Прощай, оружие! - Хемингуэй Эрнест Миллер

– Ну, как там? – спросил англичанин, оглянувшись. – Мы уже почти доехали.

– Мне кажется, он умер, – сказал я.

Капли падали очень медленно, как стекает вода с сосульки после захода солнца. Было холодно ночью в машине, подымавшейся в гору. На посту санитары вытащили носилки и заменили другими, и мы поехали дальше.

Глава десятая

В палате полевого госпиталя мне сказали, что после обеда ко мне придет посетитель. День был жаркий, и в комнате было много мух. Мой вестовой нарезал бумажных полос и, привязав их к палке в виде метелки, махал, отгоняя мух. Я смотрел, как они садились на потолок. Когда он перестал махать и заснул, они все слетели вниз, и я сдувал их и в конце концов закрыл лицо руками и тоже заснул. Было очень жарко, и когда я проснулся, у меня зудило в ногах. Я разбудил вестового, и он полил мне на повязки минеральной воды. От этого постель стала сырой и прохладной. Те из нас, кто не спал, переговаривались через всю палату. Время после обеда было самое спокойное. Утром три санитара и врач подходили к каждой койке по очереди, поднимали лежавшего на ней и уносили в перевязочную, чтобы можно было оправить постель, пока ему делали перевязку. Путешествие в перевязочную было не особенно приятно, но я тогда не знал, что можно оправить постель, не поднимая человека. Мой вестовой вылил всю воду, и постель стала прохладная и приятная, и я как раз говорил ему, в каком месте почесать мне подошвы, чтобы унять зуд, когда один из врачей привел в палату Ринальди. Он вошел очень быстро и наклонился над койкой и поцеловал меня. Я заметил, что он в перчатках.

– Ну, как дела, бэби? Как вы себя чувствуете? Вот вам… – Он держал в руках бутылку коньяку. Вестовой принес ему стул, и он сел. – И еще приятная новость. Вы представлены к награде. Рассчитывайте на серебряную медаль, но, может быть, выйдет только бр онзовая.

– За что?

– Ведь вы серьезно ранены. Говорят так: если вы докажете, что совершили подвиг, получите серебряную. А не то будет бронзовая. Расскажите мне подробно, как было дело. Совершили подвиг?

– Нет, – сказал я. – Когда разорвалась мина, я ел сыр.

– Не дурите. Не может быть, чтоб вы не совершили какого-нибудь подвига или до того, или после. Припомните хорошенько.

– Ничего не совершал.

– Никого не переносили на плечах, уже будучи раненным? Гордини говорит, что вы перенесли на плечах несколько человек, но главный врач первого поста заявил, что это невозможно. А подписать представление к награде должен он.

– Никого я не носил. Я не мог шевельнуться.

– Это не важно, – сказал Ринальди.

Он снял перчатки.

– Все-таки мы, пожалуй, добьемся серебряной. Может быть, вы отказались принять медицинскую помощь раньше других?

– Не слишком решительно.

– Это не важно. А ваше ранение? А мужество, которое вы проявили, – ведь вы же все время просились на передний край. К тому же операция закончилась успешно.

– Значит, реку удалось форсировать?

– Еще как удалось! Захвачено около тысячи пленных. Так сказано в сводке. Вы ее не видели?

– Нет.

– Я вам принесу. Это блестящий coup de main. [Выпад, удар (франц.)]

– Ну, а как там у вас?

– Великолепно. Все обстоит великолепно. Все гордятся вами. Расскажите же мне, как было дело? Я уверен, что вы получите серебряную. Ну, говорите. Рассказывайте все по порядку. – Он помолчал, раздумывая. – Может быть, вы еще и английскую медаль получите. Там был один англичанин. Я его повидаю, спрошу, не согласится ли он поговорить о вас. Что-нибудь он, наверно, сумеет сделать. Болит сильно? Выпейте. Вестовой, сходите за штопором. Посмотрели бы вы, как я удалил одному пациенту три метра тонких кишок. Об этом стоит написать в «Ланцет». Вы мне переведете, и я пошлю в «Ланцет». Я совершенствуюсь с каждым днем. Бедный мой бэби, а как ваше самочувствие? Где же этот чертов штопор? Вы такой терпеливый и тихий, что я забываю о вашей ране. – Он хлопнул перчатками по краю кровати.

– Вот штопор, signor tenente, – сказал вестовой.

