Город за рекой - Казак Герман

Пусть либо Анне вернут жизнь, либо его самого возьмут сюда, в царство мертвых, где находится она, чтобы они могли сберечь вечность чувства, чтобы навсегда сохранить любовь. Вот что он готов был заявить Высокому Комиссару при встрече. "Ради нее я не пренебрег моей службой и не поступился интересами Архива. Это вы не можете не признать, — говорил он вслух, обращаясь к воображаемому высокому чиновнику. — Анна тот человек, кто дал мне ключ к разгадке тайны города. Без нее я оставался бы в неведении".

Он вскочил с места и встал в позу фехтовальщика, приготовившегося отразить удар невидимого противника. Он так увлекся, что громко, во весь голос, произносил фразы, усиливая их смысл жестами, как актер, репетирующий роль. Как и любой монолог, это было сплошное самооправдание против мнимых обвинений.

Посреди этой сцены в комнату вошел почтенный Перкинг. Он извинился за то, что помешал, и со спокойной основательностью принялся убирать вещи и бумаги, которыми был завален стол архивариуса. Поскольку за окном уже сгустились сумерки и в комнате стало темно, Перкинг зажег огонь. Роберт стоял неподвижно и как завороженный смотрел на старого ассистента. Тот бережно отнес в соседнее помещение картотеку, составленную Мастером Готфридом, потом молча выдвинул ящики письменного стола, очистил их от бумаг, сгреб все в одну кучу и сбросил в мусорную корзину. Тут были разрозненные листки с какими-то набросками, с записями разговоров, черновое письмо к Анне, текст заявления против ее бракоразводного процесса, который он было начал как-то составлять, выписки из старых архивных сборников, заметки о характере текущих поступлений, наконец, листки с записями Леонхарда о посетителях. Было тут и его письмо к матери, написанное еще в гостинице и лежавшее с тех пор в конверте; коротенькое сообщение о первых впечатлениях, о неожиданной встрече с отцом и обещание написать в скором времени более подробно обо всем. Хозяин гостиницы вернул ему письмо обратно, ибо не знал, каким образом отослать — в самом деле, как бы он мог это сделать, подумал теперь Роберт, к тому же сообщение об отце привело бы только в замешательство адресата на том берегу.

Перкинг провел рукой по чистому столу и положил том хроники на прежнее место. Потом взглянул с многозначительной улыбкой на Роберта.

— Tabula rasa, — сказал он.

Архивариус стоял все так же неподвижно посреди комнаты. Только когда Перкинг направился было к двери, он решился обратиться к нему с вопросом, зачем, мол, он утруждал себя и не поручил это сделать Леонхарду.

— Лучше было очистить стол именно мне, — пояснил старый ассистент, — а не кому-то другому.

Слова Перкинга вывели Роберта из оцепенения. Он медленно подошел к столу и присел на его край.

— Впрочем, я мог бы это сделать и сам, — задумчиво поговорил он. — Я только не знал, что время уже подоспело.

Перкинг стоял перед Робертом, скрестив руки на груди просунув пальцы в широкие рукава своей куртки. Он слегка кивнул ему головой.

— Очищение, — сказал старый ассистент, — никому не противопоказано.

— Tabula rasa, — рассеянно повторил архивариус, — я понимаю.

Потом он заговорил о том, что смерть точно так же поступает с жизнью.

— Это, пожалуй, так, — согласился старый ассистент. Он заметил, к слову, что те же самые буквы — maro, — которые в индийском означают смерть, в латинском, только в другом порядке — amor, — означают любовь.

— Смерть и любовь — из одной и той же субстанции, — сказал Перкинг, — таковы таинственные шутки языка.

— Больше чем шутки, — возразил Роберт, которому чудился в этом какой-то зловещий смысл.

Возможно ли, думал он, решительным жестом руки действительно смахнуть, стереть прошлое и все, что представлялось когда-то важным, отбросить, как балласт? Сжечь за собой корабли, как солдаты сожгли свое оружие и мундиры на костре? Идти дальше и ни разу не оглянуться назад? Ведь если обернешься, заметил он Перкингу, если оглянешься, то увидишь пустоту, ничто, застынешь, подобно Лотовой жене, или потеряешь жизнь, как Орфей, когда он в подземном царстве обернулся к Эвридике.

