Другой дом - Джеймс Генри

— Вы знаете, я дал миссис Бивер нечто вроде страшной клятвы. — Затем, когда Джин вновь удивленно посмотрела на него, добавил: — Она сказала, если вы придете, я должен тут же вас прогнать.

Джин уставилась на него с еще большим удивлением.

— Ах, мне не следовало оставаться!

— Вы этого не знали, и я не мог указать вам на дверь.

— Тогда мне следует сейчас же уйти.

— Ни в коем случае. Я бы не стал об этом упоминать, если б был с ней согласен. А упоминаю, напротив, только для того, чтобы задержать вас как можно дольше. Обещаю, я все улажу с кузиной Кейт, — продолжил Тони. — Я ее не боюсь! — засмеялся он. — Вы хорошо на меня влияете — за это я особенно вам благодарен. — Она была очень ранима; несколько секунд у нее был такой вид, будто она засомневалась, не подшучивает ли он над ней. — Я имею в виду, что вы успокоили меня в тот момент, когда мне это действительно было нужно. — Тони произнес эти слова с мягкостью, которая, как он с удовольствием отметил, глядя на ее лицо, сразу произвела должное впечатление: выражение ее лица мгновенно преобразилось. — Я озабочен, я удручен, я метался в тревоге. Ваше присутствие помогло мне сохранить хладнокровие — вы как раз то, что мне нужно. — Он кивнул ей с явной симпатией. — Останьтесь со мной, прошу вас!

Джин не бросилась с ходу выражать сочувствие по поводу его домашних обстоятельств, но жалость, наполнившая ее взор в ответ на этот призыв, свидетельствовала о том, что нежная ее природа тут же взяла свое. Именно безмятежность юности послужила причиной тому, что на душе у него стало спокойней, но теперь, всем сердцем откликаясь на его слова, она будто бы сразу сделалась старше.

— Ах, если бы я могла вам помочь! — робко пробормотала она.

— Не вставайте, сядьте, сядьте! — Он обернулся. — А вот и наше чудо света! — воскликнул Тони в следующее мгновение, увидев Горэм с подопечной на руках. Однако его интерес к вновь пришедшим почти сразу же угас, ибо в двери напротив появилась миссис Бивер. Она вернулась, и вместе с ней Рэймидж; едва войдя, оба они замерли на месте; замер и Тони, уловив, как ему показалось, направление зоркого взгляда соседки. Вид у нее был необычайно напряженный; это особенно выразилось во взоре, который она, выпрямившись во весь рост, устремила куда-то мимо него; в суровом этом взоре читалось осуждение, и Тони оглянулся, чтобы посмотреть на побледневшую Джин Мартл. Однако увидел он вовсе не Джин Мартл, а совсем другую персону, Розу Армиджер, которая, по странному совпадению, в этот самый момент, бок о бок с Деннисом Видалом, появилась в дверях, ведущих в холл из передней. Именно на Розу уставилась миссис Бивер — уставилась весьма многозначительно, что, без сомнения, было вызвано той фальсификацией, какой эта молодая леди подвергла историю своего отказа мистеру Видалу, в результате чего в адрес последнего были высказаны столь облыжные обвинения. Она даже не обратила внимания на Джин, которая, в то время как остальные стояли, подтверждала заведомое согласие со всем, что скажет Тони, уже одним тем, что единственная из всей компании сидела в кресле. Выражение лица миссис Бивер, казалось, настолько ее поразило, что она была не в силах подняться на ноги. Тони заметил все это в мгновение ока, равно как то, сколь мало взгляд Горгоны был способен обратить в камень Розу Армиджер, которая с бурным энтузиазмом, внезапно в ней пробудившимся и глубоко его изумившим, обратилась к присутствующим, весьма разумно напомнив им о давно накрытом ланче. Все было уже на столе — все портилось — все уже стало почти несъедобным! Тони почувствовал, что должен галантно поддержать ее.

— Пойдемте же наконец, — сказал он миссис Бивер. — Пойдемте, — повторил он, обращаясь к Джин и Деннису Видалу. — Доктор, вы присоединитесь?

Одним прикосновением он разрушил чары, сковывающие Джин; она встала на ноги; но Доктор, как бы желая сделать адресованное всем присутствующим объявление, поднял сдерживающую, властную руку.

