Гость из Альтрурии - Хоуэллс Уильям Дин

— Видите ли, — сказал профессор, — о сделках подобного рода обычно не распространяются, — ни те ни другие.

— Мне кажется, — вступил в разговор банкир, — что все это несколько преувеличено, но проблема, безусловно, существует, и по-моему, это зло, которое еще только набирает силу у нас в стране. Наверное, все дело в недопонимании его. Без сомнения, не последнюю роль играет тут и бедность. Мужчина отдает свой голос — так же как женщина отдает свое тело — за деньги, лишь убедившись, что на добродетели далеко не уедешь. Люди чувствуют, что должны жить, и пусть даже доктор Джонсон говорит им, что он в этом большой необходимости не видит, никто из них с ним не согласится. Я бы на их месте тоже не согласился. Цивилизация, подобная нашей, несет не только блага, но и зло, и я никогда не назову зло ничем иным, как злом.

— Кое-кто, может, любит это делать, но я не из их числа. В любом случае, мне кажется, покупатель хуже продавца — несравненно хуже. Думаю, вам не приходится сталкиваться с подобными проблемами в Альтрурии?

— О нет! — сказал альтрурец с непередаваемым ужасом. — Это было бы просто немыслимо.

— Но ведь и вы не святые, — выразил предположение банкир, — и вам, наверное, иногда душой приходится покривить.

— Я не стану утверждать, что мы свободны от ошибок, но ошибок такого рода, как вы только что описали, у нас не бывает. Они невозможны.

В голосе альтрурца презрения не проскальзывало, а только печаль и снисхождение, да еще горестное удивление, подобное тому, что мог бы испытать ангел небесный, если ему открылись бы вдруг постыдные тайные деяния преисподней.

— Что ж, — сказал банкир, — единственно, что нам остается, это подойти к данному вопросу по-деловому и занять в нем среднюю позицию.

— Говоря о деловом подходе, — сказал профессор, поворачиваясь к фабриканту, который все это время молча курил, — почему бы вам, капиталистам, не взять в свои руки сельское хозяйство здесь, на Востоке, и не добиться, чтобы оно приносило доход, — как это делается на Западе?

— Покорно благодарю, — ответил тот. — Если вы имеете в виду меня, то мне что-то не хочется вкладывать в это деньги, — он немного помолчал, а потом, поскольку мысль, очевидно, чем-то его заинтересовала, продолжал: — Впрочем, по всей вероятности, тем дело и кончится, и скорее всего это произойдет при посредстве железных дорог. Для них будет проще простого скупить все доходные фермы вдоль полотна дороги, посадить там своих людей и эксплуатировать к своей выгоде. Право, это вовсе не дурной план. При теперешнем методе ведения хозяйства потери фермеров огромны, и я просто не вижу причины, почему бы железным дорогам не прибрать к рукам их земли, вроде того как они поступают сейчас с копями. Они безусловно могли бы вести хозяйство несравненно лучше, чем мелкие фермеры. Странно, что эта мысль не пришла в голову какому-нибудь ловкому дельцу среди железнодорожных магнатов.

Мы все посмеялись, понимая, что говорится это скорее в шутку, но альтрурец, по всей видимости, принял слова фабриканта всерьез:

— Но ведь в этом случае число людей, потерявших работу, будет очень велико. И что станет с ними?

— Ну, что-то за свои фермы они получат, и это даст им возможность начать жизнь на новом месте. И потом судьба людей, потерявших работу в процессе перестройки, не может заботить капитал. Время от времени мы устанавливаем у себя на фабрике новые машины, которые вытесняют десяток, а то и сотню рабочих, но не останавливаться же из-за этого.

— И вы не интересовались их судьбой?

— Бывало, интересовались. Чаще нет. Мы полагали, что они так или иначе выкрутятся.

— А государство… народ… правительство… ничего не делают для них?

— Если они доходят до ручки, то существуют работные дома.

— Или тюрьмы, — вставил адвокат.