— Записано много легенд, — сказал Перкинг, — в которых сообщается об исполнении закона.

— Чтобы человек не поддавался искушению обернуться, — сказал Роберт, — разрушают почву, на которой он стоит. Вы могли бы не утруждать себя, досточтимый друг, не уничтожать на моих глазах следы моего пребывания в Архиве. Если я его покину, а я думаю, что мне придется его покинуть, то я не возьму с собой ничего из этого хлама.

— Почему вы должны его покинуть, Мастер Роберт? — сказал старый помощник.

— Что за титул! — воскликнул Роберт смущенно.

— Я полагаю, что вы теперь вполне его заслуживаете, — отвечал Перкинг. — Префектура уже именует вас так в своих запросах. Кстати, еще и поэтому я все приготовил для нового начала. Разве вы не ожидаете приглашения к разговору с Высоким Комиссаром?

Роберт, не отвечая, сел за пустой письменный стол, сдвинул очки на лоб и спрятал лицо в ладони. Он ничего не хотел ни слышать, ни видеть, ни знать. Только забыться, отрешиться от всего. Кровь стучала у него в висках. Он сидел, склонив голову и закрыв глаза, и видел себя снова припавшим к стопам Мастера Магуса, в глубокой крипте, в недрах земли. Он чувствовал, как старец кладет руку ему на голову, как будто желая освятить его.

Когда Роберт открыл глаза, то увидел, что Перкинг стоит на том же месте в ожидательной позе. Взгляды их встретились.

— Как долго я в этом городе? — спросил архивариус.

— День, много дней, мы не считаем здесь, в промежуточном царстве, — сказал Перкинг. — Только виски у вас, Мастер Роберт, тем временем поседели.

Он слегка поклонился и вышел.

17

Когда Роберт на другой день рано утром шагал к площади Префектуры, над развалинами домов висел легкий туман. Солнце только взошло, и вымершие улицы еще тонули в белесой дымке. Он шагал скоро и твердо, как человек, который спешит достигнуть цели. Чтобы срезать часть пути, он пошел напрямик, через усыпанный щебнем пустырь. Он хотел сэкономить время, а вышло наоборот: по дороге ему пришлось много раз останавливаться и вытряхивать из туфель песок и мелкие камешки. Еще издали, подходя к комплексу Префектуры, он увидел, что площадь со всех сторон оцеплена охранниками. На рукавах у них были зеленые повязки, и в руке каждый держал длинный, похожий на пастуший шест. Архивариуса (ему не понадобилось удостоверять свою личность) провели через подземный туннель во внутренний двор. Его замыкала со всех сторон крытая галерея с многочисленными колоннами, соединенными древними романскими полукруглыми арками.

Затем его пригласили войти в широкий коридор внутри галереи, по одну сторону которого шли помещения. Поскольку двери все были распахнуты настежь, он мог заглянуть внутрь помещений; окна в них выходили на площадь Префектуры. Во всех комнатах сидело по нескольку человек служащих обоего пола в наушниках, перед каждым лежали какие-то списки, в которых они в соответствии с поступающей информацией делали определенные пометки. От наушников тянулись провода к висевшей на потолке люстре, и было такое впечатление, будто куклы театра марионеток приводились в движение невидимым режиссером. В воздухе стояло монотонное жужжание, как бы исходившее от дальней сигнальной установки.

Наконец архивариусу указали на один зал, в котором он увидел множество высших чиновников. Одни кучками стояли, склонившись у ломберных столов, и раскладывали ромбом маленькие цветные плитки, как при игре в японские шашки, другие сидели в изолированных стеклянных кабинах, располагавшихся вдоль стен наподобие телефонных будок, только в них вместо телефонного аппарата были установлены микрофоны. По всем признакам в этом помещении находился главный штаб смотра.

Незастекленная дверь в торцовой стене вела на просторную, без навеса, террасу, которая наподобие сцены возвышалась над землей примерно на высоте человеческого роста. У внешнего края этой сцены, обнесенной мраморной балюстрадой, стоял господин в сером цилиндре со свитой чиновников и наблюдал за происходящим на площади. В руке он держал пару темно-голубых перчаток из тонкой кожи, которыми он периодически хлопал по балюстраде.