свободном от них водном пространстве, по которому неслись к проливчику ладьи, в один миг выросла стена огня, до нас докатился напоминающий раскаты грома гул, и на волнах между островками вместо сплошной огненной стены высоко к небу взметнулись несколько столбов пламени. Это горели наши ладьи! Горели все до единой! Начиная от головной и кончая последней! Мы рассчитывали, что засада среди скал принесет нам победу, а она едва не стала причиной нашего поражения!

— Значит, вам удалось отбиться от мазендаранцев?

— Не отбиться, а победить их! — гордо заявил Сарыч. — Я уже говорил, что большинство из нас составляли вольные русы, бывшие дружинники князей Аскольда и Дира. А русы не отбиваются, они побеждают или погибают! Когда пламя в один миг поглотило восемь ладей с русами — а в засаде были они, лучшие из нас! — уцелевшие русы не растерялись и не ужаснулись. Наоборот, они возопили от ярости, а их жрец, дряхлый старик с бородой по пояс, схватил боевую секиру и обратился к богам, чтобы они дали своим внукам силы отомстить за сгоревших братьев. Русы бросились в бой как одержимые, и ни один мазендаранец не получил от них пощады. Они захватили и пустили ко дну все мазендаранские корабли, осмелившиеся вступить с ними в бой или которые им удалось настигнуть при преследовании. Спаслись лишь те корабли, что, находясь в проливчике во время гибели засады, не поплыли к месту начавшегося боя, а повернули назад.

Мы победили, великий князь, но какой ценой! Помимо восьми сгоревших ладей мы потеряли еще десять и почти пять сотен воинов!

— Я слышал о «греческом огне», который ромеи мечут в неприятеля. Однако он направляется либо из труб-сифонов, либо разбрызгивается из разбившихся метательных глиняных сосудов, — проговорил Игорь, глядя на Бразда. — Неужто у мазендаранцев есть подобное оружие? А вдруг оно имеется и у властителя Ширвана? Но тогда дело вовсе не в расположении засады, а в этом неведомом смертоносном оружии. Воевода, тебе ничего не приходилось слышать о нем от пленников или здешних жителей?

— Нет, великий князь. Но ты еще не дослушал Сарыча до конца.

— Ты знаешь что-то об этом оружии? — с надеждой спросил Игорь у казака. — Или как спастись от него?

— Я тоже многое слышал о «греческом огне» и твердо знаю, что его нет ни у мазендаранцев, ни у ширванцев. Наши засадные ладьи сгорели вовсе не от неведомого оружия, а от поднимающегося из моря ядовитого дыхания дракона, которое мазендаранцы воспламенили своими огненными стрелами.

— Что-что? — оторопел Игорь. — О чем ты говоришь? Ничего не понимаю!

— Сейчас поймешь, великий князь. Среди нас было несколько местных горцев, бывших прежде пиратами, а затем приставших к вольным русам. После боя один из них, язычник, стал взывать к своим богам, чтобы они смилостивились над ним и не позволили заточенному под землей огнедышащему дракону испепелить его своим ядовитым дыханием. Я всегда чтил и сейчас чту не только собственных, но и чужих богов, к тому же мне тоже не хотелось стать жертвой страшного дракона, и я разговорился с горцем-язычником. Вот что он рассказал. Давным-давно на месте Кавказских гор простиралась равнина, в которую однажды явился громадный злой и завистливый дракон. При виде прекрасной раскинувшейся между Хвалынским и Русским морями равнины, любимой и почитаемой богами, его охватили зависть и ярость, и он принялся разрушать эту красоту, бороздя хвостом глубокие ущелья и сгребая лапами высокие горы из вывороченных из-под земли каменьев. За такое злодеяние боги заточили дракона под землю хвостом к Русскому, а головой к Хвалынскому морю. С тех пор при попытке дракона выбраться на волю горы содрогаются, трескаются земля и скалы, а кое-где из них вырывается наружу его ядовитое, смертоносное дыхание. Поскольку дракон огнедышащий, его дыхание способно полыхать огнем. Видимо, ядовитое дыхание дракона поднимается и среди скал у наших островов, и знающие об этом мазендаранцы подожгли его своими огненными стрелами. Точно так могут поступить ширванцы теперь уже с твоей засадой, великий князь.

— Мне тоже приходилось немало слышать об огнедышащих змеях-драконах, — хмуро сказал Игорь. — Знаю, что они — сыновья и дочери небесных гор-туч, а главный среди них — трехглавый Змей Горыныч. Но эти змеи живут с Перуном на Небе, а змеи, подручные богов подземного царства Чернобога, Мары, Кащея, обитают под землей и способны натворить много бед. Предводительствует ими злобный змей Ящер. Возможно, он и есть заточенный богами под землю разбушевавшийся огнедышащий дракон? Как мыслишь, воевода?

— Не знаю, великий князь. Во время нашего набега на Нефат я слышал подобный рассказ от добытчиков нафты. С той лишь разницей, что из земли поднимается не только ядовитое дыхание заточенного дракона, но и его почерневшая от злобы кровь-нафта. Часто ядовитое дыхание и кровь-нафта сливаются воедино, а потому добытчики близ колодцев с нафтой никогда не разводят огня, страшась воспламенить драконий дух. Не ведаю, как обстоит дело с драконьей кровью-нафтой, а вот его ядовитое дыхание наверняка поднимается из моря среди облюбованных нами для засады скал.

— Откуда знаешь это? — поразился Игорь. — Только вчера мы вместе осматривали скалы и море промеж них, и ты ни единым словом не обмолвился ни о заточенном под землей драконе, ни о его ядовитом дыхании?

— Вчера я не слышал рассказа Сарыча и не придавал значения тому, чему следовало. Помнишь несколько мест среди скал, где из моря рвутся кверху множество пузырьков воздуха?

— Помню. Но вода пузырится везде, где она бьется о берег или скалы. Что здесь удивительного?

— То, что она пузырится и там, где нет ни берега, ни скал и волнам не с чем сталкиваться. После сообщения Сарыча я снова побывал среди скал и насчитал три места, где море словно кипит на подводном огне. Я опустил голову к лопающимся на поверхности моря пузырькам и ощутил запах, памятный мне по колодцам с нафтой на нефатском берегу. Только после этого я окончательно поверил рассказу Сарыча и решил, что о том давнишнем бое обязательно должен знать и ты, великий князь.

— Выходит, наш план сражения ничего не стоит, — с сожалением сказал Игорь. — Придется искать другой способ, как разбить Дивдада.

— Великий князь, мне сдается, что ты торопишься отказываться от прежнего плана, — возразил Бразд. — Неужто мы, зная об уготованной нашей засаде среди скал огненной ловушке, не сможем избежать ее и нанести по ширванцам неожиданный удар оттуда, откуда и замыслили? Я недаром снова ходил к скалам. Мне кажется, это возможно, и Дивда-ду даже с помощью дракона не избежать разгрома.

— Ты знаешь, как не позволить ширванцам воспламенить дыхание дракона? — оживился Игорь. — Или как укротить огненную стену, чтобы засадные ладьи смогли ворваться в проливчик? Говори!

— У меня покуда есть лишь ряд задумок, — ответил Бразд. — Но пригодны они или нет, можно судить лишь на месте, где ширванцы намерены сжечь наши ладьи.