Пять столетий тайной войны - Черняк Ефим Борисович

Ознакомительная версия. Доступно 44 страниц из 218

Эрколе Маттиоли или Эсташ Доже?

Чтобы приблизиться к разгадке, нужно, отбросив вымыслы и фантазии, обратиться к немногим известным, точно установленным и могущим быть легко проверенными фактам, к сохранившимся, не вызывающим сомнения подлинным документам, которые исходили от непосредственных участников событий.

18 сентября 1698 г. губернатор острова Сен-Маргерит в Средиземном море вступил в должность губернатора Бастилии. Привезенный им арестант, ранее содержавшийся в тюрьме на Сен-Маргерите, носил на лице черную бархатную маску; о том, кто этот арестованный и в чем заключалось его преступление, власти хранили строгое молчание. Комендант Дю Жюнка, второе после губернатора должностное лицо Бастилии, 18 сентября 1698 г. в своем дневнике (в него он с 1690 г. заносил для себя сведения о поступлении и убытии — в результате смерти или освобождения заключенных) сделал запись о прибытии губернатора Сен-Мара с таинственным узником, который был ранее заключенным в государственной тюрьме в Пинероле. Это небольшое селение у подножия Альп в Северной Италии перешло к Франции по договору 1631 г. Учитывая выгодное стратегическое положение Пинероля, Ришедье приказал построить там крепость, включая цитадель и отделенную от нее высокой стеной тюрьму. Пинероль имел сильные фортификации, его цитадель охранялась сильным гарнизоном. Это неудивительно, если учесть, что из Пинероля французы легко могли проникнуть в глубь Италии. Тюрьма Пинероля была почти так же известна, как Бастилия, и пользовалась еще более зловещей репутацией (когда герцог Лозен узнал, что король приказал заключить его в тюрьму Пинероля, он попытался покончить с собой). В тюрьме содержалось всего несколько — 5 или 6 — «государственных заключенных». А численность тюремной охраны была больше в 10 с лишним раз. Некоторым из заключенных разрешалось иметь слуг. С 1665 г. по приказу военного министра Лувуа тюрьма находилась в полном распоряжении Сен-Мара.

В дневнике отмечается, что имя заключенного остается неизвестным. Вначале он был помещен в первой камере башни Базиньер, а через несколько часов после этого препровожден в третью камеру башни Бертодьер, которая заранее, за несколько дней до этого, была хорошо обставлена по приказу Сен-Мара. Узник ел вместе с губернатором, слуга передавал им блюда из соседней комнаты. Перед едой губернатор тщательно запирал двери камеры. Сен-Мар спал в одном помещении с заключенным.

Сохранилось письмо губернатора, где он описывает чрезвычайные предосторожности, которые ему приходилось принимать на случай своей болезни, для того чтобы офицеры и солдаты, приносившие заключенному еду, не увидели его лица. Совершенно ясно, что с узником обращались весьма внимательно, хотя сведения об исключительной почтительности, с которой относился губернатор к «маске», о роскоши, которой он якобы был окружен в своей камере, не находят каких-либо подтверждений в документах и поэтому, вероятно, относятся к области мифов.

Выдержки из дневника Дю Жюнка были опубликованы более чем полстолетия спустя, в 1769 г., священником при Бастилии Р. П. Грифе. Он уверял, что воспоминания о необычайном заключенном десятилетиями жили среди офицеров и солдат Бастилии. Утверждалось, что впоследствии были уничтожены все вещи, связанные с пребыванием «маски» в Бастилии, спешно побелены и покрашены стены и переложен пол в камере, в которой он находился, с целью ликвидировать любые возможные следы. Показания Грифе подтверждаются заметками майора Шевалье, занимавшего пост одного из главных чиновников Бастилии с 1749 по 1787 г. Этот исполнительный и трудолюбивый служака, который среди своих заметок исторического характера воспроизвел записи Дю Жюнка, сообщает, что таинственный узник, не болевший во время нахождения в Бастилии, однажды почувствовал себя нездоровым и через несколько часов умер. Он был похоронен 20 ноября 1703 г.

Не стоит придавать особого значения всем показаниям Грифе и Шевалье, кроме тех, в которых сообщаются вполне определенные факты. Оба эти свидетеля писали в то время, когда легенда о «маске» получила уже широкую известность и могла повлиять на их рассказы.

