Солдатами не рождаются - Симонов Константин Михайлович

Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 176

И хотя Таня уже слышала про это, еще когда ждала начсанарма, она сейчас все равно не сразу поняла, что это такое. Поняла, только когда подъехали совсем близко и машина остановилась.

Это были трупы, лежавшие один на другом сплошным невысоким валом.

Все вылезли из машины и, прежде чем двинуться туда, дальше, остановились. Словно всем им надо было с чем-то одним проститься и что-то другое начать.

У дороги, на обочине, рядом с машиной, вповалку, один на другом, лежало несколько еще не запорошенных трупов в немецких шинелях. «Наверное, те самые, про которых говорили, что их перебили при взятии лагеря», – подумала Таня.

– Ну что ж, медицина, пошли, – повернувшись к Тане и остальным, сказал стоявший впереди Росляков.

У него были странные, остановившиеся глаза, а рука со стиснутым, забытым между пальцами окурком подрагивала, как в ознобе.

29

Проволочные ворота возле барака были настежь распахнуты. У ворот стояла полуторка с прицепленной к ней дымящейся кухней. Около кухни топтался солдат.

– Что в котле? – спросил Росляков.

– Снег по второму разу растапливаю, товарищ военврач, – доложил повар.

– В первый раз, сколько было, сахару засыпали, водой с сахаром поили, не дюже сладкой, правда. А теперь приказали бульонные кубики развести. Хотел гречневый концентрат заложить – не велели.

– Правильно, что не велели, – сказал Росляков. – Сколько напоили, по вашему расчету?

– По моему расчету, человек до шестисот. По полкружки давали. Но не все пьют… Даже воду принять в себя не могут.

– Довели людей, – сказал Росляков. – Не ходили, не глядели, какие они?

– А чего ходить, мне и отсюда видать, – горестно махнул рукой повар.

Росляков толкнул ногой дверь и первым вошел в барак.

Барак был невелик. Судя по нарам, охраны тут держали немного – человек двадцать. Сейчас в бараке было только трое наших. Двое – водитель в замызганном дочерна полушубке и старшина в шинели – при появлении начальства вскочили из-за стола, положив недокуренные самокрутки. Третий лежал на нарах плашмя, без шапки, свесив до полу руки.

Старшина доложил о себе, что он командир хозвзвода медсанбата 111-й дивизии.

– А где командир медсанбата?

– Докладывать уехал.

– Что уехал – знаю. Не вернулся еще?

– Никак нет, не вернулся.

– Видимо, не тянет обратно. А кого за себя оставил?

– Военврача Хрюкина оставил, но он приболел. – Старшина кивнул на неподвижно лежащую фигуру. – Припадок сделался.

– Что он, институтка, что ли? – сердито сказал Росляков.

– Как все бараки обошли, вернулись, и сразу, можно сказать, целая истерика. Даже на волю не вышли, прямо тут их и рвало. – Старшина покосился на лужу в углу барака. – Не выдержали, чего увидели.

Лежащая на нарах фигура пошевелилась; Росляков подошел и потянул ее за ворот шинели.

– Встаньте, чего разлеглись?

Человек спустил ноги и сел. Отвороты шинели у него были испачканы, и лицо было белое, как творог, с красными пятнами вокруг заплаканных глаз.

– Встаньте и доложите! – крикнул Росляков.

Человек в испачканной шинели попытался подняться, но не смог и плюхнулся обратно на нары.

– Не м-могу, – сказал он, нервно заикаясь. – П-прошу отозвать меня.

– Баба вы, а не военврач! – Росляков покосился на стоявшую рядом Таню и вторую женщину-врача. – Докладывайте вы, старшина, раз у вас начальство такое слабонервное. Бараки все обошли?

– Так точно.

– Сколько людей, посчитали?

– Живых около шестисот, – сказал старшина. – Товарищ военврач считал. Их не разберешь, кто живой, кто нет – по пульсу щупали.

– Ладно, ведите, – вздохнул Росляков. И, заметив, с каким сожалением старшина посмотрел на недокуренную, лежавшую на столе самокрутку, сказал:

– Докуривайте.

Старшина поспешно сунул самокрутку в зубы и щелкнул зажигалкой.

