– Доктор Грант, – улыбаясь сказала Дженни, – последнюю неделю я работала в две смены по восемь часов с перерывом в четыре часа, так что работа у вас покажется мне отдыхом.
Он улыбнулся и ласково погладил ее руку. Дженни улыбнулась в ответ. Не такой уж он плохой, подумала она, даже если и удалил несколько здоровых аппендиксов, ведь он хирург и не несет ответственности за неправильный диагноз, который ставят врачи, присылающие к нему пациентов.
Когда она поступила к нему на работу, то узнала, что здоровые аппендиксы было не единственное, что он удалял. У него была очень большая практика по прерыванию беременности сроком до десяти недель. Похоже, что он был крупнейшим специалистом по абортам во всей Калифорнии.
Но к тому моменту это уже не имело для Дженни никакого значения, потому что она влюбилась в него. Ее не смущало, что он был женат и имел троих детей.
8
Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда она собралась покинуть небольшой двухкомнатный номер, расположенный над клиникой. Дженни вернулась и сняла трубку.
– Кабинет доктора Гранта, – сказала она.
– Дженни? – раздался шепот в трубке.
– Да.
– Ты еще будешь там некоторое время?
– Я собиралась навестить родителей, я не видела их уже три недели, это третье подряд воскресенье...
– Я прослежу, чтобы у тебя было время навестить их на неделе, – оборвал ее Грант. – Пожалуйста, Дженни, мне надо увидеть тебя. – Дженни пребывала в нерешительности, он почувствовал, что она колеблется. – Пожалуйста, Дженни, я сойду с ума, если не увижу тебя.
Она взглянула на часы, был уже восьмой час. Пока она приедет домой, отцу уже будет пора спать. Ему удалось найти работу на почте и приходилось вставать очень рано.
– Хорошо, – тихо сказала она.
– Спасибо, Дженни, я буду через двадцать минут. – Напряжение в его голосе спало. – Я люблю тебя.
– Я люблю тебя, – сказала она и услышала щелчок. Положив трубку, Дженни медленно сняла пальто, аккуратно повесила его в шкаф, села на диван и закурила.
Кто бы мог подумать три месяца назад, когда она пришла сюда на работу, что она влюбится в него? Но что она могла поделать? Тем более, что она знала, какая обстановка у него дома. Он был женат на вздорной молодой богатой женщине, которая постоянно попрекала его тем, что только ее, деньги дали ему возможность открыть эту клинику и что только влияние ее отца открыло ему двери в общество; на женщине, которая родила ему троих детей не потому, что любила его, а потому что была обуреваема сумасбродным желанием навсегда привязать его к себе.
Дженни понимала, почему все свободное время он проводил в клинике – в работе он находил забвение. А те девушки и женщины, которые приходили к нему на операцию? Он объяснил ей, почему делает это, и она поняла его.
– А как я должен поступать, Дженни? – спросил он, и его чувственное лицо осветилось внутренней добротой. – Прогонять их и позволять губить свои жизни из-за одной глупой ошибки? Или толкать их в руки шарлатанов, которые сделают их инвалидами на всю оставшуюся жизнь, если вообще не убьют? И только потому, что церковь против? Подобные церковные законы уже давно превратились в догму вроде еврейской чепухи о кошерной пище. Даже наши гражданские законы позволяют делать аборты лишь при определенных обстоятельствах. Когда-нибудь они будут разрешены, как это уже сделано во многих странах мира – на Кубе, в Дании, Швеции и во многих других. – Он повернул к ней лицо с глубоко посаженными карими глазами. – Став врачом, я давал клятву, что отдам все свои знания и силы для помощи моим пациентам, и эта клятва для меня важнее всего. И когда бедная, испуганная девочка приходит ко мне за помощью, я не могу в угоду Богу отказать ей.
Это ей было понятно, а вот многого в делах церкви она не понимала. Дженни помнила, как повела себя церковь в случае с ней. Если ее добропорядочность была так важна для церкви, почему она не вступилась за ее доброе имя? Церковь думала только о власти над ней, но не об ответственности за нее.
