Три товарища - Ремарк Эрих Мария

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98

Я недоверчиво посмотрел на него. Почему он вдруг стал таким любезным? Может быть, присутствие жены умеряет его боевой пыл? Я решил выпустить главный заряд:

– Ведь такой кадилляк не чета какому-нибудь эссексу, не так ли, сударыня? Младший совладелец фирмы «Майер и сын», например, разъезжает в эссексе, а мне и даром не нужен этот ярко-красный драндулет, режущий глаза.

Блюменталь фыркнул, и я быстро добавил:

– Между прочим, сударыня, цвет обивки очень вам к лицу – приглушенный синий кобальт для блондинки…

Вдруг лицо Блюменталя расплылось в широкой улыбке. Смеялся целый лес обезьян.

– «Майер и сын» – здорово! Вот это здорово! – стонал он. – И вдобавок еще эта болтовня насчет кобальта и блондинки…

Я взглянул на него, не веря своим глазам: он смеялся от души! Не теряя ни секунды, я ударил по той же струне: – Господин Блюменталь, позвольте мне кое-что уточнить. Для женщины это не болтовня. Это комплименты, которые в наше жалкое время, к сожалению, слышатся всё реже. Женщина – это вам не металлическая мебель; она – цветок. Она не хочет деловитости. Ей нужны солнечные, милые слова. Лучше говорить ей каждый день что-нибудь приятное, чем всю жизнь с угрюмым остервенением работать на нее. Это я вам говорю. Тоже доверительно. И, кстати, я не делал никаких комплиментов, а лишь напомнил один из элементарных законов физики: синий цвет идет блондинкам.

– Хорошо рычишь, лев, – сказал Блюменталь. – Послушайте, господин Локамп! Я знаю, что могу запросто выторговать еще тысячу марок…

Я сделал шаг назад, «Коварный сатана, – подумал я, – вот удар, которого я ждал». Я уже представлял себе, что буду продолжать жизнь трезвенником, в посмотрел на фрау Блюменталь глазами истерзанного ягнёнка.

– Но отец… – сказала она.

– Оставь, мать, – ответил он. – Итак, я мог бы… Но я этого не сделаю. Мне, как деловому человеку, было просто забавно посмотреть, как вы работаете. Пожалуй, еще слишком много фантазии, но всё же… Насчет «Майера и сына» получилось недурно. Ваша мать – еврейка?

– Нет.

– Вы работали в магазине готового платья?

– Да.

– Вот видите, отсюда и стиль. В какой отрасли?

– В душевной, – сказал я. – Я должен был стать школьным учителем.

– Господин Локамп, – сказал Блюменталь, – почет вам и уважение! Если окажетесь без работы, позвоните мне.

Он выписал чек и дал его мне, Я не верил глазам своим! Задаток! Чудо.

– Господин Блюментапь, – сказал я подавленно, – позвольте мне бесплатно приложить к машине две хрустальные пепельницы и первоклассный резиновый коврик.

– Ладно, – согласился он, – вот и старому Блюментапю достался подарок.

Затем он пригласил меня на следующий день к ужину. Фрау Блмшенталь по-матерински улыбнулась мне.

– Будет фаршированная щука, – сказала она мягко. – Это деликатес, – заявил я. – Тогда я завтра же пригоню вам машину. С утра мы ее зарегистрируем.

x x x

Словно ласточка полетел я назад в мастерскую. Но Ленц и Кестер ушли обедать. Пришлось сдержать свое торжество. Один Юпп был на месте.

– Продали? – спросил он.

– А тебе все надо звать, пострел? – сказав я. – Вот тебе три марки. Построй себе на них самолет.

– Значит, продали, – улыбнулся Юпп.

– Я поеду сейчас обедать, – сказал я. – Но горе тебе, если ты скажешь им хоть слово до моего возвращения.

– Господин Локамп, – заверил он меня, подкидывая монету в воздух, – я нем как могила.

– Так я тебе в поверил, – сказал я и дал газ. Когда я вернулся во двор мастерской, Юпп сделал мне знак.

– Что случилось? – спросил я. – Ты проболтался?

– Что вы, господин Локамп! Могила! – Он улыбнулся. – Только… Пришел этот тип… Насчет форда.

