Звук стягивался к пирамиде. Внутри нее сдвинулось что-то, шевельнулось спящее и могучее, и из боковой грани стал плавно вытягиваться фиолетовый Червь.
Он был прекрасен, силен и мудр. Он был старше воздуха, раздвигаемого его божественным телом. Фиолетовые кольца его текли, как тысячелетия, изменчивые узоры покрывали их. Звон сферы объял Червя, словно коконом, и перетек в неземной хорал. Сонм невидимых существ запел в такт движению Червя. И песнь эта рассекала все сущее на Земле.
А Червь все выходил и выходил из пирамиды, и выходу этому не было конца.
Когда же фиолетовые кольца его заполнили все пространство сферы, Червь повел своим прекрасным лицом, ища, и обратил взор на Петю.
И Петя содрогнулся в восторге и замер. Ноги его подкосились, он опустился на колени. Червь приблизился к нему, и Петино сердце раскрылось ему навстречу. И Петя, трепеща, протянул Червю четыре куска.
Прелестный рот Червя открылся, и Червь всосал в себя первый кусок.
И кусок заскользил по телу Червя. И вспыхнул багровым. И дал Червю Новую Энергию Преодоления. И оживил кольца Червя Новым Движением.
И всосал Червь второй кусок.
И рассыпался кусок на мириады пламенных искр во чреве Червя. И пробежали искры по становому хребту Червя. И загорелся хребет Червя Новым Огнем Соответствия.
И третий кусок вошел в рот Червя. И источился во чреве Червя Влагой Вечных Пределов. И утолил Старую Жажду Червя.
А четвертый кусок, едва коснулся губ Червя, исчез сразу. И проглотил Червь Пустоту Пустот. И во— шла она в тело Червя. И наполнила тело Великим Покоем Отсутствия.
И удовлетворился Червь. И просиял лик Червя. И потекли бесконечные кольца его в обратном движении.
Червь стал входить в грань пирамиды.
И всем своим существом осознал Петя, что никогда больше не дано ему будет зреть Червя. И, возрыдав, рванулся он к Червю. Но цепь держала его.
А Червь плавно исчезал в сияющей пирамиде, и прекрасный лик его светился сытым светом.
И закричал Петя, и протянул руки к Червю. Но тот исчез в пирамиде, и стала она гаснуть.
Синий треск раздался в Петиной голове. Петя упал и лишился чувств.
Прийдя в себя, он поднял голову.
Он лежал в Мавзолее на холодном гранитном полу. Стеклянный гроб с Лениным стоял на своем месте.
Петя пошевелился. Стальной ошейник больно резал шею, из-под него скупо сочилась кровь.
Петя сел. Потом встал. Страшная слабость овла-дела его телом. Шатаясь, он разлепил губы, силясь сказать что-то, но изо рта вышел лишь хриплый шепот.
Цепь потянули. Петя попятился назад, к ступеням, ведущим в тоннель. И вдруг почувствовал страшную тоску, и понял, что этот мертвый старик с желтым лицом не стоит мельчайшего узора на божественной коже Червя, а этот Мавзолей, куда идут на поклонение миллионы, всего лишь мертвый дом из мертвых камней.
Ужасная скорбь парализовала Петю.
Цепь тянула его назад, в мертвый мир. Но Петя не хотел туда.
Изо всех сил он уперся, но цепь тянули сильней, сильней, сильней.
Голова Пети запрокинулась назад, он взмахнул руками и с хрипом покатился вниз по ступеням.
Цепь волокла его по тоннелю. Петя скулил и хрипел. Его школьные полуботинки скребли по бетонному полу.
Авароны подтянули его к барабану, сняли ошейник, поставили на ноги. Петю шатало. Колени его подгибались, все плыло перед мокрыми от слез глазами.
Если после церкви он чувствовал в себе восторженную силу , то после Мавзолея на него, как мокрое пальто, навалилась горькая слабость .
Авароны подхватили его под руки и поволокли вверх по винтовой лестнице. Поднявшись, прошли в подсобку. Один Аварон отпер дверь, другой подвел Петю и толкнул. Петя упал на мостовую и заснул.
Проснулся он от хриплого голоса:
— Чевоито ты, паря, тут разлегси? А ну, подымайси.
Петю потрясли за плечо.
Он открыл глаза. Бородатый бритоголовый дворник в брезентовом переднике склонился над ним.
— Напоил, что ль, кто? Али падучая? И-и-и… да ты весь в крови! — Дворник потрогал Петину шею с запекшимися кровью ссадинами.
Петя зашевелился и сел. Двигаться было больно. Он посмотрел на свои испачанные кровью руки.
— А ну-ка… — Дворник стал поднимать его.
Петя вскрикнул.
— Чего? — Дворник поддержал его заскорузлыми руками.
Петя застонал.
— Ступай в больницу, — мягко подтолкнул его дворник.
Петя сделал шаг, другой и побрел, еле переставляя ноги. Обогнув серый дом и выйдя на Красную площадь, он остановился, пошатываясь. Стрелки на Спасской башни показывали четверть шестого. Уже рассвело, но солнце еще не взошло.
В Петиной голове было пусто и тупо. Он равнодушно обвел площадь взглядом, посмотрел на марширующую к Мавзолею смену караула, заметил красный флаг и вспомнил, что живет в Доме Правительства.
— Поправить…— неожиданно произнес он и провел рукой по опухшему лицу.
Прохаживающийся неподалеку милиционер внимательно смотрел на него.
Петя икнул и заковылял через площадь к набережной. На Васильевском спуске он дважды падал, спотыкаясь о брусчатку. Идти по набережной было легче — здесь стелился асфальт.
Петя брел и брел.
Путь до Большого Каменного моста показался ему бесконечным.
— Ты где ж так приложился? — спросил его прохожий.
Петя зашел под мост, держась за стену, миновал его и , преодолев площадь с редкими машинами, оказался возле своего дома.
Солнце встало и золотило окна десятого этажа. Петя посмотрел на окна своей квартиры. Свет в бывшем кабинете отца горел.
Петя вошел во двор и потихоньку добрел до своего подъезда. Взялся за ручку двери, потянул и понял, что силы оставляют его. Дверь была огромной и тяжелой, как гранитная плита на дедушкиной могиле.
Он потянул изо всех сил. Дверь приоткрылась. Он протиснулся в щель, вошел в полутемный вестибюль. Молодая консьержка спала за столом.
Задыхаясь и балансируя руками, Петя двинулся к лифту. Левую ногу он выставлял вперед, подталкивал правой, затем руками подтягивал правую ногу. Так минут за двадцать он преодолел вестибюль и схватился за ледяную ручку лифта, навалился всем телом. Ручка пошла вниз, лязгнула. Дверь лифта открылась.