И она стала очень хорошо относиться к женщинам, обращавшимся за помощью, и сочувствовала им. Это были молодые женщины, которые не хотели бросать работу, потому что даже вдвоем с мужем не могли толком прокормить уже имевшихся детей; испуганные молодые девушки, иногда еще школьницы или вчерашние выпускницы; женщины среднего возраста, уже имевшие взрослых детей; и даже телефонные проститутки, жившие одни днем и прячущие свой страх за фальшивым вызывающим смехом. Она жалела их так же, как и он, а от этой жалости до любви к нему оставался всего один шаг.
Это случилось, когда она уже месяц проработала в клинике. Находясь наверху, Дженни услышала голос в нижних комнатах. Было уже около восьми вечера, и сначала она подумала, что идет вечерний прием, но потом вспомнила, что вечерний прием по понедельникам, средам и пятницам. Она зажгла газ, поставила на плиту кофейник и, накинув халат, спустилась вниз. Когда она открыла дверь его кабинета, Грант сидел за столом с посеревшим от усталости лицом.
– Прошу прощения, доктор, я не знала, что это вы. Услышала шум и спустилась.
Он слабо улыбнулся.
– Все в порядке, мисс Дентон.
– Спокойной ночи, доктор, – сказала Дженни, взявшись за дверь.
– Минутку, мисс Дентон.
Дженни посмотрела на него.
– Да, доктор?
– Мы все время так заняты, что у меня не было времени спросить вас, нравится ли вам здесь?
– Да, доктор, очень, – кивнула она.
– Я рад.
– Вам лучше поехать домой, доктор. Вы выглядите усталым.
– Домой? – спросил он, и горькая усмешка промелькнула на его губах. – Мой дом здесь, мисс Дентон, а там я просто ночую.
– Я... я не понимаю вас, доктор.
– Конечно, не понимаете, – мягко произнес он, – я и не ждал, что вы поймете. Вы слишком молоды и прекрасны, чтобы обращать внимание на таких, как я. – Он поднялся. – Поднимайтесь наверх, мисс Дентон, я постараюсь вести себя тихо и не беспокоить вас.
Свет от настольной лампы падал на его лицо, делая его более привлекательным, чем обычно. Дженни стояла в дверях и смотрела не него, чувствуя, как учащенно забилось сердце.
– Меня волнует, что вы слишком много работаете, доктор.
– Со мной ничего не случится, – сказал он и повернулся к ней. Их глаза встретились. Казалось, ее закружил глубокий водоворот его ласковых карих глаз. У Дженни затряслись ноги, и она быстро схватилась за косяк двери. Ни одно слово не сорвалось с ее губ, она молча смотрела не него.
– Что-то не так, мисс Дентон?
– Нет, – прошептала она, пытаясь заставить себя отвести взгляд. Внезапно она повернулась и побежала вверх по лестнице.
Дженни даже не удивилась, когда он открыл дверь и вошел в ее комнату. Сквозь тонкий халат она почувствовала на плечах тепло его рук.
– Ты боишься меня, Дженни? – хрипло спросил он.
Дженни посмотрела в его глаза и прочла в них одиночество и страдание. Ее охватила внезапная слабость, и она упала бы, если бы доктор не поддержал ее.
– Нет, – прошептала она.
– Тогда что с тобой?
Она молча опустила голову, тепло его рук начало разжигать в ней огонь.
– Скажи мне, – настаивал он. На глазах у нее появились слезы.
– Я не могу.
– Можешь, Дженни, можешь. Я знаю, что ты чувствуешь. Ты чувствуешь то же самое, что и я. Я мучаюсь бессонницей, мечтая о тебе, представляя тебя рядом.
– Нет, пожалуйста, не сейчас.
Его сильная рука, рука хирурга, погладила ее по щеке.
– Я люблю тебя, Дженни, – сказал он. – Я люблю тебя.
Дженни смотрела в его глаза, чувствуя, что его лицо приближается все ближе и ближе, потом он поцеловал ее в губы. Она закрыла глаза, чувствуя, как горит все тело. Дженни резко отстранилась и направилась в глубь комнаты. Доктор догнал ее и снова обнял за плечи.
– Ты любишь меня, – сказал он, – скажи мне об этом.
– Нет, – прошептала она и посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
