Проконсул Кавказа (Генерал Ермолов) - Михайлов Олег Николаевич

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110

Чем ближе к столице, тем чище и обширнее становились строения в деревнях и местечках, а земля – плодороднее. Фруктовые деревья и зеленеющая пшеница готовы были развернуться с первым дыханием весны, и жаворонки уже купались в небе.

– Ишь, щевронок, юла, порхает на месте, – говорили гвардейцы и вспоминали родные деревни. – Жаворонок – к теплу, зяблик – к стуже…

Во дворах стояли скирды с хлебом, но не было ни души. Ермолов запретил фуражировку и везде, где проходил, оставлял для охранения деревень караулы. Наконец за Суасоном солдаты увидели вдалеке, на возвышенностях, густой пушечный дым. Это Раевский с авангардом главной армии сбивал французов, которые, слабо сопротивляясь, отступали к Парижу.

Сняв треуголку, Ермолов указал ею на холмы справа от дороги, украшенные машущими крыльями мельницами:

– Монмартр! Предместье Парижа!..

– Здравствуй, батюшка Париж! – разнеслось по рядам. – Как-то ты расплатишься с нами за матушку Москву!..

Сорокатысячный отряд маршалов Мармона и Мортье готовился защищать столицу Франции, в то время как Наполеон с остальной частью войск пытался с тылу тревожить главную армию.

Наступило 18 марта – радостный день для славы русского оружия и несчастный и бедственный для Наполеона.

3

Гром битвы и крики «ура!» наполнили окрестности Парижа – такого столица Франции не слыхала с самых древних времен. Ермолов в свите Александра I внимательно следил за действиями корпуса Раевского, стоящего в огне с пяти утра. Тут же находились великий князь Константин, Шварценберг, Барклай-де-Толли, Милорадович, Аракчеев, многочисленные штаб-офицеры, флигель-адъютанты и приближенные императора. Непрестанная пушечная пальба и ружейные хлопки слышались впереди, от Бельвильской высоты, закрывающей Париж. Густые колонны неприятельских кавалеристов в светло-серых мундирах и высоких куньих шапках силились вернуть селения Пантен и Роменвиль, занятые русским авангардом.

По диспозиции, Раевскому назначено было атаковать центр французских войск; одновременно принцу Вюртембергскому – овладеть на левом фланге мостами через Марну и очистить Венсенский лес; Силезской армии Блюхера на правом крыле – занять высоты Монмартра. Однако принц Вюртембергский был еще далеко от поля сражения, а офицер, повезший Блюхеру приказ, заблудился и прибыл к нему поздно, когда уже кипел бой, в котором дрались только русские.

Так прошло несколько томительных часов. Все опасались, что в Париже появится Наполеон, который даже без свежего войска может дать сражению новый оборот. Нужно было торопиться, чтобы упредить противника. Но вот наконец справа послышался ружейный и пушечный огонь, возвестивший о прибытии Блюхера. Русские егеря в парадной форме пошли прямо в лоб на французов, защищавших Монмартр, с музыкой, песнями и барабанным боем. Александр I подозвал к себе Ермолова, которому помимо русской подчинялась прусская и баденская гвардейская пехота.

– Алексей Петрович, настала пора определить жребий сражения, – сказал царь по-французски громче, чем нужно, так как чувствовал, что изрекает историческую фразу. – Я не хочу мстить Франции за Москву, но воюю только с Наполеоном. Ступай на Бельвиль и возьми эти восточные ворота Парижа!..

Щадя русскую гвардию, Ермолов двинул вперед пруссаков и баденцев. К тому времени корпус Витгенштейна и гренадеры Раевского четыре раза атаковали Бельвиль, добираясь до самых батарей, и четыре раза были вынуждены отступить. Кровопролитие началось ужасное, потери с обеих сторон были значительны, и неприятель несколько отступил. Два полка прусской гвардии насчитали убитыми и ранеными более восьмидесяти офицеров, а у баденцев из восьмисот человек в батальоне осталось всего лишь восемьдесят.

Перелом был достигнут. Пруссаки подходили к Ермолову и в присутствии государя поздравляли его, прибавляя:

– Сегодня ваш Красный Орел почернеет…

Ермолов получил от прусского короля крест Красного Орла 1-й степени за Кульм, но высшим военным орденом считался крест Черного Орла. Фридрих Вильгельм, однако, не пожаловал ему эту награду – из-за потерь, понесенных прусской гвардией.

