Честь самурая - Ёсикава Эйдзи

Мальчики легко сходятся со взрослыми, и у Кокумы с Хидэёси сложились почти приятельские отношения.

На следующий день Хидэёси опять взобрался на Курихару. Поджидавший его у подножия Сая не представлял, что на уме у его господина, и начал терять терпение:

— Какой заносчивый этот Такэнака Хамбэй! Надо бы мне пойти с господином и проучить гордеца за неучтивость!

В тот день, когда Хидэёси собрался на гору в десятый раз, было дождливо и ветрено, и Сая с крестьянами, в доме которых они поселились, отговаривал хозяина от бесполезной затеи, но тот упрямо стоял на своем. В соломенной накидке и широкополой шляпе он пошел на Курихару. Как всегда под вечер, он стоял перед главным входом.

— Кто там? — услышал он в ответ на свой стук.

Впервые навстречу ему вышел не Кокума, а Ою, которая, по словам мальчика, доводилась Хамбэю родной сестрой.

— Я понимаю, что беспокою господина Хамбэя своими визитами. Мне очень неприятно быть назойливым, но я прибыл к вам посланцем от своего господина и не могу вернуться домой, не поговорив с господином Хамбэем. Вручение посланий своего господина — одна из важнейших обязанностей самурая, поэтому я вынужден докучать господину Хамбэю до тех пор, пока он не согласится принять меня, пусть даже через два года. Если господин Хамбэй не удостоит меня чести выслушать послание, я сделаю сэппуку. Таков воинский долг, и господин Хамбэй это прекрасно знает. Пожалуйста… похлопочите перед ним за меня, хотя бы одно словечко скажите.

Под проливным дождем Хидэёси опустился на колени. Впечатлительная девушка растрогалась.

— Пожалуйста, подождите, — приветливо произнесла она и скрылась в глубине дома.

Вскоре она вернулась и, не скрывая сочувствия, сообщила, что Хамбэй не намерен менять своего решения.

— Мне жаль, что мой старший брат такой упрямый, но, по-моему, вам лучше уйти. Он сказал, что никогда не примет вас. Он вообще избегает встреч с посторонними.

— Вот как? — Огорченный Хидэёси потупился, но упорствовать не стал. Дождь барабанил ему по спине. — Что ж, подожду, пока господин Хамбэй передумает.

Нахлобучив шляпу, он ушел во тьму. Обойдя, как обычно, усадьбу по лесной тропе, Хидэёси был сейчас по другую сторону стены.

— Постой! Он примет тебя! Слышишь! Он велел вернуть тебя! — закричал подбежавший Кокума.

— Неужели!

Хидэёси с Кокумой быстро зашагали к усадьбе. У входа в дом их поджидала только Ою.

— Ваше упорство настолько поразило моего брата, что он сказал, было бы грехом не принять вас, но только не сегодня. Он уже в постели из-за сырой погоды, но просит вас прибыть, когда он сам вас известит.

Хидэёси понял, что девушка, сжалившись над ним, после его ухода поговорила с братом.

— Я прибуду немедленно, как только вы за мной пришлете.

— Где вы остановились?

— В деревне Нангу, у подножия горы, у крестьянина Моэмона. Его дом под высокой шелковицей.

— Подождем хорошей погоды.

— Буду с нетерпением ждать вестей от вас.

— Холодно, а вы промокли. Посушите одежду у очага и поешьте перед уходом.

— Благодарю вас, в другой раз. Я немедленно ухожу. — Широким шагом Хидэёси пошел вниз.

Дождь лил и весь следующий день. А еще через день дождя не было, но вершина Курихары скрылась за облаками, и известия от Хамбэя не пришло. Наконец установилась хорошая погода, и гора, омытая ливнями, засияла яркими красками. Стояла ранняя осень, и листья на деревьях покрылись багрянцем.

В это утро у ворот Моэмона показался Кокума. Он вел на веревке корову.

— А вот и я! — сказал мальчик. — Тебе приглашение! Учитель приказал мне проводить тебя до дома и прислал скакуна для дорогого гостя. — Кокума протянул Хидэёси записку.

«Странно, что вы проявляете повышенный интерес к усталому и больному человеку, удалившемуся от мирских дел. Ваша просьба затруднительна для меня, но все же, пожалуйста, зайдите ко мне на несколько минут», — гласило послание Хамбэя.

