Хирург - Крелин Юлий Зусманович
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
А дальше было так.
Женя. Обломов, говорю им. Добролюбов. Да Обломов самый приятный, самый положительный, самый незлобный; самый добрый, честный и чистый герой русской литературы. И умер Обломов в добре, в любви, окруженный любящими и любимыми людьми — женой и детьми, во сне, как святой, не мучаясь. Он русский язык любил, как никто. Он дважды «что» написать не мог.
Прекращал писать. И Ольга ему не нужна была. Она чужая. Ольга тоже Штольц…
Володя. Женька, мы не успеваем ни за твоими мыслями, ни выпить. Подожди. Не торопись.
Женя. Понимаете, они думают, я уникум, а что они вкладывают в это? Я им и сказал, что Гончаров сравнивал доброго и честного Обломова, за которого боялся, за которого переживал, с делягой, который холодно забирает у честных и добрых их имущество, их дело, их все. Но забирают они не существенное, не главное — ольг, а их ольги и сами штольцы стремятся лишь к делам. А Обломов получил главное — и любовь и будущее, то есть детей. А будущее Штольца — дело, а не люди…
Филипп. Женя, Женя, погоди…
Володя. Подожди. Помолчи.
Женя. Нет. Не могу молчать. Я их обижал. Обижал в том разговоре. Обижал их личности. Я для них уникум, а я их обижал. Не они не думают о людях — я не думаю о людях. Это я, я, я не думаю о людях.
Галя подошла к Жене, положила руку на голову и стала тихонько гладить.
— Женя, Женечка, перестань, пожалуйста, потом доскажешь. Филипп. Брось ты городить. Хорошо они к тебе относятся.
Ждут, когда выйдешь на работу. Ты же никогда не делал им пакостей.
— Я их оскорблял. Оскорблял как личности. Показывал, что они не знают, а я знаю.
Володя. Бог с тобой. Ты говорил о Пирогове, Добролюбове, Обломове, при чем тут…
Женя. Плохо говорил. И оперировал с сознанием, что они так не могут еще. А еще Люда.
Володя. Ну так считай, что тебя настигло возмездие. Тебе же Филл как раз об этом и говорил. Возмездие — удел совестливых…
Женя еще активнее, еще быстрее, еще отрывистее стал говорить о своей глобальной вине, потом стал кричать на ребят, а потом сказал: «А ты молчи, а ты молчи» — и наконец замолчал, откинулся в кресле.
Было непонятно, спит ли он, просто так, может быть, откинулся или потерял сознание.
Галя прижимала его голову к спинке кресла.
Ребята растерянно смотрели на него, не понимая, что происходит.
Галя. Травматическая эпилепсия, по-видимому. Но хоть без судорожных припадков. — Она отвернулась от них. — Не трогайте его сейчас. Он быстро придет в себя. А может, и не эпилепсия.
Минуты через полторы Женя открыл глаза.
— Голова болит. Страшно болит голова. Такие частые приступы, ребята, просто ужас. Галя, дай горячее полотенце.
Женя прижал ладони к щекам и к вискам, как бы поддерживая грозящую упасть голову.
Галя положила мокрое полотенце на лоб.
— Ой, горячо, горячо, держи, держи. Не могу.
Лег на диван плашмя. Лежал не долго, поднялся — будто уложили затылок на шляпки вбитых гвоздей.
Поднялся, подошел к замерзшему окну и уткнулся лбом в стекло.
— Ох, кажется, легче. Нет. Опять. — Он оторвался от стекла и побежал в уборную.
Галя взяла стакан с водой и пошла следом.
— Сейчас рвота будет.
Филипп. Мне всегда после рвоты легче, когда мигрень бывает.
Володя. Может, правда легче станет.
Галя. Не та головная боль. — По краю нижнего века у нее была небольшая насыпь, вернее, налив прозрачной жидкости.
Вернулся Женя бледно-зеленоватого цвета.
— Сделай укол, Галя. Володя. Какой укол?
Женя. Не нервничай. Не наркотик. Анальгин. Все управлять норовите.
Галя вытащила из шкафчика металлический футлярчик со шприцем и иголками.
— У нас всегда стерильный шприц есть. В спирте лежит.
— Я, ребята, полежу немного. Минут через пятнадцать легче станет.
Филипп. А почему укол, а не таблетка, если тот же анальгин?
Галя. Рвота же будет. Какая ж таблетка.