– Курить, правда сказать, охота, товарищ военврач второго ранга. Весь табак нынче искурил… – И повернулся к шоферу: – Пойди мотор прогрей.

– Если прикажете, я сопровожу вас, – сказал сидевший на нарах врач и поднялся. Его заметно качнуло, и он еле устоял на ногах.

– Оставайтесь, – махнул на него рукой Росляков, – без вас обойдемся.

За бараком был второй ряд проволочных заграждений и еще одни проволочные, тоже настежь распахнутые ворота.

Впереди, шагах в пятидесяти, виднелся невысокий снежный бугор ближайшей землянки; несколько таких же бугров виднелось и дальше, слева и справа. А все пространство, почти от самых ворот и до черневшего в снежном бугре входа в ближайшую землянку, было покрыто трупами. Они лежали не на снегу, а были втоптаны в него, втрамбованы, потому что по ним уже давно ходили, и никак иначе ходить здесь было нельзя – трупы сплошь покрывали все пространство до самой землянки. Ледяные, полуголые, они лежали с закинутыми друг на друга руками и ногами, так что даже нельзя было разобрать, что кому принадлежит. И по этим трупам, уходя вбок, к стоявшему за вторым проволочным заграждением еще одному маленькому бараку, шла заметная, вдавленная тяжестью человеческих ног тропинка.

– Там у них, говорят, раздаточная была, пока еще пищу давали, – кивнул на маленький барак старшина.

Он сказал это, когда они все вместе, подойдя к первым трупам, остановились. Уже понимали, что сейчас придется идти по ним, и все-таки остановились, глазами выбирая свободное место, куда бы ступить. Но свободного места не было.

– Простите нас, товарищи, – глухим, не своим голосом сказал Росляков и, на секунду сдернув и снова надев ушанку, первым наступил сапогом на чью-то голую, обледеневшую спину.

Таня первые несколько шагов еще выбирала, старалась не ступить на голову или на лицо. А потом, не выдержав зрелища застывших, затоптанных, вывернутых мертвых голов, закрытых и открытых мертвых глаз, пошла, спотыкаясь, задевая за что-то, боясь только одного – упасть! – и все время неотрывно глядя вперед, на черневшую впереди дыру землянки.

Она шла по людям, шла по тому, что было раньше людьми. И каждый из них служил в какой-то части, и был откуда-то родом, и писал когда-то письма домой. И никто из них еще не числился в списках погибших, и, значит, каждого еще ждали. А они лежали здесь, вдолбленные в снег и лед, и никто никогда не узнает о них – кто из них кто! Потому что уже нет и не будет никакой возможности узнать это.

– А где ваши солдаты? – продолжая идти и по-прежнему не глядя под ноги, услышала Таня голос Рослякова.

– А моих солдат тут нету, – ответил старшина.

– Ну, санитары?

– Всех санитаров военврач по землянкам расставил.

– Санитаров расставил, а сам в обморок… – Росляков выругался.

Он первым дошел до землянки и с треском рванул завешивавший вход задубевший от мороза черный брезент. От нервного напряжения рванул так, что брезент сорвался вместе с доской. Росляков нагнулся и ступил вперед, в темноту.

И Таня, шедшая вслед, тоже шагнула за ним по загремевшему под ногами брезенту.

В землянке сразу со света ничего не было видно. Кажется, она была большая, далеко, в глубине, слабо горел огонь, пахло чем-то дымным и удушливым. Вдруг кто-то тонко и длинно застонал, и сразу стало слышно шевеление людей, их хрипы и вздохи.

– Санитар! Где санитар? – крикнул Росляков.

– Я здесь, – раздался голос совсем рядом.

– Брезент обратно потом пристроите, когда уйдем, – сказал Росляков, – а то ничего не видно. Холодно здесь? С мороза не разберу…

– Не так холодно, товарищ военврач, люди тепло надышивают.

– Сколько их тут? Считали?

– Посчитали, как пришли, – восемьдесят шесть было. Да трупов поболе двадцати. Они слабые все, последние дни, говорят, уже и трупы вытаскивать не в силах. Я бы повытаскал, кабы нас на землянку хотя по двое было…

– Живых надо вытаскивать, – сказал Росляков. – Трупы и тут полежат. Идите передо мной, а то я не вижу. Как бы не наступить на кого.

Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 176