Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 118
— Да, это более чем вероятно, — согласился мистер Кармикел. Мистер Кэррисфард наклонился вперед и ударил по столу своей исхудавшей рукой.
— Я должен найти ее, Кармикел, — сказал он. — Если у нее нет близких, если она бедна — это моя вина. Как может оправиться человек с такой тяжестью на душе? После ряда неудач счастье снова вернулось к нам и наши надежды на алмазные россыпи оправдались. Самые фантастические мечты стали действительностью, а девочка Ральфа Кру, может быть, просит милостыню!
— Да нет же, нет! — воскликнул Кармикел. — Постарайтесь успокоиться. Помните, что, если мы ее найдем, у нее будет громадное состояние.
— И как мог я так потерять голову, когда дела пошли плохо! — с отчаянием проговорил Кэррисфард. — Мне кажется, я не потерялся бы так, если бы на мне не лежала ответственность за чужие деньги. Бедный Ральф Кру вложил в алмазные копи весь свой капитал, до последнего пенни. Он верил мне — он любил меня. И он умер с мыслью, что я разорил его — я. Том Кэррисфард, игравший с ним в крикет в Индии! Каким негодяем он, должно быть, считал меня!
— Не упрекайте себя так. Вы не виноваты, что дела пошли дурно.
— Я упрекаю себя не в этом, а в том, что я упал духом. Я убежал, как мошенник и вор, потому что был не в силах взглянуть на своего лучшего друга и сказать ему, что разорил его и его ребенка.
Добродушный мистер Кармикел положил ему руку на плечо.
— Вы убежали, потому что у вас помутился рассудок от поразившего вас удара. У вас уже тогда начинался бред. Ведь всего через два дня у вас открылось воспаление мозга и вы, лежа в больнице, были все время в бреду. Вспомните это.
Кэррисфард опустил голову на руку.
— Да, — сказал он, — я чуть не сошел с ума от ужаса. Я не спал целыми неделями. В ту ночь, как я бежал из дому, мне казалось, что меня преследуют какие-то чудовища, что они смеются надо мной и осыпают меня бранью.
— Уже это одно служит вам оправданием, — сказал мистер Кармикел. — Разве может рассуждать здраво человек, у которого начинается воспаление мозга.
Кэррисфард покачал головой.
— Когда я пришел в себя, — продолжал он, — бедный Кру уже умер. А у меня так ослабела память, что я почти ничего не помнил. Забыл я и о девочке и только через несколько месяцев вспомнил о ней. Но это были какие-то смутные, точно подернутые туманом воспоминания.
Он остановился на минуту и потер лоб.
— Иногда это бывает со мною и теперь, когда я стараюсь припомнить что-нибудь. Очень возможно, что Кру говорил мне, в какую школу отдал свою девочку. Как вы полагаете?
— Может быть, и не говорил. Вы даже не знаете имени его дочери.
— Он обыкновенно называл ее не по имени, а своей «маленькой хозяюшкой». Но мы редко говорили о ней. Все наши мысли были заняты алмазными россыпями, и мы толковали только о них. Если Кру называл мне школу, я забыл — забыл. И теперь уже не вспомню никогда!
— Полно, полно! — сказал мистер Кармикел. — Мы найдем девочку. Мы будем продолжать поиски и постараемся напасть на след этих добрых русских. Мадам Паскаль смутно припоминается, что они живут в Москве. Я поеду в Москву.
— Если бы я мог вынести путешествие, я поехал бы вместе с вами, — сказал мистер Кэррисфард. — Но я могу только сидеть у камина и смотреть на огонь. И когда я смотрю на него, мне кажется, что оттуда глядит на меня молодое веселое лицо Кру. Он глядит на меня и как будто спрашивает о чем-то. Иногда я вижу его во сне, и тогда он спрашивает меня о том же, но уже словами. Догадываетесь, о чем он спрашивает меня?
— Н-нет, — тихо ответил мистер Кармикел.
— Он каждый раз задает мне один и тот же вопрос: «Том, старый дружище! Том, где моя „маленькая хозяюшка“?» Я должен ответить ему — я должен! — воскликнул мистер Кэррисфард, схватив Кармикела за руку. — Помогите мне, помогите найти ee!
А по ту сторону стены Сара, сидя у себя на чердаке, разговаривала с Мельхиседеком, который пришел к ней за ужином для себя и своей семьи.
