Десница великого мастера - Гамсахурдиа Константин Семенович

XXXVI

В церкви с белым куполом ударили в било. По узеньким тропинкам с ревом тронулись овечьи отары и, как мутные волны, залили склоны ближайших гор. Бараны и овцы скатывались прямо в воду.

Ревели бычки, возвращающиеся с пастбищ, ржали кобылы, босоногие женщины шныряли по проселкам с глиняным Лазарем в руках и жалобно пели:

Подошел Лазарь к порогу, Пялит глаза… Господи, дай нам грязи, Не хотим мы больше засухи. Уставшие всадники молча ехали на взмыленных лошадях и поглядывали на босоногих баб. Им приелись ласки придворных дам, они мечтали целовать обветренные щеки…

В ущельях путников встречали дозорные. Слышались окрики с башен и крепостей. Их окружали копьеносцы,; осматривали, расспрашивали — кто такие?

— Мы слуги царя Георгия, едем в Дидо закупать лошадей.

Они давали взятки начальникам крепостей и медленно двигались вперед по пховской земле. Лошади с трудом пробирались по крутым тропам.

Тени гор ложились в лощины. Лаяли шакалы, слышался клекот орлов, которых ночь застала в горах. На берегу Черной Арагвы стояла крепость с четырьмя башнями.

Кохричисдзе предложил:

— Проникнем тайком в крепость, я знаю там конюхов, они дадут нам ночлег.

Георгий не согласился: — Лучше дождемся зари в сосновом бору.

Начались хвойные леса. Монотонно шумели водопады, свергаясь с утесов. Филины подымались с опушки леса. Где-то в ущелье выл горный волк.

Всадники заблудились. Георгий предложил спрятать латы и бросить копья, иначе будет небезопасно ехать по пховской земле. Впереди показались горы цвета гепарда. Георгий и Габо смеялись, глядя на переодетых в отрепья Гиршела и Вамеха. У лошадей, на которых ехали Гиршел и Вамех, то и дело лопались подпруги. Всадники сошли с коней и повели их на поводу. Лошадь Гиршела продвигалась с трудом. Ее подталкивал сзади Вамех, и таким образом двое богатырей тащили одну лошадь. Поднялись на плоскогорье, покрытое остролистником. Тоскливо пищали в кустах глухари. Подстрелили двух. Развели костер, зажарили дичь. У Габо оказалось в бурдюке вино. К ним подъехали трое пховцев в латах. Пховцы опять расспрашивали, кто они такие и по какому делу явились в Пхови.

Георгий предложил старейшему из них полный рог вина.

— Скажи, дед, кто теперь правит Пхови?

— Эристав Колонкелидзе.

— Но ведь он слепой?

— Слепой, да видит лучше того, кто глаза ему выжег.

— А кто выжег ему глаза?

— Да этот собачий сын, царь Георгий! Владетель Квелисцихе, чтобы скрыть улыбку, принялся уплетать глухаря.

Когда пховцы отошли, Георгий обратился к эриставу:

— Если бы другим царям вздумалось, подобно мне, бродить переодетыми, то, уверяю тебя, они бы еще и не то услышали.

В сосновом лесу стреножили коней и раскинули на земле войлоки. Спали по очереди. Большая Медведица прошла свой небесный путь. По лесу пронесся странный звук, похожий на мяуканье кошки. Гиршел схватил меч и. бросился в чащу.

Он вернулся с пустыми руками и подсел к угасавшему огню.

— Что тебе почудилось, Гиршел? — спросил Георгий.

— Кажется, это были гепарды.

При упоминании о гепардах проснулись Вамех и Габо. Они прислушались. Из ущелья доносился вой, похожий на мяуканье мартовских котов.

— Лютый зверь гепард, — сказал Гиршел. — Все звери боятся человека. Даже лев и тот без причины не нападет на людей. А вот гепард не боится. В Египте он не только ночью, но и днем похищает детей. В Алеппо гепард растерзал муллу вместе с ослом, на котором тот ехал.

— Разве гепарды водятся в Египте? — спросил Габо.

— Гепарды водятся как раз вот на таких утесах, какие мы только что проехали. Они устраивают свое логово среди скал. А если у здешних гепардов имеются щенки, то нам сегодня ночью придется попрощаться с нашими лошадьми.

— Как? Разве гепарды нападают и на лошадей? — спросил Вамех.

