Вершина холма - Шоу Ирвин

Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64

– Возможно, завтра, – сказал Антуан. – Сегодня мне что-то не хочется вставать.

– Хорошо. Майкл, можно вас на пару слов?

Майкл кивнул:

– Антуан, доктор сказал, что у тебя хороший, чистый перелом.

– Спасибо ему за добрую весть, – ответил Антуан. – Мне было бы стыдно, если бы перелом оказался грязным.

Сьюзен поднесла к его рту ложечку с яичным желтком. Майкл вышел из номера вслед за Евой.

– Андреас ждет тебя внизу, чтобы ехать кататься, – сказала Ева, отойдя по коридору от комнаты Антуана. – Несмотря на все мои попытки отговорить его, – с горечью добавила она. – Полагаю, тебя мне тоже не переубедить.

– Боюсь, что нет, – сказал Майкл.

– К вечеру еще один номер станет похож на больничную палату. Я не буду кататься после ленча. Начну перетаскивать вещи в дом. Твой коттедж готов. Возможно, ты тоже захочешь устроиться там сегодня.

– Думаю, пока мой друг прикован к кровати, мне лучше оставаться поблизости: вдруг я ему понадоблюсь.

– У него есть эта девица.

– Она приехала в Грин-Холлоу отдыхать.

– А ты ради чего сюда приехал?

– Ради тебя, моя дорогая, – произнес Майкл, раздраженный враждебностью ее тона. – И ради всеобщего спокойствия.

– Не заставляй меня жалеть, что я встретила тебя, – тихо, со злостью сказала Ева и повернулась. Ее каблучки сердито застучали по ступенькам лестницы, ведущей на третий этаж.

Хеггенер, залитый солнечным светом, стоял перед гостиницей, держа в руках лыжи и палки. Он был в нарядных синих лыжных брюках, серой куртке и голубом вязаном шлеме, который при необходимости мог защищать от мороза шею и нижнюю часть лица.

– О, Майкл, – сказал он. – Утро такое прелестное, я хочу вобрать в себя как можно больше солнца. Очень жаль вашего друга. Боюсь, в этом сезоне он уже не покатается.

– Да, не покатается, – согласился Майкл и взял свои лыжи и палки, стоящие у стены. – Может, оно и к лучшему.

Они сели в «порше» и поехали к подъемнику.

– Ева уговаривала меня купить такую игрушку, – сказал Хеггенер, – но я объяснил ей, что стар для столь эффектной машины. Мне всегда становится грустно, когда я вижу пожилых седоволосых джентльменов, строящих из себя фатоватых лихачей. Как это ни тяжело, люди должны понимать – всему свое время, а в особенности это относится к доспехам молодости.

– Когда мне стукнет сорок, я обменяю «порше» на черный четырехдверный «фольксваген», – сказал Майкл.

Хеггенер улыбнулся:

– Вам об этом еще рано думать.

Поднявшись на гору, Майкл медленно и осторожно повел Хеггенера к самому легкому спуску. Хеггенер скользил легко и изящно, лыжи слушались его. Остановившись, Майкл заметил, что сейчас Хеггенер не страдает одышкой, а на лице у него нет следов усталости. Трудно было поверить, что этот элегантно одетый и стройный человек обречен, по словам врачей, на смерть и уже два года не стоял на лыжах.

– Майкл, я попрошу вас об одном одолжении. Дэвид Колли говорил мне, что вы – лучший в Грим-Холлоу лыжник-акробат. Сальто и прочие трюки создают атмосферу праздника, которой недоставало этому спорту в те годы, когда я его осваивал. Вы не могли бы устроить для меня маленький спектакль?

На горе не было ни души, и Майкл подумал, что никто не обвинит его в саморекламе. Он находился в отличной форме, а снег лежал идеальный. Майкл, отдав палки Хеггенеру, покатился задом наперед, несколько раз повернулся на сто восемьдесят и триста шестьдесят градусов, набирая скорость, устремился к трамплину, сооруженному над тропинкой для пешеходов, прыгнул с него, вытянув руки в стороны и прогнув спину, словно лебедь, сделал сальто и четко приземлился, поднимая снежный веер и улыбаясь от удовольствия.

Хеггенер подъехал к Майклу.