Тон его был высокомерным. Хидэёси знал, что разговаривать с Хамбэем будет крайне трудно. Хидэёси взгромоздился на корову и сказал Кокуме:

— Прокатимся на вашем жеребце!

Кокума без промедления двинулся в обратный путь. Осеннее небо над горами Курихара и Нангу прояснилось, и впервые Хидэёси отчетливо увидел горы.

У главных ворот усадьбы их дожидалась красавица. Это была Ою, принарядившаяся к приезду гостя.

— Не стоило так утруждать себя! — воскликнул Хидэёси, ловко спрыгнув с коровы.

Они вошли в дом, и Хидэёси ненадолго оставили одного. Где-то капала вода, в окно стучал бамбук. Хидэёси огляделся по сторонам. В нише-токонома в грубой глинобитной стене висел свиток, на котором рукой буддийского монаха был начертан иероглиф «видение».

«Неужели ему здесь не скучно?» — вопрошал себя Хидэёси, стараясь понять, что могло заставить Хамбэя избрать уединение в таком месте. Он бы не выдержал и трех дней в таком заточении. Пробыв несколько минут в этой строгой комнате наедине с самим собой, он уже изнывал от скуки. Слух его услаждали пение птиц и шелест ветвей, но мыслями он был в Суномате и на горе Комаки. Дитя своего времени, Хидэёси чувствовал себя чужим в горной обители.

— Извините, что заставил вас ждать, — прозвучал за спиной звонкий голос Хамбэя.

Хидэёси знал, что человек, встречи с которым он так настойчиво добивался, еще молод, но голос отшельника поразил его. Хозяин усадил гостя на почетное место.

Хидэёси без промедления приступил к делу, представившись Хамбэю:

— Я вассал клана Ода. Меня зовут Киносита Хидэёси.

Хамбэй вежливо прервал его:

— Давайте отбросим излишние формальности. Приглашая вас сегодня, я рассчитывал на другое.

Хидэёси понял, что эти слова дали хозяину преимущество. Ход, к которому он привычно прибегал в этих ситуациях, обернулся против него.

— Такэнака Хамбэй, владелец этого горного приюта. Вы оказали мне честь, удостоив своим посещением.

— Я проявил непочтительную настойчивость, обременив вас ненужными хлопотами.

Хамбэй рассмеялся:

— Признаться, вы мне изрядно надоели, но сейчас вынужден признать, что изредка принимать гостей даже приятно. Пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Поведайте, почтенный гость, с какой целью вы нарушили мое уединение? Пословица утверждает, что в горах не найдешь ничего, кроме птичьего щебета.

Хамбэй намеренно сел ниже, чем гость, однако в его глазах играла насмешливая улыбка, и он явно потешался над человеком, внезапно свалившимся сюда, словно с луны. Хидэёси пригляделся к нему повнимательней. Он действительно не отличался крепким телосложением, но был красив. Красные губы ярко выделялись на прозрачном бледном лице.

Манеры Хамбэя свидетельствовали о прекрасном воспитании. Он был внимателен к собеседнику, говорил учтиво. Хидэёси сомневался, не скрывается ли под внешней приветливостью нечто иное, как в здешних горах, которые сегодня манили путника своей красотой, а вчера здесь неистовствовала буря.

— Я пришел повидаться с вами по распоряжению князя Нобунаги. Не хотите ли вы спуститься с этой горы? Человек ваших способностей не должен в столь молодом возрасте уединяться в горном приюте. Рано или поздно вам придется исполнить долг самурая. Кому же вам служить как не князю Нобунаге? Вот я и прибыл сюда с предложением служить клану Ода. Вы чувствуете, что над нами сгущаются грозовые тучи войны?

Хамбэй слушал с загадочной улыбкой. Хидэёси понимал, что его красноречие не принесет успеха, когда собеседник молчит. Хамбэй напоминал ему гибкую иву под ветром. Трудно было сказать, слушает ли он Хидэёси. Киносита умолк в ожидании ответа Хамбэя, но тот промолчал. Хидэёси исчерпал доводы, а отшельник ничем не выдал своих мыслей.

Легкий ветерок веял от веера Хамбэя, которым он поддерживал ровное пламя в очаге, не поднимая в воздух золу. Вода в чайнике закипела. Хамбэй вытер салфеткой, используемой в чайной церемонии, маленькие чашечки себе и гостю. Он, похоже, по бульканью воды определял, готов ли кипяток. Этот учтивый человек, любезно улыбавшийся гостю, был неподступен.