Ознакомительная версия. Доступно 42 страниц из 207
В четыре часа Ли услышал, что Адам возится с ручкой входной двери. Он облизал пересохшие губы, поднялся и не торопясь пошел в прихожую. В руке он держал стакан с розовым раствором, и держал твердо.
1
Все огни в доме Трасков были зажжены. Кто-то забыл прикрыть дверь на крыльцо, и с улицы несло холодом. Ля сидел в гостиной, в кресле под лампой, съежившийся и сморщенный, как опавший лист. Дверь в комнату Адама была открыта, оттуда слышались голоса. Вошел Кейл.
— Что случилось?
Ли посмотрел на него и кивнул головой на стол, где лежало извещение.
— Арона убили. А у отца удар.
Кейл кинулся было в коридор.
— Не ходи туда! — сказал Ли. — Там доктор Эдвардс и доктор Мэрфи. Не мешай им.
Кейл подошел к креслу.
— Это серьезно. Ли, очень серьезно?
— Не знаю.
Он говорил медленно, будто припоминая что-то давно забытое. — Он совсем без сил пришел. Но я все равно прочитал ему телеграмму. Отец должен знать. Я прочитал, а он минут пять повторял ее вслух, как будто ничего не понимал. Только потом, наверное, смысл дошел до него и словно бы взорвался в мозгу.
— Он в сознании?
— Сядь и потерпи, — устало сказал Ли. — Научись терпению. Я и сам пытаюсь.
Кейл взял извещение, пробежал глазами скорбные, беспощадно-суровые и торжественные строки.
Из комнаты появился доктор Эдвардс со своим саквояжем; едва кивнув, он прошествовал через гостиную и вышел из дома, ловко притворив за собой дверь. Доктор Мэрфи поставил саквояж на стол и, вздохнув, сел.
— Доктор Эдвардс поручил мне сообщить наше заключение.
— Как отец? — нетерпеливо перебил Кейл.
— Я скажу все, что известно нам самим, утаивать нет смысла. Кейл, с сегодняшнего дня считай себя главой семьи. Ты представляешь себе, что такое удар? — Не дожидаясь ответа, он продолжал: — В данном случае мы имеем обширное церебральное кровоизлияние. Поражены некоторые участки мозга. Небольшие кровоизлияния наблюдались у него и раньше. Ли об этом знает.
— Наблюдались, — отозвался Ли.
Доктор Мэрфи поглядел на него и снова обратился к Кейлу:
— Левая сторона парализована полностью, правая частично. Левый глаз, очевидно, не видит, однако с уверенностью сказать нельзя. Короче говоря, Кейл, твой отец в тяжелом состоянии.
— А говорить он может?
— Немного может, с трудом. Но не стоит его утомлять.
Кейл судорожно искал, как спросить.
— Он… Он поправится?
— Я слышал о случаях резорбции в подобном тяжелом состоянии, но самому сталкиваться не приходилось.
— Вы хотите сказать, что он умрет?
— Сие никому не известно. Может неделю протянуть или месяц, а может и год прожить, даже два. А может скончаться сегодня же.
— Он узнает меня?
— Сам увидишь… Я сейчас пришлю сиделку на ночь, а завтра найдешь постоянную. — Доктор Мэрфи поднялся. — Мне очень жаль, Кейл, но ничего не поделаешь. Держись, мой мальчик! Главное сейчас — мужество… Знаешь, меня всегда поражает, как люди находят в себе силы держаться. При любых обстоятельствах. Ну, спокойной ночи! Утром придет Эдвардс. — Он хотел было похлопать Кейла по плечу, но тот отстранился и пошел к отцу.
Голова Адама покоилась на высоко подложенных подушках. Лицо его застыло, кожа была бледная, словно прозрачная, губы вытянулись в прямую линию, ни усмешки в них, ни укоризны. В широко раскрытых глазах была такая ясность и такая глубина, что, казалось, сквозь них можно заглянуть в самую его душу, и они сами словно бл видели насквозь все вокруг. Но смотрели они спокоЧю и безразлично прямо перед собой. Когда Кейл вошел, взгляд переместился на него, потом уперся ему в груд, поднялся вверх и остановился на его лице.
Кейл присел на стул подле постели.
— Прости меня, отец.
Веки медленно, по-лягушачьи, опустились и поднялись снова.
— Ты меня слышишь, отец, понимаешь? — Глаза смотрели все так же неподвижно и покойно. — Это я, я виноват! — крикнул Кейл. — Я виноват, что убили Арона, а у тебя вот удар. Я со зла повел его в публичный дом. Со зла мать показал. Поэтому он и убежал в армию. Я не хочу никому во вред делать, у меня так получается, правда!
Он припал лицом к изголовью кровати, чтобы не видеть уставившихся на него ужасных глаз, но они не отпускали его, и он понял, что этот взгляд пребудет с ним до конца жизни, станет частью его самого.
В передней позвонили, и через минуту вошел Ли в сопровождении плотной, с густыми черными бровями женщины. Она раскрыла саквояжнк, и из него словно посыпалось наигранное оживление.
— Где он, мой больной, вот этот?! Непохоже, непохоже… Зачем только меня позвали. Да мне тут делать нечего. Он же здоровее нас с вами. Эй, мистер, может, встанете и поможете мне справиться с моими болячками? Такой видный, красивый, неужели оставите бедную женщину? — Одним привычным движением, без видимых усилий она правой рукой приподняла Адама за спину, левой ловко взбила подушки, и, подтянув его повыше к изголовью, опустила на постель.
— Мы ведь любим, когда подушечки прохладные, правда? — тараторила она. — Так-так, замечательно! А где у вас тут туалет? Нам, само собой, утка будет нужна и горшок. И будьте добры, поставьте сюда раскладушку.
— Составьте список, — мрачно отозвался Ли. — И если вам понадобится помощь…
— Какая там помощь! Мы и сами прекрасно управимся, правда же, золотко?
Ли и Кейл убрались в кухню. Ли сказал:
— Хотел заставить тебя поесть, да вот эта особа помешала. Многие считают, что и на радостях еда в охотку, и от горя лучшее средство. Она из таких, это наверняка. Ну что, будешь есть или нет?
Кейл заулыбался.
— Если бы ты стал заставлять, меня бы наизнанку вывернуло. Но раз ты с подходом, то я, пожалуй, умну сандвич.
— Сандвичей нет.
— Хочу сандвич.
— Просто поразительно, как мы любим вопреки всякой логике, когда все шиворот-навыворот становится, сказал Ли. — Даже досада берет.
— А я уже расхотел сандвич, — возразил Кейл. — Там пирожков не осталось?
— Осталось — в хлебнице. Уже, наверное, зачерствели.
Он достал блюдо с пирожками и поставил на стол.
— Люблю, когда черствые.
В кухню влетела сиделка.