– Боже мой, – сказал австриец, – что за зрелище! Вы могли сломать себе шею. Теперь я вижу, как опасно обращаться к вам с подобными просьбами. Вы внесли в сегодняшнее утро ноту безрассудства, спасибо вам за это. Они спустились лишь два раза. Майкл не хотел, чтобы Ева видела мужа утомленным. Хеггенер сразу согласился с Майклом, когда тот сказал, что для начала двух спусков вполне достаточно. Хозяин гостиницы казался довольным собой, его щеки порозовели; стоя у подножия горы, он с грустью посмотрел вверх на молодых людей, мчавшихся по крутым склонам «Черного рыцаря», и сказал:

– Когда я впервые приехал сюда, я спускался везде, в том числе и по «Черному рыцарю». Это была моя любимая трасса.

– Возможно, спустя некоторое время мы сходим и туда, – дипломатично произнес Майкл.

По дороге в отель Сторз спросил:

– Как вы себя чувствуете?

– Превосходно, – бодрым голосом ответил Хеггенер.

Майкла поразило умение этого мужественного и сложного человека хранить в себе все свои опасения и страхи.

Когда Майкл зашел проведать Антуана, он увидел в номере француза Джимми Дэвиса. Хозяин бара извинялся перед пианистом.

– Я просил жену прибавить света на этой проклятой лестнице, но она уверяла, что это испортит атмосферу. Будто что-то еще может испортить атмосферу моего старого кабака.

– Не переживайте, мистер Дэвис, – великодушно сказал Антуан. – Я никогда не смотрю себе под ноги и часто получаю травмы.

Он коснулся длинного шрама на щеке.

– Видите?

– Антуан, вы – настоящий джентльмен, – заметил Дэвис. – Другой на вашем месте уже предъявил бы мне иск на сто тысяч долларов, это как минимум.

– Не вводите меня в искушение, мистер Дэвис, – сказал Антуан. – Майк, как вы покатались с Хеггенером?

– Отлично.

– Обидно, что я не могу присоединиться к вам.

– Нам тебя очень не хватало, – серьезно сказал Майкл.

– Послушайте, – обратился Дэвис к Антуану, – кажется, я могу кое-что для вас сделать. После того как вы… уехали вчера вечером, многие подходили ко мне говорили, что им очень понравились ваша игра и пение. Вот мне и пришло в голову – вдруг вы согласитесь поработать в моем баре, скажем, шесть вечеров в неделю, с десяти до часу…

– Надо подумать. – Антуан сделал вид, будто что-то мысленно взвешивает. Он многозначительно посмотрел на Майкла: «Не было бы счастья, да несчастье помогло».

– Много я платить не в силах, – поспешно добавил Дэвис. – Но бесплатный стол обещаю, если не боитесь нажить язву. Мы можем предоставить вам небольшую комнату, которая сейчас служит чуланом. Она обойдется вам, – Дэвис проделал в уме какие-то вычисления, – в семьдесят пять долларов. Уверен, этот дворец стоит гораздо дороже.

– Верно, – согласился Антуан. Он не стал уточнять, что оплачивает гостиничные счета Майкл.

– Вы ведь можете играть в таком состоянии? – спросил Дэвис.

– Вполне, – ответил Антуан.

– Тогда по рукам?

– Что скажешь, Майкл?

Антуан вопросительно посмотрел на друга.

– В этом деле есть свои «за» и «против», – сказал Сторз, желая подразнить Антуана. – Но раз Джимми не настаивает на том, чтобы ты изменил своему вкусу…

– Я ничем не ограничиваю его репертуар, – сказал Дэвис, – лишь бы посетители не сбежали в «Монаднок». А если он уговорит Риту петь по уик-эндам, ей тоже кое-что перепадет.

– Ну, – нерешительно начал Антуан, – если вы не боитесь, что пианист на костылях повергнет вашу публику в уныние…

– Они к костылям привыкли, – заметил Дэвис. – Если в Грин-Холлоу переведутся калеки, туристы решат, что курорт потерял свой класс. Когда вы начнете?

– Сегодня вечером, если это вас устроит, мистер Дэвис.

– Договорились, Антуан.

Дэвис протянул руку, и француз пожал ее.

– После ленча я наведу порядок в вашей комнате, – пообещал он, покидая номер. На лице у Джимми сияла радостная улыбка, словно он заключил необыкновенно выгодную сделку.

– Ну, Майкл, – сказал Антуан, когда Дэвис вышел, – отныне у меня есть свой угол. Спасибо, теперь я, пожалуй, смогу вернуть тебе деньги. Хотя, – поспешно добавил он, – не воспринимай это как обещание. Тут, merci a Dieu [22], никто не спрашивает у меня лицензию, профсоюзный билет, номер договора о социальном обеспечении или еще какое-нибудь нудное фашистское изобретение. Хотя, вероятно, я все же совершил ошибку, вернувшись к моему настоящему имени. Надо было придумать новое.