Нищий, вор - Шоу Ирвин

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91

Он потащился к выходу, шаркая ногами, — сгорбленный, страдающий артритом старый боксер, — чтобы занять свое место за конторкой в клубе, где он будет до конца дней своих раздавать почту и подобострастно улыбаться, а в своей сицилийской душе вынашивать мечты о мести и уничтожении.

Когда Уэсли вечером вернулся в Нью-Йорк, Элис сразу увидела, что он совсем в другом настроении, чем после визита к Бойлану в Порт-Филип.

— Этот Агостино, — рассказывал он ей, помогая в кухне готовить ужин, что заключалось главным образом в том, что он ставил на стол тарелки и раскладывал вилки и ножи, — удивительный, чудаковатый старик. Ради него стоило туда съездить. — А потом пересказал ей как можно точнее все, что узнал от старого боксера. Она несколько раз заставила его повторить отдельные фразы — «прямо слово в слово, если можно, Уэсли», — как будто пыталась их запомнить, услышать голос старика, ритм его речи и представить себе его.

— Дома, в Сицилии, — сказала она, — он, вероятно, сжигал бы поля и похищал principessas [28]. Бедняга застрял в Бостоне, выдает почту. А я сегодня раздобыла для тебя еще кое-какие новости. Я послала в Элизиум, штат Огайо, письмо одному старому газетчику, который для нас пишет, когда в тех местах происходит что-нибудь интересное, и он разыскал Клотильду.

— Каким же образом он это сумел? — спросил Уэсли, хотя, после того как Элис обнаружила местопребывание Доминика Джозефа Агостино, он начал верить, что от журнала «Тайм» никому не-укрыться.

— Дело в том, что несколько лет назад в Элизиуме был громкий бракоразводный процесс, — сказала Элис, — респектабельного бюргера Харольда Джордаха — фамилия, я полагаю, тебе знакомая?..

— Ну и что было дальше?

— Его жена потребовала развода, потому что она застала его в постели со служанкой. В Элизиуме это было крупное событие, и наш корреспондент — его фамилия Фаррелл, ты сможешь разыскать его там, если у тебя останется время, — писал об этом для местной газеты. Фаррелл сказал, что жена отхватила все: дом, половину дела, алименты, — а той женщине досталось лишь презрение общества этого маленького богобоязненного городишка. Во всяком случае, ты можешь догадаться, кто была эта женщина, застигнутая in flagrante delicto [29].

— Кто? — спросил Уэсли, хотя уже догадался, как зовут женщину и даже что значит in flagrante delicto.

— Клотильда, — победоносно произнесла Элис. — Клотильда Деверо. У нее прачечная как раз на той улице, где находится газета Фаррелла. Я записала адрес.

— Завтра я уезжаю в Огайо.

Он стоял на сонной улочке перед прачечной. С автобусной станции он позвонил в гараж Джордаха, предполагая повидаться с Харольдом Джордахом, своим дальним родственником, прежде чем начать разыскивать Клотильду Деверо. Тогда с неприятной частью его путешествия будет покончено. Когда Харольд Джордах наконец подошел к телефону и Уэсли сказал ему, кто он такой, Харольд закричал в трубку:

— И дела с тобой не желаю иметь. И вообще ни с кем из вашей семьи. — Он говорил как-то странно, следы немецкого акцента из-за высокого тембра голоса стали заметнее. — На всю жизнь хватит с меня неприятностей от этих проклятых Джордахов, даже если я до девяноста лет доживу. И близко не смей подходить к моему дому, не то натравлю на тебя полицию. И вообще я не хочу иметь ничего общего с сыном человека, который опозорил мой дом. Единственно, что я могу сказать хорошего о твоем отце, — это то, что он умер. Ты меня слышишь?

— Слышу, — сказал Уэсли и повесил трубку. Он вышел из телефонной будки, покачивая головой. Его поразила аккуратность и чистота городка — подстриженные газоны, беленькие домики в стиле Новой Англии, деревянные церкви с тонкими шпилями, и он подумал о том, как в таком приятном месте человек может так долго копить злобу. Направляясь к прачечной, адрес которой дала ему Элис, он не спеша размышлял над тем, смогли бы поладить между собой его мать и этот его родственник Харольд Джордах.

