Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
Постояла, прочла и так же легко спустилась, сильными ногами тормозя на ямках.
— Ну, кто ты думаешь?
— Священник?
— «Вечная слава воинам Четвёртой дивизии народного ополчения, павшим смертью храбрых за честь, независимость и так далее… от министерства финансов.»
— Финансов? — поразился он, и шевельнулись его удлинённые уши в изломчатых крупных хрящах. — Даже и финансов! Бедные клерки… Сколько ж их тут легло?.. И на сколько человек была одна винтовка? Четвёртая дивизия ополчения?
— Да.
— Дивизия безоружных! — и четвёртая… Вот дикость этой войны — народное ополчение…
— А почему — дикость? — онедоумела Клара.
Иннокентий вздохнул и свесил голову.
— Тебе плохо?… Инк, может вернёмся? Не надо дальше?
Он ещё вздохнул.
— Да нет, ничего. Жару я плохо переношу. И обулся неудачно, не сообразил.
— Я тоже разношенных зря не надела. А где тебе трёт? Давай газеты под пятку подложим, будет свободней.
Мастерили.
А на небе там и здесь появились перекатные облака. Иногда они прикрывали и смягчали солнце.
— Ну что ж, Инк, пойдём дальше или нет? Надо было в лес, да? Хочешь, пойдём вдоль реки, там тоже тень будет.
Он уже отошёл и улыбался:
— Вот дохлый, да? Всю жизнь в автомобилях… А ты молодец. Пойдём, пойдём. По какому берегу?
Ниже их через речку был переброшен трап, на обоих берегах толстой проволокой прикрученный от наводнения к низам ив.
Перейти? Не перейти? На том и на этом по-разному ляжет дорога, и от этого разговоры будут разные, и вся прогулка. Перейти?.. Не перейти?..
Перешли. Опять какое-то правильное насаждение было тут на медленном привольном подъёме от реки. Кроме водолюбивых ив, которые сами выбрали речку, ещё были посажены берёзы рядком и ели. И заглохший пруд был здесь с лягушками и палыми листьями — наверно вырытый, такой правильный. Что это было всё? Заброшенное ли именье? Не у кого спросить.
Отсюда, между шарами ив, ещё красивее казалась церковь, почти на горе — и туда-то хаживали под колокольный звон из другой соседней деревни, начинавшейся неподалеку.
Но довольно было с них деревень, они шли вдоль реки.
Тут очень бы приятно идти, своя тенистая влажная замкнутая жизнь. На мелких местах слышное журчание и видимая рябь, на глубоких редкие необъяснимые вздрагивания неподвижной будто бы воды, и всюду — беготня водопеших стрекоз, а наверно есть и рыба и раки. Тут надо бы разуться по колено и идти просто речкою, как мальчишки бродят по раков. А по берегу мешала им то непроходимая крапива, то ольховый прутняк.
Толстенная причудливая ива вырастала на их берегу, а гнутым стволом перекидывалась на тот берег — как мост, и с поручнями таких же кручёных изогнутых ветвей.
— Баобаб! — всплеснула Клара. — Вот красавец! А давай по нему на тот берег! Там, кажется, лучше идти.
Иннокентий недоверчиво покачал головой. Но Клара уже вскочила уверенно на косой ствол и протянула ему сильную руку:
— Пойдём!
Ей казалось, что это обязательно будет хорошо. Вот на том берегу что-то встретится или скажется, для чего была вся эта прогулка.
Иннокентий в сомнении протянул свою мягкую кисть.
Ствол ивы, умеренно поднимаясь, уводил, однако, высоко. Иннокентий следовал небольшими переступами и, кажется, избегал смотреть вниз. А тут ещё ветка, за которую он держался, пересекала их путь, надо было через неё же и перелезть. Всё это делал он с лицом сосредоточенного думанья, совсем замолчал. Не оцарапавшись, они спрыгнули. Но видно было, что удовольствия от перехода Инк не получил.
