Венгерский набоб - Йокаи Мор
Итак, положив себе на будущее заняться сим благим проектом, Янош Карпати, как сказано, воротился с любимой женой в Карпатфальву.
Фанни рассталась с близкими, и, когда прощалась, показалось ей, что покидает их навсегда. Грустные, удрученные, стояли перед ней двое славных, добрых стариков: ее опекун и тетка. Оба пытались принять вид сдержанный, холодный, хотя готовы были расплакаться. Да больно некстати бы вышло: радоваться ведь впору столь удачной партии.
Сердце у Фанни сжалось.
– Любите меня, – с трудом вымолвила она, бросаясь тетке на шею.
– Я тебя всегда любила, – ответила Тереза.
Глаза у нее блестели сухим блеском. Только бы не заплакать, упаси бог! Рядом вельможа, что он подумает!
– Ну, мастер, – встряхивая руку этому достойному человеку, сказал набоб, – надеюсь, еще увидимся. Черед за вами. Я у вас побывал за городом, теперь и вы должны меня навестить в Карпатфальве.
Ремесленник покраснел. Не ведал набоб, что и у живущего простым трудом человека своя гордость есть.
– Благодарствуйте, сударь, – был ответ. – Едва ли сумею отлучиться, дела держат.
– Тьфу, пропасть! Да у вас же подмастерье славный такой, говорил я с ним, умный малый, на него все можно оставить. Как звать-то его?
– Шандор Варна.
И слезы против воли навернулись Болтаи на глаза и поползли по мужественному загорелому лицу. Прослезилась и Тереза, а Фанни побледнела как мел.
– Ну зимой как-нибудь, – продолжал Карпати. – Хотите, сам за вами приеду и отвезу. Охотиться любите?
– Нет, сударь. Жалею зверей.
– Но вы-то, дорогая Тереза, захотите же проведать племянницу? Приедете ведь взглянуть, как она, довольна ли? Да и ей надо кому-то пожаловаться, чтобы легче меня переносить.
Это была вполовину шутка, но Тереза промолчала, и Фанни так неловко себя почувствовала, что вздохнула чуть не с облегчением, когда все, попрощавшись последний раз, уселись в стоявшую наготове дорожную карету, а верный Пал, захлопнув стеклянные дверцы, велел кучеру ехать и колеса загремели по мостовой.
Не прошло недели, как Тереза получила от Фанни письмо.
Молодая женщина силилась писать весело; доброе, любящее сердце чувствовалось в каждой строчке. Описывала она забавных людей, окружавших г-на Яноша: затейника Мишку Хорхи, который только и знает, что штуки разные выдумывают ей на потеху; Мишку Киша, буяна, но доброго малого – тот каждый день отмахивает верхом по четыре мили, лишь бы ее навестить. И про старичка-управителя с косицей написала, который знакомит ее с хозяйством с усердием неотступнейшим, и про старенького гайдука, про домашнего шута, и про забавнейшего меж ними: самого барина. Все они словно сговорились всячески радовать, развлекать, увеселять и ублажать молодую хозяйку, что им, пожалуй, и удается.
Увеселения, радости, развлечения…
Но о любви, о счастье – ни слова.
Последнее время, однако, совсем новый предмет заполнил по словам Фанни, существование ее супруга.
Попав на сословное собрание, но особенно после мучений которые доставил ему племянник в критический для него день, забрал он в голову, что должен приносить пользу обществу и отечеству.
На общедоступные школы стал жертвовать, частенько заезжать к соседу, графу Сент-Ирмаи, человеку, видно незаурядному, искренне всеми превозносимому, который с другими такими же господами вечно с разными странностями носится, как-то: освобождение крепостных от барщины за выкуп, урегулирование Тисы, пароходное сообщение, постройка плотин да заводов, основание ученых обществ, театр, бега, скачки. Большую часть года проводит он в Пеште и остальных магнатов уговаривает жить там зимой. Яноша уже подбил построить себе роскошный особняк: если не для жилья, то столицу, по крайней мере, украсить, облагородить. И чуть не все собирающиеся у него что-нибудь да затевают; каждого новый проект, какое-либо предприятие занимает. Среди прочего поминают все одного известного графа, который заявил, что готов отдать свой годовой доход в размере шестидесяти тысяч форинтов на основание венгерской Академии наук, [240] а когда спросили, на что же он будет жить, ответил: да перебьюсь годик у кого-нибудь из друзей. Вот с какой чудной компанией стал водиться Янош – и управляющего с той поры предостерегать, чтобы построже принимал отчеты, так как на общественные нужды потребуется много денег. И сам в конце концов напал на один проект, который все весьма достойным внимания почитают, кому он его ни сообщит, так что Янош сразу чрезвычайно вырос в общем мнении и уж до того доволен собой.
