— Привет, Джерри. Все нормально? Жизель счастлива?
— У нас все в порядке, Джек, — ответил я. — Спасибо, что позвонил.
— Я вот подумал, может, мы сегодня пообедаем?
— Джей-Пи в Париже? — спросил я.
— Нет. Он в своем родовом гнезде, в Плескассье. Останется там чуть ли не на месяц. Это семейная традиция.
— А где ты, Джек? Я думал, ты в Каннах. Он рассмеялся.
— Я на другой стороне улицы, в отеле. Подумал, а почему бы нам не пообедать? Потом немного развлечемся.
— Я возьму Жизель.
— Конечно. Куда же без нее. Я тоже приведу приятеля. Он английский комик, но сыграл в нескольких французских фильмах. Он вам понравится.
— Отлично. Я только свяжусь с Полем. Вдруг он для нас уже что-то запланировал.
— Я с ним уже связался. Поль дал добро.
— Тогда полный вперед. Спасибо тебе. Только один вопрос. Как там Джей-Пи? Он был очень близок с отцом. Джей-Пи оклемается?
— Можешь не беспокоиться. Он шлет тебе и Жизель наилучшие пожелания. Давай встретимся в баре отеля в восемь.
— В восемь так в восемь. До встречи.
— Черный костюм, — строго предупредила меня Жизель. — Это Париж.
— Хоть не придется надевать фрак,. — пробурчал я. Она рассмеялась.
— Как сказать. Если мы пойдем обедать в «Максим», а ты будешь не во фраке, тебя скорее всего не пустят на порог, а если и пустят, то посадят за столик возле кухни.
— Какое-то безумие. — Я покачал головой. — Во время войны тут радовались любому клиенту, хоть голому, лишь бы он платил. А потчевали нас, если не ошибаюсь, кониной.
— За десять лет мир изменился, — ответила Жизель. — Да и мы стали старше.
— Только не ты, — возразил я. — Ты такая же юная, как и в день нашей встречи. А вот я начинаю лысеть.
— Ты отлично выглядишь, — заверила она меня. А если чуть поседеешь, то вообще сойдешь за джентльмена. И ты очень красивый. Так что волноваться тебе не о чем.
В «Максим» мы в тот вечер не пошли. Джек привел нас в другой, не менее роскошный ресторан, и посадили нас не рядом с кухней, а за лучший столик. Джека здесь знали все. Швейцар, гардеробщица, бармен, метрдотель. Даже владелец ресторана подошел к столику, чтобы поздороваться с ним.
Джек заказал вино, я, как обычно, остановился на пиве. Джек оглядел нас.
— Меню мне знакомо. Не будете возражать, если я все закажу?
— Отлично, Джек, — ответила Жизель, искоса Глянув на меня.
Я кивнул.
— Нет вопросов.
Арчи, приятель Джека, нам понравился. И Джек нас не подвел, мы отлично пообедали. Гей он или нет, подумал я, но жить умеет.
Из ресторана мы вышли в полночь. Джек усадил нас в свой серебристый «ролле» и назвал шоферу адрес известного кабаре, попасть в которое мог далеко не каждый. Поговаривали, что туда даже не пустили президента Франции. По той причине, что он не был геем и не мог появляться на публике с высокопоставленными чиновниками, отдающими предпочтение однополой любви.
В этом году там выступали трансвеститы. Однако, глядя на них, я просто не мог в это поверить. Я повернулся к Жизель.
— По-моему, они прекраснее любого кордебалета, какой мы видели, — сказала она.
— Но у них нет «кисок», — прошептал я ей на ухо.
— У некоторых есть, — также шепотом ответила Жизель. — Они ездили в Данию, где им сделали соответствующую операцию.
Я вновь повернулся к сцене. Действительно, выступали они великолепно. И, похоже, все знали нашего англичанина. После очередного номера начали скандировать: «Арчи! Арчи!»
Англичанин не заставил себя ждать и выбежал на сцену. Сначала пристроился к кордебалету, и они все станцевали, высоко вскидывая ноги, совсем как в нью-йоркском мюзик-холле «Радио-Сити». А потом англичанину дали выступить соло. По-французски он говорил быстро и без малейшего акцента. Уже с первых слов публика покатывалась со смеху. Я почти ничего не понимал, хотя Жизель и пыталась переводить мне смысл сказанного. В какой-то момент он замолчал, одной рукой быстро вытащил изо рта четыре зуба, а другой достал из кармана большой искусственный член и начал его сосать. Зрители завизжали от восторга.
Джек наклонился ко мне, глаза его слезились от смеха.
— Это его коронный номер. Арчи всегда говорит, что он лучший в мире членосос, потому что может зажать между зубами любой член, каким бы большим он ни был.
— Господи! — вырвалось у меня. Джек рассмеялся.
— Если будешь рассказывать об этом в Штатах, тебе не поверят.
Когда мы вернулись домой, я посмотрел на Жизель.
— И что ты об этом думаешь?
— Джерри, это их мир, — спокойно ответила она.
В субботу я посадил Жизель на поезд Париж-Лион. В свое время я не обратил на это внимания, но из Штатов она привезла три чемодана. Для ее вещей хватило бы одного. В остальных лежали подарки и одежда для Терезы и родителей. Во Франции все это стоило в два раза дороже.
Носильщик занес багаж в отдельное купе. Я дал ему на чай. Жизель села, улыбнулась мне.
— Купе стоит недорого. Зато у меня будет отдельное биде и туалетная комната.
— Я же не против. Просто обратил внимание, что в нашей подземке такого нет. Она улыбнулась.
— И в парижском метро тоже. — Жизель похлопала рукой по полке. — Присядь. До отхода поезда мы еще успеем выпить шампанского.
Она нажала кнопку, и тут же на пороге купе возник официант.
Нам даже не пришлось ничего заказывать Он принес бутылку шампанского и два бокала. Затараторил с Жизель по-французски. Я, конечно, ничего не понял. Я расплатился с ним, он открыл бутылку, наполнил наши бокалы и отбыл, закрыв за собой дверь. Мы чокнулись.
— Счастливого тебе пути, — произнес я очевидный тост.
— Жаль, что ты не едешь со мной.
— Твоим родителям я не показался. Приехав одна, ты их только порадуешь. — Мы выпили шампанского. Об отношении ее родителей к иностранцам Жизель знала не хуже моего. — А кроме того, ты уезжаешь только на две недели, а потом мы встретимся в Каннах.
— Я просто волнуюсь, как бы один из этих гомиков не соблазнил тебя. Знаю я их методы. Выпивка. Наркотики.
Я захохотал.
— Ничего у них не выйдет. Пью я только пиво, курю «Лаки страйк».
— И в Каннах будет полно старлеток. Им бы только найти американца, который...