— Пожалуйста, Брим, — никакого банкета. — Он посмотрел на Джин, на Розу, на Видала, на Горэм. — Я беру этот дом в свои руки. Немедленно все успокойтесь и ведите себя тише.

Тони бросился к нему.

— Джулии стало хуже?

— Нет, с ней все по-старому.

— Тогда я могу к ней зайти?

— Ни в коем случае. — Доктор Рэймидж схватил его за рукав, взял под руку и не отпускал. — Если вы не будете хорошим мальчиком, я запру вас в вашей комнате. Немедленно все успокаиваемся, — повторил он, обращаясь к остальным, — идем каждый по своим делам и ведем себя очень тихо. Я требую, чтобы в доме была фактически полная тишина. Но прежде чем она наступит, миссис Бивер имеет вам кое-что сообщить.

Миссис Бивер стояла по другую сторону от Тони, который чувствовал себя между нею и доктором как пленник. Она оглядела свою маленькую аудиторию, состоявшую из Джин, Розы, мистера Видала и почтенной Горэм. На могучих руках Горэм возлежало нечто большое, белое, закутанное в муслин и приводившее на ум приношение богам, доставленное к началу жертвенной церемонии.

— Я должна вам кое-что сказать, потому что доктор Рэймидж согласился, чтобы сообщение прозвучало из моих уст, и потому что мы оба взяли перед миссис Брим обязательство, что доведем его до общего сведения. Мне никогда не приходилось делать таких необычных объявлений, но я только что клятвенно заверила Джулию, что оно будет сделано всем, кого это может касаться, прежде чем я выйду из этого дома, а затем при случае будет повторено и в других местах. — Она сделала паузу, и у Тони, стоявшего рядом, мурашки пошли по коже от ее торжественного тона. Ей самой были не по душе неловкость и принуждение, а он жалел ее, ибо к тому времени уже четко представлял, что далее последует. Он догадывался, что за всем этим кроется свойственная его жене тяга к сугубой предусмотрительности, которая была бы почти гротескной, не будь она такой бесконечно трогательной. Ему казалось, он заранее настроился с полной снисходительностью отнестись к этой ее причуде, решив не придавать значения ране, нанесенной его чувствительности оглаской, на которой она настояла. Он готов был, издав нежный вздох, смириться — в надежде, что это поспособствует ее скорейшему выздоровлению. — Она хочет, чтобы стало как можно шире известно, — заявила миссис Бивер, — что мистер Брим, дабы доставить ей радость в этот критический момент — критичность которого, я убеждена, она преувеличивает, — честью ей поклялся, что в случае ее смерти он больше не женится.

— То есть при жизни ее дочери, — поспешил добавить доктор Рэймидж.

— При жизни ее дочери, — так же отчетливо повторила миссис Бивер.

— При жизни ее дочери! — подхватил Тони с преувеличенной патетичностью, желая юмористической нотой смягчить, при необходимости, эффект, произведенный этой декларацией на смущенную молодежь, чьи ошарашенные взоры ясно говорили о том неодобрении, какое вызвало у них своевольство Джулии. И как бы в духе еще более яростного протеста в этот миг в недрах одушевленного свертка заверещала маленькая пронзительная дудочка: видимо, Горэм, на которую распространилось общее оцепенение, обошлась несколько бесцеремонно. Этот забавный звук разрядил напряженность; Тони бросился к ребенку. — Это же просто скандал, детка моя, — воскликнул он, — толковать про какое-то «при жизни»! — Он отнял ее у перепуганной нянечки и страстно приник к ней лицом. Она перестала плакать, и он крепко ее обхватил; что-то как будто вырвалось на поверхность из самой глубины его души, и в наступившей тишине он с минуту, спрятав голову под покрывальцем, прижимался щекой к маленькой щечке. Когда наконец он оторвался от нее, отдал ребенка няньке и огляделся по сторонам, в холле уже никого не было, кроме доктора, который повелительным жестом тут же приказал Горэм удалиться. Тони остался стоять и, встретившись глазами с доктором, мгновение спустя уловил в его взгляде нечто такое, что заставило его воскликнуть: — Как ужасно она, должно быть, больна, Рэймидж, если ей в голову пришла подобная идея!

Старый друг усадил его на диван, похлопывая по спине, успокаивая, поддерживая.