Оба замолчали. Один стал смотреть в газету, другой в окно.
Что он там увидит, кроме хитросплетений морозных узоров на стекле, разве только в просвете узорном разглядит снежную решетку, закрывающую от них остальной мир.
Молчали.
Ждали.
Они увидели это в первый раз. А сейчас все увидели, все молчат, ждут, а я вспоминаю, что увидел во время приступа.
— Женя, привет, как ты себя чувствуешь? Мы ждем тебя. Временно твои обязанности исполняет Наталья Максимовна.
Это Марина Васильевна пришла. Это ее бодряческие интонации. Да кто ж меня там ждет. Вздор какой. Сейчас начнет рассказывать про что угодно, лишь бы обойти хирургические дела.
— У нас сейчас опять КРУ работает. Опять поднимают все ведомости. Да, Галочка. С удовольствием выпью чайку. Спасибо. Подняли все ведомости и сравнивают, не наслаиваются ли где дежурства у совместителей. Подняли ведомости и в других районах. Не дай бог, где-то совпадут часы. Высчитывают — и начет или на врача, или на администратора. Вычли из дежурства полчаса на обед и полчаса в конце дежурства перед началом рабочего дня — говорят, отдыхать должны врачи перед работой. А еще пришел приказ…
Никто не заметил. Марина Васильевна продолжает рассказывать. Галя ее слушает и смотрит на меня. Она заметила. Наверное, ничего не было. Ведь не было перед глазами этого пятна. Я просто отключился на минутку. Было. Выло пятно опять.
Пошел, пошел опять теплый воздух. Сейчас, сейчас начнется.
— Женечка, чаю будешь?
Да. Я хотел чаю.
— Здравствуйте, Евгений Львович.
— О-о! Здравствуй, Людочка. Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, Евгений Львович, скоро экзамены на аттестат. Уже готовлюсь.
— А в какой институт?
— Только в медицинский.
— Ничего у тебя не болит, Людочка?
— Что вы, Евгений Львович, у меня все, все в порядке. Даже отметки. Я вам так благодарна, Евгений Львович, вы мне ближе сейчас, чем отец. Ему-то я не могу открыться. Как же вас угораздило так? Вы же должны быть вечно здоровы, до самой смерти.
— Женечка! Я тебя сто лет не видала.
— Да, не было у нас основы для общения. А я тебя, Нина, вечность не видал. А что такое вечность?
— Ты какой мрачный, милый доктор. Неужели из-за болезни? Это же все преходяще.
— Сейчас я уже совсем развеселился. Все преходяще. А что у тебя за книга, Нина? Это я по привычке спрашиваю. Читаю мало.
— Только что купила…
— Про любовь или про войну?
— Про зверей.
— А охотники там есть?
— Нет.
— Значит, про любовь. Я все, Нина, делю на «про любовь» и «про войну». Ведь если подумать — все делится только так. «Гамлет» — про войну, «Война и мир» — про любовь, «Отелло» — про войну, «Король Лир» — про любовь…
— Хватит, хватит, Женечка, перечислять.
— Книга про…
— Да, Женя, чуть не забыла.
— О чем?
— Тебе от Люды большой привет, у нее все…
— Она у меня была. Как ты считаешь, Нина, разве есть проблема «быть или не быть»? Конечно же всегда «быть». А если вдруг проблема возникает — опять же, значит, «быть». А кому «не быть», так у того ничего не возникает. «Быть или не быть» — вот в чем не вижу вопроса.
— А ты знаешь, Женя, я окончательно решила уходить на другую работу.
— Уходить или не уходить — куда? «Вот в чем вопрос». Куда?
— В нейрохирургическое отделение.
— Вот будешь мне наркоз давать. Оперироваться или не оперироваться — вот в чем вопрос.
— А зачем тебе оперироваться?
— Вот и я говорю — зачем. Не для меня. Не людское это дело, чтобы в мозги лазить. Но с другой стороны, гематома там, наверно, — приступы частые. Рубцы убирать надо, спайки. Не знаю, что-то надо, но ведь эти операции одни из самых негарантированных. Не хочу оперироваться. Не хочу. Это война в мозгах. Это не место для войны. Мне кажется, в мозгах все, Нина!
— Какая там операция, успокойся, Женя, подожди, все пройдет!..
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Похожие книги на "Хирург", Крелин Юлий Зусманович
Крелин Юлий Зусманович читать все книги автора по порядку
Крелин Юлий Зусманович - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.