Теперь надо было развить успех, тем более что на левом крыле союзников показались наконец колонны принца Вюртембергского. Ермолов во главе гвардейской пехоты пошел большой дорогою через Пантен, в то время как Милорадович повел гренадер еще левее – через Турель на Мениль-Монтан.

Яростным было последнее сопротивление французов. С высот Бельвиля поднялась страшная стрельба, несшая с собой смерть и разрушение. Гранаты беспрестанно разрывались вокруг; один осколок просвистел мимо ушей Ермолова. Заметя, что семеновцы нагибаются после каждого пушечного выстрела, он громко крикнул:

– Стыдно, ребята, кланяться французу! Ведь вы ядра реже видите, чем сухари!

Громкое «ура!» было ему ответом. Обгоняя своего командира, гвардейцы кинулись на гору. Неподалеку русская батарея беспрестанно посылала ядра, поражая французских канониров.

– Ваше превосходительство! Алексей Петрович! – услышал Ермолов знакомый голос и, обернувшись, увидел совершенно седого подполковника в обожженном артиллерийском мундире.

– Степан Харитонович! – воскликнул генерал, спрыгивая с лошади и обнимая Горского.

– Не верю, батюшка Алексей Петрович, что протопали мы с тобой от Москвы до Парижа!.. – плакал и смеялся Горский. – А ведь сегодня второй день третьей недели Великого поста… В церквах наших читают книгу пророка Исайи… «Ты превратил город в груду камней, твердую крепость – в развалины… Чертогов иноплеменников уже не стало в городе… Вовек не будет он восстановлен… Как зной в месте безводном, ты укротил буйство врагов… Как зной тенью облака, подавлено ликование притеснителей…»

Удары пушек заглушали слова, сотрясая землю. Ермолов только выпустил Горского из своих крепких объятий, как заяц с прижатыми от ужаса ушами шмыгнул мимо батареи в кусты.

– Ну, ваше превосходительство, не быть добру! – прокричал огромный канонир с закопченным лицом, в то время как другие усачи стали атукать.

– Для тех будет беда, кто верит этому! – перекрикивая выстрелы, отвечал Ермолов, но старый солдат только покачал головой и взялся за банник, чтобы очистить ствол от нагара.

Батарейцы работали безостановочно, забрасывая ядрами и гранатами вершину Бельвиля. После каждого удачного залпа Горский приказывал подать орудия вперед, вслед за гвардейской пехотой. Уже близок был гребень горы, уже показались за ним в туманной долине крыши зданий. Ермолов приметил большой позолоченный купол Инвалидного дома и две гигантские колокольни собора Божьей Матери – Нотр-Дам. «Наша Москва, – подумалось ему, – столь же огромная, до пожара была красивее Парижа. Потому что в ней не один, а множество позлащенных куполов и соборных глав, а сверх того – башни Кремля…»

Вдруг из-за гребня горы выехал в синем мундире французский полковник и, размахивая белым платком, поскакал прямо на батарею. Не велев стрелять, Ермолов направился ему навстречу.

– Что вам угодно? – спросил он.

– Где ваш государь или князь Шварценберг? – вопросом на вопрос ответил полковник. – Остановите огонь! Мы сдаемся!..

Не знавшие чужого языка батарейцы тотчас поняли смысл сказанного, и громкое «ура!» огласило восточное предместье Парижа.

Француз поскакал далее, в тыл русских.

– Конец войне, товарищи! – воскликнул Горский, высоко вскидывая руки. Он как бы подал тем сигнал неприятельской батарее, ответившей новым залпом. Осколок ядра попал Горскому в бок, старик еще постоял на ногах, словно удивляясь случившемуся, а потом повалился рядом с пушкой. Когда Ермолов приподнял его и положил на разостланную шинель, все тело Горского била дрожь, а из уст раздавался страшный стон.

– Проклятие! – вскричал Ермолов.

Он подбежал к орудию и пустил навесно ядро на город.

– Стойте! Не стрелять! – послышалось от группы штабных офицеров, впереди которых ехал с белым флагом флигель-адъютант императора полковник Орлов. – Французы капитулировали!

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110