Я оставил кадилляк во дворе и пошел в мастерскую. Там я увидел булочника, который склонился над альбомом с образцами красок. На нем было клетчатое пальто с поясом и траурным крепом на рукаве. Рядом стояла хорошенькая особа с черными бойкими глазками, в распахнутом пальтишке, отороченном поредевшим кроличьим мехом, и в лаковых туфельках, которые ей были явно малы. Черноглазая дамочка облюбовала яркий сурик, но булочник еще носил траур и красный цвет вызывал у него сомнение. Он предложил блеклую желтовато-серую краску.

– Тоже выдумал! – зашипела она. – Форд должен быть отлакирован броско, иначе он ни на что не будет похож.

Когда булочник углублялся в альбом, она посылала нам заговорщические взгляды, поводила плечами, кривила рот и подмигивала. В общем, она вела себя довольно резво. Наконец они сошлись на зеленоватом оттенке, напоминающем цвет резеды. К такому кузову дамочке нужен был светлый откидной верх. Но тут булочник показал характер: его траур должен был как-то прорваться, и он твердо настоял на черном кожаном верхе. При этом он оказался в выигрыше: верх мы ставили ему бесплатно, а кожа стоила дороже брезента.

Они вышли из мастерской, но задержались во дворе: едва заметив кадилляк, черноглазая пулей устремилась к нему:

– Погляди-ка, пупсик, вот так машина! Просто прелесть! Очень мне нравится!

В следующее мгновение она открыла дверцу и шмыгнула на сиденье, щурясь от восторга:

– Вот это сиденье! Колоссально! Настоящее кресло. Не то что твой форд!

– Ладно, пойдем, – недовольно пробормотал пупсик.

Ленц толкнул меня, – дескать, вперед, на врага, и попытайся навязать булочнику машину. Я смерил Готтфрида презрительным взглядом и промолчал. Он толкнул меня сильнее. Я отвернулся.

Булочник с трудом извлек свою черную жемчужину из машины и ушел с ней, чуть сгорбившись и явно расстроенный.

Мы смотрели им вслед.

– Человек быстрых решений! – сказал я. – Машину отремонтировал, завел новую женщину… Молодец!

– Да, – заметил Кестер. – Она его еще порадует. Только они скрылись за углом, как Готтфрид напустился на меня:

– Ты что же, Робби, совсем рехнулся? Упустить такой случаи! Ведь это была задача для школьника первого класса.

– Унтер-офицер Ленц! – ответил я. – Стоять смирно, когда разговариваете со старшим! По-вашему, я сторонник двоеженства и дважды выдам машину замуж?

Стоило видеть Готтфрида в эту великую минуту. От удивления его глаза стали большими, как тарелки.

– Не шути святыми вещами, – сказал он, заикаясь. Я даже не посмотрел на него и обратился к Кестеру:

– Отто, простись с кадилляком, с нашим детищем! Он больше не принадлежит нам. Отныне он будет сверкать во славу фабриканта кальсон! Надеюсь, у него там будет неплохая жизнь! Правда, не такая героическая, как у нас, но зато более надежная.

Я вытащил чек. Ленц чуть не раскололся надвое. – Но ведь он не… оплачен. Денег-то пока нет?.. – хрипло прошептал он.

– А вы лучше угадайте, желторотые птенцы, – сказал я, размахивая чеком, – сколько мы получим?

– Четыре! – крикнул Ленц с закрытыми глазами.

– Четыре пятьсот!, – сказал Кестер.

– Пять, – донесся возглас Юппа, стоявшего у бензоколонки.

– Пять пятьсот! – прогремел я.

Ленц выхватил у меня чек:

– Это невозможно! Чек наверняка останется неоплаченным!

– Господин Ленц, – сказал я с достоинством. – Этот чек столь же надежен, сколь ненадежны вы! Мой друг Блюменталь в состоянии уплатить в двадцать раз больше. Мой друг, понимаете ли, у которого я завтра вечером буду есть фаршированную щуку. Пусть это послужит вам примером! Завязать дружбу, получить задаток и быть приглашенным на ужин: вот что значит уметь продать! Так, а теперь вольно!

Готтфрид с трудом овладел собой. Он сделал последнюю попытку:

– А мое объявление в газете! А мой амулет!

Я сунул ему медаль:

– На, возьми свой собачий жетончик. Совсем забыл о нем.

– Робби, ты продал машину безупречно, – сказал Кестер. – Слава богу, что мы избавились от этой колымаги. Выручка нам очень пригодится.

– Дашь мне пятьдесят марок авансом? – спросил я.

– Сто! Заслужил!

– Может быть, заодно ты возьмешь в счет аванса в мое серое пальто? – спросил Готтфрид, прищурив глаза.

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98