Танский наставник и Сунь У-кун крепко запомнили все, что сказал им настоятель.
Пока они разговаривали, подошли два послушника звать к чаю, и все вернулись в монастырь.
Чжу Ба-цзе и Ша-сэн, которые находились в келье настоятеля, все время ворчали.
– Завтра с петухами надо отправляться в путь, а их все нет!
– Ну-ка, повтори, что ты сказал? – набросился Сунь У-кун на Чжу Ба-цзе, входя в келью.
– Ложись-ка лучше спать, – отвечал тот, – нашел время любоваться природой!
Настоятель поспешил покинуть их, а Танский наставник сразу же лег в постель.
Ночь была поистине прекрасна. Вот послушайте:
Смолкли люди в домах,
И луна в небесах потонула,
И в глубокой дремоте
Устало притихли цветы.
Теплым ветром в окошко
Сквозь занавес легкий дохнуло,
Все уснуло, лишь звезды
На землю глядят с высоты.
А из медных сосудов
Вода равномерно сочится,
Вот уж третий сосуд
Постепенно, по капле, иссяк. [59]
Млечный Путь серебром
Отражается на черепице –
Это кровли кумирен
Блестят сквозь полуночный мрак.
Вскоре после того как наши путники уснули, запели петухи. Проезжие купцы поднялись, начали шумно собираться в дорогу, зажгли фонари и принялись готовить пищу. Наш наставник тоже проснулся, разбудил Чжу Ба-цзе и Ша-сэна, велел им оседлать коня и собрать вещи. Сунь У-кун позвал служку и велел ему зажечь фонари. Монахи монастыря уже успели приготовить чай и разную еду. Они расположились на заднем дворе и почтительно ожидали Танского наставника. Чжу Ба-цзе на радостях съел целое блюдо хлебцев, подхватил поклажу и вывел коня. Сюань-цзан и Сунь У-кун поблагодарили монахов за радушие и распрощались с ними. Напутствуя Сунь У-куна, настоятель монастыря шепнул ему: «Помни, помни, что я рассказал тебе о страданиях девушки!».
– Не забуду, почтеннейший! – улыбаясь, ответил ему Сунь У-кун. – Как только мы прибудем в столицу, я сразу же узнаю обо всем. Мне достаточно поглядеть на царевну, чтобы определить, кто она на самом деле!
Проезжие купцы с шумом и криками отправились вместе с нашими путниками и вышли на большую дорогу. Когда они проходили заставу Петушиный крик уже наступил час инь, и только к часу сы они увидели стены столичного города.
Какие же неприступные у него были стены, словно железные! А какие блестящие крыши, будто золотые! Поистине можно было подумать, что здесь находятся Небесные дворцы Священной земли.
Высоко расположен город –
Сверкая, как цветной кристалл,
Он, величавый и нарядный,
На неприступных кручах встал.
Пестрей, чем чешуя цилиня
Иль оперение жар-птиц,
Блестят богатые хоромы
И кровли расписных светлиц.
Внизу медлительные воды
Во рвах струятся крепостных,
Кольцом текучим опоясав
Громады стен сторожевых.
Стоит счастливый, светлый город,
Пестрея на крутой горе,
И сотни разноцветных флагов
Играют в утренней заре.
В лучах рассвета, как живые,
Переливаясь и горя,
Знамена реют вдоль дороги,
Ведущей ко дворцу царя,
А вешний ветер, легкий ветер
Доносит флейт веселый зов
И мерный рокот барабанов
До разукрашенных мостов.
Да, по одеждам и по шляпам,
По мирным лицам горожан
Увидишь сразу: здесь народу
Властитель благосклонный дан.
А житницы переполняет
Зерна рассыпчатый янтарь,
И это тоже значит: правит
Страной достойный государь.
В тот же день путники вошли в восточную часть города Купцы разбрелись по гостиницам и постоялым дворам. Танский наставник со своими учениками остановился на постоялом дворе почтовой станции. Служащие немедленно доложили о прибывших смотрителю станции.
– Какие-то весьма странные на вид монахи зашли к нам во двор, – сказали они, – их четверо и с ними белый конь.
Услыхав о том, что есть конь, смотритель станции решил, что приезжие прибыли с казенным поручением, а потому сам вышел в приемную встретить их.
Танский монах поклонился ему и сказал:
– Я – бедный монах, иду по велению великого Танского императора на чудесную гору Линшань в храм Раскатов грома поклониться Будде и испросить у него священные книги. Имею при себе подорожное свидетельство, которое должен предъявить вашему государю, а пока что прошу вас позволить переночевать здесь. Как только побываю у твоего правителя и получу позволение, так сейчас же двинусь дальше.
Смотритель станции вежливо поклонился в ответ и сказал:
– Наш двор как раз предназначен для посланцев и гонцов. Сочту своим долгом оказать тебе должный прием. Входи, пожалуйста!
Обрадованный Сюань-цзан позвал своих учеников и представил их смотрителю станции. Тот пришел в ужас при виде безобразных физиономий и никак не мог понять: то ли это люди, то ли чудовища. Дрожа от страха, он велел приготовить чай и еду.
– Не бойся, – сказал Танский наставник, заметив, как испугался смотритель, – мои ученики хоть и безобразны на вид, но сердца у них добрые. Не зря говорят: кто лицом безобразен, тот добр душой. Что же ты так испугался?
После этих слов смотритель немного успокоился.
– Скажи мне, наставник, в какой стороне находится Танское государство? – с важностью спросил он.
– В цветущих серединных землях великого южного материка Наньшаньчжоу, – отвечал Сюань-цзан.
– Когда же ты покинул свое государство?
– В тринадцатом году правления Чжэньгуань, то есть четырнадцать лет назад. Сколько страданий пришлось нам вынести за это время! Сколько рек и гор перейти!
– Вот уж воистину праведный монах! – воскликнул смотритель, потрясенный словами Танского наставника.
– А как давно существует ваше высокоуважаемое государство? – спросил Танский наставник, в свою очередь тоже проявляя изысканность в речи.