— Сегодня мне было очень трудно воображать себя принцессой, Мельхиседек, — говорила она. — Еще труднее обыкновенного. Чем холоднее делается на дворе и чем грязнее становятся улицы, тем мне труднее представлять себе, что я принцесса. Сегодня, когда Лавиния засмеялась, взглянув на мою грязную юбку, я едва удержалась от гневной вспышки и промолчала только потому, что прикусила себе язык. Холодно было сегодня днем, Мельхиседек; холодно и теперь.
Сказав это, Сара опустила голову на руки, как делала часто, когда оставалась одна.
— О, папа! — прошептала она. — Мне кажется, что прошло много-много лет с тех пор, как я была твоей «маленькой хозяюшкой»!
Вот что происходило в этот день по разные стороны стены.
Глава XIII
Нищая девочка
Зима стояла холодная. Саре приходилось ходить в своих худых башмаках то по снегу, то по грязи, смешанной со снегом. Иногда туман был так густ, что уличные фонари горели весь день, и Лондон казался Саре совершенно таким же, как несколько лет тому назад, в тот пасмурный день, когда она ехала с отцом в школу мисс Минчин. В такие дни ярко освещенный дом семьи Монморанси, или, вернее, Кармикел, казался Саре еще уютнее, кабинет мистера Кэррисфарда еще красивее, а ее собственная каморка еще непривлекательнее. Теперь ей не доводилось любоваться на восход или заход солнца; даже звезды показывались редко. Небо было всегда покрыто тяжелыми серыми облаками, и почти каждый день шел дождь. В четыре часа, даже если не было тумана, день кончался. И если Саре случалось пойти за чем-нибудь к себе на чердак, ей приходилось зажигать свечу. Такая погода действовала на нервы служанок, и они стали еще требовательнее и сварливее, чем прежде. К Бекки они придирались на каждом шагу и обращались с ней, как с невольницей.
— Если бы не вы, мисс, — сказала она раз вечером, придя к Cape, — и если бы здесь не была Бастилия и я не была бы заключенной в соседней камере, то я бы умерла. Теперь здесь и вправду тюрьма. Хозяйка с каждым днем становится все больше похожа на тюремщика, а кухарка — на сторожа. Расскажите мне что-нибудь, мисс, пожалуйста, расскажите про подземный подкоп, который мы вырыли под полом.
— Нет, подкоп холодный. Нужно придумать что-нибудь потеплее, — возразила Сара, дрожа от холода. — Закутаемся хорошенько в одеяла, и я расскажу тебе про тропический лес, в котором жила обезьяна индийского джентльмена. Когда я вижу, как грустно смотрит она из окна, мне всегда кажется, что она вспоминает о тропическом лесе, в котором ей было так приятно качаться, зацепившись хвостом за ветку. Мне хотелось бы знать, кто поймал ее и осталась ли у нее на родине семья, для которой она делала запас кокосовых орехов.
— Да, это теплее подкопа, мисс, — с признательностью сказала Бекки. — Хотя, даже когда вы рассказываете о Бастилии, и она как будто становится теплой.
— Это потому, что ты тогда начинаешь думать не о себе, а о другом, — объяснила Сара, плотнее закутываясь в одеяло. — Я заметила это. Когда живется плохо, нужно думать о чем-нибудь другом.
— А вы можете это, мисс? — спросила Бекки, с восхищением глядя на нее.
— Иногда могу, а иногда нет, — ответила Сара. — Но когда могу, это очень помогает. Если мне тяжело, очень тяжело, я говорю себе: «Я принцесса и фея. А так как фея, то ничто не может повредить мне или обидеть меня». И когда я представляю себе это, мне становится легче.
Часто приходилось Саре думать о другом и представлять себе, что она принцесса. Но никогда не казалось это ей так трудно, как в один ненастный день, о котором она часто вспоминала и которого никак не могла забыть.
В продолжение нескольких дней подряд шел дождь; было холодно и темно от густого тумана. Всюду была грязь — вязкая лондонская грязь, а над ней нависла пелена мелкого дождя и тумана. Саре пришлось много ходить в этот день; ее без конца посылали то туда, то сюда, и платье ее промокло насквозь. Нелепые старые перья на ее шляпе обвисли и казались еще нелепее, а башмаки так пропитались водою, что уже не могли впитывать ее больше. В довершение всего мисс Минчин наказала ее и оставила без обеда.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 118