И ничто не стало лучше на новом берегу. Малозначное они говорили друг другу. Слышалось тарахтение трактора где-то выше. Очень скоро и тут не стало пути близ воды. И пришлось им покинуть тень и подняться от реки единственной возможной дорогой. Иннокентий всё явнее хромал.
И вышли они — на разбросанный бригадный двор с одним домиком и одним малым сараем. Домик был, наверно, контора: на верхушке его чуть шевелился бледно-розовый флаг с оборванным краем. А сарай имел лишь такую ширину, что в одну строчку умещался лозунг: «Вперёд, к победе коммунизма!», всё же множество кирпично-ржавых, облезло-голубых и облупленно-зелёных машин неизвестного назначения с хоботами, жерлами, зацепами, и цистерны, и полевая кухня, и прицепы с подпёртыми или опущенными дышлами — всё было разбросано и покинуто на большой площади такой же изувеченной, изрытой земли, где и ногой почти пройти было нельзя. И только один человек в чумазой робе всё бродил от машины к машине, наклонялся, поднимался, что-то смотрел. Больше не было никого.
Да на холме работал один трактор.
И другого пути не было. Кое-как по колдобинам пересекли они бригадный двор. Иннокентий хромал. Снова было жарко. Они спустились к реке опять.
А она текла под бетонный мост. Уравнивал скучный прочный мост оба берега, оба жребия. Кажется, это было шоссе.
— Подловим попутную? — сказал Иннокентий. — Не возвращаться ж на станцию опять.
День был в середине, а прогулка при конце.
Отчего натягивается между людьми вот эта препонка? Почти видно и почти слышно, как можно помочь друг Другу.
Но не дано было этому быть. Этого быть не могло.
Под мостом они обнаружили родничок. Сели, стали пить, придумали и ноги помыть.
Но тут послышался сильный гул наверху. Они вышли и из-под откоса стали смотреть на дорогу.
По шоссе катилась вереница одинаковых новеньких грузовиков под новеньким брезентом. До горы не было видно им конца, и на другую гору ушла голова колонны. Были машины с антеннами, техобслуживания, с бочками «огнеопасно» или с прицепными кухнями. Расстояния между машинами точно выдерживались метров по двадцать — и не менялись, так аккуратно они шли, не давая бетонному мосту умолкнуть. В каждой кабине с военным шофёром ещё сидел сержант или офицер. И под брезентами сидели многие военные: в откидные окошки и сзади виднелись их лица, равнодушные к покинутому месту и к мимобежному, и к тому, куда гнали их, застылые в сроке службы.
От того, как Клара с Иннокентием поднялись, они насчитали сотню машин, пока стихло.
И опять под мостом шуршала вода у торчащих надпиленных опор прежнего деревянного.
Иннокентий опустился на камень у родничка и сказал потерянно:
— Жизнь — распалась.
— Но в чём? но в чём распалась, Инк? — с отчаянием вырвалось у Клары.
— Но ты же всё обещал мне объяснить — и ничего не объясняешь!
Он посмотрел на неё больными глазами. Взял обломанную палочку как карандаш. И на сырой земле начертил круг.
— Вот видишь — круг? Это — отечество. Это — первый круг. А вот — второй. — Он захватил шире. — Это — человечество. И кажется, что первый входит во второй? Нич-чего подобного! Тут заборы предрассудков. Тут даже — колючая проволока с пулемётами. Тут ни телом, ни сердцем почти нельзя прорваться. И выходит, что никакого человечества — нет. А только отечества, отечества, и разные у всех…
Чуть ли не в те самые дни спецчасть предложила Кларе анкеты. Она с лёгкостью заполнила их: происхождение её было безупречно, жизнь — не протяжённа, освещена ровным светом благополучия и свободна от поступков, порочащих гражданина.
Сколько-то месяцев анкеты ходили, были все одобрены. Тем временем Клара окончила институт и переступила порог вахты таинственной зоны Марфина.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