Обращаясь снова к подлинным документам, нетрудно убедиться, что легенда игнорировала одно важное обстоятельство. Строгость заключения постепенно ослабевала. Как показывают регистрационные записи, 6 марта 1701 г. «маску» перевели во вторую камеру башни Бертодьер и, что особенно интересно, в камере он находился не один. В ней еще за несколько месяцев до того был помещен молодой слуга Тирмон, обвиненный в тяжелом уголовном преступлении. (Тирмон 14 декабря 1701 г. был переведен в другую тюрьму и умер в 1708 г., лишившись до этого рассудка.) Эти факты интересны не только тем, что исключают отождествления этого Тирмона с «маской» (были и такие попытки), но и доказывают, что человека, знакомого с «маской», вскоре поместили в другую тюрьму, где не могла соблюдаться такая секретность, как в Бастилии.

Более того, после Тирмона у «маски» появился другой сосед по камере — 60-летний Жан Александр де Маранвиль (псевдоним — Рикарвиль), который попал в Бастилию за критические замечания по адресу правительства. В 1708 г. Маранвиля перевели из Бастилии в Шарантон — в так называемую «открытую тюрьму», где заключенные имели право поддерживать связь друг с другом и с внешним миром. Умер Маранвиль в следующем, 1709 г. Трудно совместить несомненный факт соблюдения строгой секретности в отношении «маски» и нахождение его в одной камере с арестованными, которым впоследствии сама администрация дала возможность разгласить сведения, полученные от таинственного узника. Вдобавок в этом не было никакой нужды — камер в Бастилии было в тот период значительно больше, чем заключенных, и заключенные, как правило, содержались в одиночных камерах. Так, в ту же вторую камеру башни Бертодьер, которую одно время занимал «маска», с 22 февраля 1703 г. был помещен аббат Гонзель, обвинявшийся в шпионаже.

Любопытно отметить, что уже в заметках Шевалье содержится утверждение, видимо, дающее ключ к идентификации «маски». Он указывает, что тот был похоронен под фамилией Марширг. О смерти узника есть, как уже отмечалось, и запись в дневнике Дю Жюнка, опубликованная в XIX в. В ней также указывается, что заключенный умер внезапно. Но тут же сообщается, что незнакомцу в регистрационном списке умерших было дано какое-то чужое имя, после чего на полях записи было добавлено, что, как он (Дю Жюнка) узнал позднее, неизвестный был занесен в реестр умерших заключенных под именем де Маршьеля. Был обнаружен наконец и сам реестр, в нем значилось: «19 (ноября 1703 г.) Маршиоли, приблизительно 45 лет, умер в Бастилии». Далее шли сведения о похоронах на следующий день и о присутствовавших при погребении тела официальных лицах. В этой второй части записи обращает на себя внимание небрежность: имя врача Бастилии, наблюдавшего за похоронами, написано совершенно по-разному в самом тексте и в подписях, скреплявших этот документ (Relge и Reilhe). Таким образом, тюремный писарь не отличался особым вниманием (или грамотностью), даже когда вписывал в документы фамилии немногих и хорошо знакомых ему чиновников Бастилии. Тем более вольно мог он обращаться с совершенно неизвестным для него, впервые называемым именем заключенного.

Итак, Маршиоли. Это имя, возникшее от чтения документов, разысканных в XIX в., серьезно подкрепляет теорию, родившуюся за 100 лет до этого. Уже в 1770 г. один библиофил, барон Хейс, в письме в «Журналь энциклопедик» отождествил «маску» с графом Маттиоли, и эта точка зрения была потом подтверждена многими исследователями. Противоречили ей эффектная история, рассказанная Вольтером, и ее дальнейшая популяризация у Дюма.

Версия Хейса защищалась в опубликованной в 1825 г. монографии Делора и еще в некоторых работах. Среди них особое место принадлежит книге М. Топена «Человек в железной маске» (Париж, 1870 г.), в которой впервые был опубликован ряд важных документов, в том числе письма Сен-Мара. «Кандидатура» Маттиоли получила преобладание в конце XIX — начале XX в. Ее активным сторонником был, в частности, известный французский историк Ф. Функ-Брентано, который привел многочисленные доводы в пользу этой гипотезы в своих неоднократно переиздававшихся исследованиях, посвященных «железной маске», а также истории Бастилии. Он утверждал, что тождество «маски» с мантуанцем доказано с «математической точностью». Доводы Функ-Брентано воспроизводились и в работах большинства нефранцузских авторов, которые писали о «маске», например в книгах В. Брекинга или историка Бастилии Ф. М. Кирхейзена. (Позднее, в 30-х годах, версия о Маттиоли стала подвергаться критике. Но об этом ниже.)

Ознакомительная версия. Доступно 44 страниц из 218