Прачечная ничем не отличалась от любой другой стандартной прачечной самообслуживания — огромное зеркальное окно, за ним ряды стиральных машин и складные стульчики, на которых сидели женщины, ожидая, когда их белье постирается.

Он стоял возле прачечной и не решался войти. В голосе отца, рассказывавшего о Клотильде, о ее красоте и мягком характере, звучали такие грустные нотки тоски и сожаления, что он не мог вот так просто пройти мимо жужжавших машин и сплетничавших женщин к прилавку, где стояла коренастая, небольшого роста женщина, раскладывавшая чужое белье, и сказать: «Я сын своего отца. Он рассказывал мне, что много лет назад, когда был в моем возрасте, очень вас любил».

Но не затем же он проделал весь путь от Нью-Йорка до Огайо, чтобы глазеть в окно. Он выпрямился и вошел, не обращая внимания на любопытные взгляды.

Женщина стояла к нему спиной, укладывая на полки пакеты с чистым бельем. Ее смуглые руки были обнажены, и он заметил, какие они сильные и полные. Черные как смоль волосы, небрежно заколотые на макушке, открывали шею, и, когда она брала и клала на полку очередной пакет с бельем, он видел, как напрягались крепкие мышцы. На ней было свободное пестрое платье, в котором ее спина и плечи казались шире, чем они, по-видимому, были на самом деле. Он ждал, когда она кончит раскладывать белье и обернется.

— Слушаю вас, — любезно сказала она. Лицо у нее было широкое, с высокими скулами и почти медного цвета, что вместе с глубоко сидящими черными глазами и угольно-черными волосами делало ее похожей на женщину из индейского племени. Уэсли вспомнил: отец говорил ему, что в ней, наверное, течет кровь какого-то индейского племени с просторов Канады. Она показалась ему очень старой.

— Я ищу миссис Деверо. Миссис Клотильду Деверо, — сказал он.

Она пристально смотрела на него, не улыбаясь, немного нахмурившись, как будто стараясь что-то вспомнить.

— Я знаю тебя, — сказала она. — Ты сын Тома Джордаха, верно?

— Да.

— Господи! — воскликнула она. — А я уж было подумала, что вижу привидение. — Она улыбнулась. — Привидение в прачечной. — Она засмеялась глубоким грудным смехом, и он вдруг почувствовал к ней симпатию, однако по-прежнему не видел в этой стареющей полной женщине даже следов той красоты, о которой говорил его отец. — Нагнись, пожалуйста, немного, — попросила она.

Он наклонился над прилавком, и она, взяв его лицо в свои гладкие и твердые ладони, какое-то мгновение пристально на него смотрела, а затем поцеловала в лоб. Он услышал, как позади одна из женщин хихикнула.

Она опустила руки, и он снова выпрямился, все еще ощущая прикосновение ее мягких губ. Клотильда улыбалась тихой, почти мечтательной, печальной улыбкой.

— Боже мой, сын Тома здесь, в этом городе! — Она принялась развязывать тесемки надетого поверх платья фартука. — Мы сейчас пойдем. Здесь и поговорить-то нельзя. Сара! — крикнула она кому-то позади стоек с бельем. — Подойди, пожалуйста, сюда.

К прилавку подошла молодая женщина со светлыми растрепанными волосами, и Клотильда сказала:

— Сара, я ухожу и сегодня уже не вернусь. Все равно до закрытия остался час, а у меня важная встреча. Закроешь тут как следует, хорошо?

— Хорошо, мэм, — ответила женщина.

Клотильда повесила фартук, сделала что-то со своими волосами, и они вдруг упали ей на плечи. Так она стала еще больше похожа на индианку. Она толкнула дверцу и вышла из-за прилавка. У нее были широкие бедра, большая грудь, плотные, без чулок, сильные ноги, и он внезапно почувствовал почти щемящую боль — так сильно она напомнила ему Кейт.

Она взяла его за руку, когда они проходили мимо сидевших женщин, которые сейчас откровенно глазели на них, гаденько ухмыляясь. Когда они вышли, Клотильда сказала: