Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 122
Глава 18
ПЕРЕГОВОРЫ В ХРАМЕ ГЁКУСЭНДИ
Эпоха Эдо – пора процветания и наслаждений. Общество в столице непрерывно развлекается. Границы страны недоступны для варваров, и это главное условие вечного праздника аристократов и равновесия сословий. Народ, добывающий рис, пребывает в совершенном повиновении. Восстания крестьян подавляются быстро и беспощадно.
Крестьянская душа оценивается по стоимости риса, потребного для ее прокормления. Величие и богатство князей исчисляются не числом крестьянских душ, а весом риса, идущего на прокорм подданных всех рангов, воинов и прислужников. Жалованье самураев и заработки чиновников исчисляются рисом. Даже степень силы власти и богатства самого сиогуна известна по количеству риса, расходуемого на содержание аппарата власти и войск. Это, конечно, тайна, которую, однако, многие знают. Очень бюрократически и вульгарно судить так обо всех, от мала до велика, но так принято, что поделаешь! Плата за государственную службу тоже исчисляется рисом, точнее – соломенными мешками с рисом. Рыба, водка, специи и морская снедь – особая стать, на нее и счет особый, и цена, и каждый, сообразно с положением, добывает их по-своему.
За последнее время появились очень невидные, но сильные и влиятельные личности, по закону считающиеся совершенно бесправными и презираемыми торговцами или просто скромными крестьянами, рыбаками. Есть среди них без фамилий люди.
Князь Мурагаки Авадзи но ками, представляющий правительству картину состояния японских интересов в айнском народе на севере, изучающий там географию, этнографию, политику и мореплавание, одновременно процветает и на юге, и в столице, и по службе, и в командировках. Но не потому, что получает мешки с рисом за службу правительству, и не потому, что все хозяйство посольства у него на руках. Он принимает участие в торговле с купцами, и дела его многообразны.
Недовольные положением в стране, образованные молодые люди, получавшие сведения об европейских науках, до сих пор уничтожались, если их знания не служили процветанию высшего общества и если их подозревали в шатании основ. Не менее строго обходились с мрачными крамольниками из старых князей.
Изнеженные дети высших чиновников становились похожими на изнеженных и ослабленных детей вельмож. Это заботит Саэмона но джо. Привычка общества к праздности и удовольствиям перенималась в семьях тех высших чиновников, которые, выйдя не из родовой знати, оставались всю жизнь при правительстве и считались охранителями общества.
Но такие чиновники, как управитель финансов государства и глава его пограничной охраны Кавадзи Саэмон но джо, как высший из высших охранителей безопасности Матсумото Чуробэ, держали себя в состоянии вечной готовности и напряжения, а народ – в повиновении. Они решали дела государства, думая за своих повелителей.
Но и они умеют пожить в свое удовольствие. И эти чиновники, составлявшие как бы фундамент государственной власти, усваивали манеры поведения аристократов и при случае не отказывали себе в удовольствиях после тяжких трудов.
Эдоским вельможам в таком глухом, да к тому же еще и разрушенном захолустье, как Симода, дни напролет приходилось требовать с людей, учить их, заставлять, и наказывать, и все время работать!
Но на досуге в храме, где жили Старик и Каку, как за его спиной с ласковой иронией называли министра финансов Кавадзи, составлялось приятное общество серьезных людей, любивших повеселиться. Присутствие умных и значительных, но находившихся в подчинении у послов второстепенных чиновников, объединявшихся дружественно и по долгу служебной подчиненности, сидя на татами из рисовой соломы вокруг столпов общества, готовых живо отозваться на каждую их шутку и острое слово, придавало этим вечерним времяпрепровождениям пожилых и почтенных людей особенную прелесть. Разница в положении все время чувствовалась. Всегда был фон, на котором видишь свою значительность, и этот далеко не провинциальный, а самый богатый столичный фон, как богатые дорогие ширмы из шелкового золота, всегда путешествовал с чиновниками из замка Эдо и ярко выделял значительность их власти и ума.
Одно из удовольствий посидеть вот так, вечером, в свободной неофициальной позе, не втягивая дисциплинированно поджатые под себя ноги и не выпрямляясь, и посмеяться над кем-нибудь. Настроение у всех отличное, и каждый имеет возможность выделиться и стремится понравиться высшим чиновникам. Ведь Тсутсую Хизен но ками и Саэмону но джо высочайше пожалованы отрезы узорчатой материи на парадное платье, обоим губернаторам Симода, а также главному мецке и заведующему бумагами, картами и церемониями посольства то же самое. Узорчатую материю еще никто не видел, но о ней писано в сообщении главы правительства.
Кавадзи в тот же день записал в своем дневнике: «Мы хорошо провели время!»
В Эдо также произошло землетрясение. Но у всех чиновников делегации для приема русских дома все благополучно.
После страшной катастрофы, когда вокруг все разрушено и когда погибло столько людей, даже маленькие исправления очень радуют. Приведен в порядок водопровод. Вода по бамбуковым трубам поступает из горной речки прямо во дворы, в пруды, на кухни и в деревянные ванны при квартирах в храмах. Саэмон но джо опять может теперь каждый вечер принимать ванну. Заберешься в бочку с горячей водой, и заботы сразу вылетят из головы. Вылезешь и, рассматривая свое тело, видишь, что ссадины и царапины, полученные во время бегства в горы, зажили, коросты, напоминающие о страшном дне, отпадают.
Когда вот так посмеешься вечером, то наутро становишься серьезнее и чувствуешь, что вчерашний день прошел не зря.
Оживляющая фраза «мы хорошо время провели» крутится в голове.
… Город понемногу приводился в порядок, но хороших кушаний нет, их негде здесь готовить, даже такие высшие чиновники, как Старик и Каку, живут впроголодь. По вечерам общий веселый разговор опять заглушает все противоречия.
– На их корабль невозможно смотреть без смеха, – восклицает Уэкава Деничиро, – он весь в пластырях и заплатах! Он уткнулся в мель! Кажется, что на нем платье, как на старой нищенке!