Учредить общество борзятников: вот в чем его проект.
Она, Фанни, не очень, конечно, понимает, какой уж такой в этом прок. Как и в других проектах и общественно полезных начинаниях – пароходах этих, плотинах, в академии и бегах, хотя некоторые забавно посмотреть. Но одно видит: все от его идеи в восторге. Похоже, борзых ждет славное будущее и блестящая карьера. На следующий месяц уже назначено собрание в карпатфальвской усадьбе, где будет объявлено о создании общества, выработан устав, и все это завершат знатные увеселения.
Дальше шли изъявления любви, приветы от мужа и что Фанни ждет не дождется, когда обнять сможет милых родственников. На этом письмо кончалось.
О чувствах, о делах сердечных не было ничего. Бедная женщина! Никого у нее нет, кому можно про это рассказать.
Приехав в Карпатфальву, Фанни ничего уже не застала из прежних забав.
Еще из Пожони написал Янош Карпати почтенному Петеру Варге, что везет молодую жену, красавицу и скромницу, а посему пусть распорядится, чтоб ничего могущего ее скандализовать в усадьбе не было, для чего полную свободу действий давал ему от своего имени: все, мол, на твое усмотрение.
По получении этих полномочий славный старик так основательно реформировал за неделю все прежде заведенное и сделавшее барина притчей во языцех, что Карпатфальву узнать стало нельзя.
Несших самую неопределенную службу крепостных девок всех разослали по своим деревням.
Сквернословов из дворовых, заядлых матерщинников, кого к стаду приставили, кого к табуну. Пускай себе там ругаются.
Служащим велено было с наивозможной пристойностью встретить барыню и впредь никаких неурочных отлучек из усадьбы себе не позволять.
Стряпчему давался трехдневный срок на добросовестное отмытие лица и рук; заодно до его сведения доводилось: буде опять луку наестся, немедля отставляется от дел.
Марци с женой в барскую усадьбу были определены, сам он – кучером к ее превосходительству, она – камеристкой. Четверку серых из самых смирных ему дозволялось взять в корень, а на пристяжку – любых разномастных, но чтобы ручнее овечек были: барыню будут возить, даму юную, нежную и прекрасную.
Сам же управитель собственной персоной съездил в Пешт, купил элегантный экипаж, мебель модную, ковры. Он, хоть и ходил в кордуанных сапожках с отворотами и в беленой деревенской хате жил с мазаным полом вкус имел столь строгий, чувство меры столь верное и с такой толковой, догадливой сметкой умел обставить господские покои, что отведенный барыне флигель карпатфальвского дома фасадом на село, а боковыми окнами в английский парк преобразился под его руками до неузнаваемости.
Специально собиравшиеся фривольные картины – ими увешаны были все комнаты – повынимали из рам и отправили на чердак мадарашского дома, заменив красивыми пейзажами, серьезными сюжетами. Во рвении своем почтенный Варга даже языческих богов и богинь на старинных фресках в слишком вольных повадках уличил и Грациям хоть по переднику велел пририсовать, а Вакха с Аполлоном снабдили совсем недурными тогами.
Все неподобное, непотребное или напоминавшее о прошлых скандальных затеях было тщательно отовсюду удалено. Из парка – укромные беседки, из дома – потайные двери, а коридоры за ними частью разгорожены, частью заделаны. Старая купальня превращена была в зимний сад, а новую сделали в прежнем музее, за спальней барыни, проведя туда водопроводные трубы.
240
Речь идет о прогрессивном деятеле «эпохи реформ» графе Иштване Сечени (1791–1860), который в 1825 г. предложил половину своего годового дохода, 60 тысяч форинтов, на учреждение Академии наук.
Похожие книги на "Венгерский набоб", Йокаи Мор
Йокаи Мор читать все книги автора по порядку
Йокаи Мор - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.