— Говоря о работных домах, — сказал профессор, — рассказывали ли вам ваши непогрешимые сельские друзья о том, как, пристраивая своих бедняков, они норовят сунуть их туда, где берут подешевле — прикарманивая, естественно, разницу, — иногда по пять долларов в месяц за стол и кров. Представляете, что это за житье!

— Да, молодой Кэмп говорил мне об этом. Он считает, что это возмутительно.

— Да ну? Что ж, я рад слышать такое о молодом мистере Кэмпе. Из того, что мне о нем рассказывали прежде, получается, что он приберегает свое возмущение, чтобы затем обрушить его на капиталистов. И как же он предполагает бороться с этим?

— Насколько я понимаю, он полагает, что государство должно находить им работу.

— Ах, значит, так: вы — отцы, мы ваши дети. Думаю, государство этим заниматься не станет.

— И он так думает.

— Какая горькая судьба! — сказал священник. — Неужели же людям, изнуренным болезнями или непосильным трудом, закон ничего лучшего не может предложить, кроме как поставить их на одну доску с кретинами или умалишенными, иными словами, обеспечить им жизнь настолько унизительную, что, право, она не лучше смерти.

— А как, скажите на милость, можно еще поощрять независимость и индивидуальность, — возразил профессор. — Без сомнения, тут есть своя темная сторона. Но любой другой вариант был бы сентиментальным, не деловым и, если уж на то пошло, не американским.

— Сказать с уверенностью, что он был бы и не христианским, я не берусь, — отважился вставить слово священник, робевший в присутствии столь высокого авторитета в вопросах политической экономии.

— Этот вопрос, на мой взгляд, относится скорей к компетенции нашего высокочтимого духовенства, — сказал профессор.

Воцарилось короткое, но весьма неприятное молчание. Оно было нарушено адвокатом, который составил вместе ступни ног, внимательно посмотрел на них и заговорил:

— Сегодня у меня произошел весьма интересный разговор с несколькими молодыми людьми у нас в гостинице. Большинство из них, как вы знаете, только что закончили колледжи и сейчас наслаждаются дополнительным летним отдыхом, перед тем как кинуться осенью в битву за жизнь. Они говорили о других молодых людях, своих однокашниках, которым не так повезло и которым пришлось включиться в эту битву сразу же. Как выяснилось, мои собеседники собираются поступать в высшие учебные заведения, чтобы стать врачами, юристами, инженерами, педагогами или богословами; все они жалели своих не столь удачливых товарищей не только потому, что те остались без дополнительных каникул, но еще и потому, что они предполагают заняться коммерцией. Это показалось мне несколько странным, и я попытался выяснить, в чем дело? Дело же оказалось в том, что большинство молодых людей, окончивших колледж, ни за что не хотят быть коммерсантами, если у них есть другие возможности. По-видимому, они ощущают некое несоответствие между полученным образованием и коммерцией. Они жалели своих приятелей, которым предстояло пойти по этому пути, и, насколько я понял, те тоже жалели себя. Разговор завязался по поводу письма, полученного одним из них от какого-то бедного то ли Джека, то ли Джима, которому пришлось пойти работать в торговое предприятие своего отца и который горько сетовал на свою участь. Мальчики, готовящие себя для почтенных профессий, не могли нарадоваться, сравнивая свои перспективы и его, и отпускали непочтительные шуточки насчет коммерции. Несколько лет тому назад мы бы с такими настроениями быстро справились, к тому же некоторые газеты, по-моему, все еще сомневаются относительно целесообразности обучения в колледже для лиц, которым впоследствии придется прокладывать себе дорогу в жизни. А что вы думаете по этому поводу?

Адвокат обратил свой вопрос к фабриканту, который со спокойной уверенностью ответил, что, по его мнению, вряд ли молодым людям, вступающим в деловую жизнь, помешают когда-нибудь их знания.

— Но они напирали на то, что огромные состояния в Америке были нажиты людьми, не имевшими преимущества в виде образования и, по-видимому, считали, что интеллектуальный багаж джентльмена — непозволительная роскошь для тех, кто хочет делать деньги.

— Ну они могут утешаться мыслью, — ответил фабрикант, — что занятие коммерцией необязательно приносит состояние, оно даже прожиточный минимум приносит не всегда.