— Не только на лошадей! Они иногда нападают даже на слонов и вскакивают им на спины. Особенно страшна самка. Среди хищников самым храбрым зверем считается самка гепарда…

Чем больше углублялись они в Пхови, тем труднее становилось путешествие. На каждой горе подстерегала их крепость, в устье каждого ущелья поджидали дозорные. На каждом шагу приходилось давать взятки хевистави.

Становилось уже небезопасным выдавать себя за скупщиков лошадей. В нескольких местах они старались что-нибудь узнать о лазутчиках Звиада, и им сообщили, что те бежали в Уплисцихе. Показались горы ястребиного цвета. Следующую ночь путники провели под скалой. Посовещавшись, решили ехать дальше врозь и на расспросы отвечать всем по-разному. Царь и зристав должны были говорить, что они рабы царя Георгия, убежавшие из уплисцихской темницы. Оруженосцу и скороходу было приказано не пить пива, избегать женщин и не заходить в гости. На перекрестке путники разошлись в разные стороны. Условились встретиться на храмовом празднике и принести туда каждому по жертвенному козленку.

Георгий знал, что к гостям с жертвенным приношением пховцы относятся радушно. Вамеху и Габо было приказано бранить при каждом удобном случае царя Георгия и Звиада-спасалара и таким образом узнавать настроение жителей Пхови. Поручили не поминать добром и католикоса Мелхи-седека, хулить Мамамзе, дидойцев и галтайцев. Пошли пешком. Коней оставили в ближайшем лесу. Владетель Квелисцихе никогда не бывал в Пхови. Все здесь ему казалось необычайным: пховские иконы, хевисбери, молельни у дорог, сложенные из камней. Он посочувствовал роженицам, запертым в навозном хлеву в конце села. Наконец прибыли на храмовый праздник. Георгий и Гиршел купили козлят и поодиночке вошли в ограду молельни. Гиршел с любопытством разглядывал внутренность пховской молельни с высокими сводами и колоннами, украшенными турьими рогами. Он издали следил за Георгием и подражал ему в поведении. Смотрел, как хевисбери подводил к месту «искупления» умалишенных и ставил им на шеи древко хоругви, как хуци — главный священнослужитель — колдовал над больными и связанными по рукам сумасшедшими, позвякивал бубенцами хоругвей. Во дворе молельни галдели пховцы, одетые в кольчуги. Перед храмом на каменном жертвеннике покоилось большое знамя, Рядом стоял хуци. Георгий опустился на колени перед знаменем, в одной руке он держал козленка, а в другой — зажженную свечу.

Хуци поднял голову и обвел взглядом небосвод.

— А-а-а, да прославит господь величие твое, святой Георгий! Для победы своей возьми Авшанидзе Глахуну во услужение к себе, не лишай его своей милости на многие лета, — произнес Георгий.

— А-а-а, слава господу, слава солнцу, солнечным ангелам! Молю тебя, победителя над врагами и над злой смертью! — изрек хуци.

Затем он стал еще что-то бормотать, но ни царь, стоявший на коленях, ни Гиршел не могли уже ничего расслышать. Подошел дастури, взял у Георгия козленка и раскорячил его. Хуци перерезал козленку горло.

Дастури подставил чашу и наполнил ее теплей кровью. Хуци подал знак Георгию, и тот, окунув пальцы в теплую кровь, освятил руку, помазал себе кровью лоб и щеки. Георгий отошел от жертвенного камня и стал следить за «освящением» Гиршела. У Гиршела было такое жалкое выражение лица, что Георгий едва сдерживал улыбку. Наконец показались Габо и Вамех. У Вамеха козленок вырвался из рук. Он погнался за ним, но никак не мог его поймать. Гиршел и Георгий рассмеялись при виде этого зрелища. Наконец жертвоприношение закончилось, и молящиеся группами расположились под ясенями. Четверо спутников, встречаясь в толпе молельщиков, обходили друг друга, как незнакомые.

Звон бубенцов, подвешенных к хоругвям, замер. Дастури вынесли священное пиво и стали угощать им приехавших на празднество паломников.

Дастури выкладывали грудами вареное мясо прямо на землю перед молельщиками, которые, скрестив ноги, уселись в круг. Какой-то рыжий пховец, со шрамами на лице, подсел к Георгию. Звали этого широкоплечего, сероглазого молодца Калундаури Годердзи.

Он вежливо осведомился, зачем пришел к ним путник— посмотреть на праздник или, может быть, он лазутчик царя Георгия?