– Откупорьте бутылку. Принесите стакан. Выпейте, бэби. Как ваша голова? Я смотрел историю болезни. Трещины нет. Этот врач первого поста просто коновал. Я бы сделал все так, что вы бы и боли не почувствовали. У меня никто не чувствует боли. Уж так я работаю. С каждым днем я работаю все легче и лучше. Вы меня простите, бэби, что я так много болтаю. Я очень расстроен, что ваша рана серьезна. Ну, пейте. Хороший коньяк. Пятнадцать лир бутылка.

Должен быть хороший. Пять звездочек. Прямо отсюда я пойду к этому англичанину, и он вам выхлопочет английскую медаль.

– Ее не так легко получить.

– Вы слишком скромны. Я пошлю офицера связи.

Он умеет обращаться с англичанами.

– Вы не видели мисс Баркли?

– Я ее приведу сюда. Я сейчас же пойду и приведу ее сюда.

– Не уходите, – сказал я. – Расскажите мне о Гориции. Как девочки?

– Нет девочек. Уже две недели их не сменяли.

Я больше туда и не хожу. Просто безобразие! Это уже не девочки, это старые боевые товарищи.

– Совсем не ходите?

– Только заглядываю иногда узнать, что нового.

Так, мимоходом! Они все спрашивают про вас. Просто безобразие! Держат их так долго, что мы становимся друзьями.

– Может быть, нет больше желающих ехать на фронт?

– Не может быть. Девочек сколько угодно. Просто скверная организация. Придерживают их для тыловых героев.

– Бедный Ринальди! – сказал я. – Один-одинешенек на войне, и нет ему даже новых девочек.

Ринальди налил и себе коньяку.

– Это вам не повредит, бэби. Пейте.

Я выпил коньяк и почувствовал, как по всему телу разливается тепло. Ринальди налил еще стакан. Он немного успокоился. Он поднял свой стакан.

– За ваши доблестные раны! За серебряную медаль! Скажите-ка, бэби, все время лежать в такую жару – это вам не действует на нервы?

– Иногда.

– Я такого даже представить не могу. Я б с ума сошел.

– Вы и так сумасшедший.

– Хоть бы вы поскорее приехали. Не с кем возвращаться домой после ночных похождений. Некого дразнить. Не у кого занять денег. Нет моего сожителя и названного брата. И зачем вам понадобилась эта рана?

– Вы можете дразнить священника.

– Уж этот священник! Вовсе не я его дразню. Дразнит капитан. А мне он нравится. Если вам понадобится священник, берите нашего. Он собирается навестить вас. Готовится к этому заблаговременно.

– Я его очень люблю.

– Это я знаю. Мне даже кажется иногда, что вы с ним немножко то самое. Ну, вы знаете.

– Ничего вам не кажется.

– Нет, иногда кажется.

– Да ну вас к черту!

Он встал и надел перчатки.

– До чего ж я люблю вас изводить, бэби. А ведь, несмотря на вашего священника и вашу англичанку, вы такой же, как и я, в душе.

– Ничего подобного.

– Конечно, такой же. Вы настоящий итальянец. Весь – огонь и дым, а внутри ничего нет. Вы только прикидываетесь американцем. Мы с вами братья и любим друг друга.

– Ну, будьте паинькой, пока меня нет, – сказал я.

– Я к вам пришлю мисс Баркли. Без меня вам с ней лучше. Вы чище и нежнее.

– Ну вас к черту!

– Я ее пришлю. Вашу прекрасную холодную богиню. Английскую богиню. Господи, да что еще делать с такой женщиной, если не поклоняться ей? На что еще может годиться англичанка?

– Вы просто невежественный брехливый даго.

– Кто?

– Невежественный макаронник.

– Макаронник. Сами вы макаронник… с мороженой рожей.

– Невежественный. Тупой. – Я видел, что это слово кольнуло его, и продолжал: – Некультурный. Безграмотный. Безграмотный тупица.

– Ах, так? Я вот вам кое-что скажу о ваших невинных девушках. О ваших богинях. Между невинной девушкой и женщиной разница только одна. Когда берешь девушку, ей больно. Вот и все. – Он хлопнул перчаткой по кровати. – И еще с девушкой никогда не знаешь, как это ей понравится.

– Не злитесь.

– Я не злюсь. Я просто говорю вам это, бэби, для вашей же пользы. Чтобы избавить вас от лишних хлопот.