К востоку от Эдема - Стейнбек Джон Эрнст

Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 160

— Потому что мне это больно.

— Я старик любопытный, всюду нос сую. И печаль в том, Адам, что это мое любопытство уже гаснет. Наверно, потому и чувствую, что пора навестить детей. Мне теперь часто приходится изображать любопытство, которого нет.

— По мне, уж лучше бы ты продолжал надрываться на своем пыльном ранчо.

Самюэл улыбнулся.

— Приятно мне это слышать. Спасибо. Хорошо человеку, когда его полюбят, пусть даже под самый конец.

Адам вдруг круто повернулся, остановив Самюэла. — Я знаю, чем я тебе обязан, — сказал Адам. — И отплатить не могу ничем. Но могу попросить еще об одном. Выполнишь мою просьбу — и, может, возродишь мою жизнь.

— Выполню, если смогу.

— Вот эта земля там. — Адам взмахнул рукой на запад, описал широкую дугу. — Помоги обратить ее в сад, о котором мы с тобой толковали. Чтобы колодцы были, и ветряки, и поля люцерны. Мы бы растили цветы на семена. Это дело денежное. Представляешь — целые акры душистого горошка, золотые клинья ноготков. Акров десять, скажем, роз для садов Калифорнии. Какой аромат понесет от них западный ветер!

— Ты меня так до слез можешь довести, — сказал Самюэл, — а старику не годится плакать. — Глаза его и в самом деле увлажнились. — Спасибо, Адам. Твоя просьба мне сладка, как запах роз, несомый западным ветром.

— Так исполнишь ее?

— Нет, не исполню. Но воображу твой райский сад, когда в Салинасе буду слушать Уильяма Дженнингса Брайана. И, может, даже начну верить, что он осуществился на земле.

— Но я же и хочу его осушествить.

— Съезди на ранчо, поговори с Томом, Он тебе поможет. Он рад бы усадить розами весь мир, мой бедный Том.

— Но ты обдумал, Самюэл, свое решение?

— Обдумал я крепко, так что на половину уже как бы выполнил.

— Упрямый же ты человек!

— Я спорщик, — сказал Самюэл. — Меня Лиза спорщиком зовет, а теперь я уловлен в сеть, что сплели мои дети, — и нравится мне быть уловленным.

На стол накрыли в доме.

— Мне бы приятней вас потчевать под деревом, как прежде, — сказал Ли.

— Но на дворе холодно.

— Холодно, Ли, — отозвался Самюэл.

Тихо вошли близнецы и стеснительно остановились, глядя на гостя.

— Давно не видал вас, мальчики. А назвали мы вас хорошо. Ты — Кейлеб. Верно?

— Я — Кейл.

— Ладно, пусть Кейл. — И обратясь к другому: — А ты тоже нашел способ окургузить свое имя?

— Что, сэр?..

— Тебя звать Аарон?

— Да, сэр.

— Он произносит: Арон, — сказал Ли со смехом. — Двойное «а» кажется его друзьям вычурным.

— У меня тридцать пять бельгийских кроликов, сэр, сказал Арон. — Хотите поглядеть, сэр? Клетка стоит у родника. Восьмеро совсем маленькие — вчера только родились.

— Поглядеть я не прочь, Арон. — Губы Самюэла тронула усмешка. — А ты, Кейл, больше огородничаешь? Угадал я?

Ли живо обернулся к Самюэлу, посмотрел на него с опаской, сказал:

— Пожалуйста, не надо.

— На будущий год отец даст мне целый акр в низине, — сообщил Кейл.

— А у меня есть кролик — пятнадцать фунтов весу. Я его подарю отцу в день рождения.

В глубине дома Адам стукнул дверью, выходя из спальни.

— Не говорите ему, — сказал торопливо Арон. — Это секрет.

— Вечно вы вносите непокой в мою голову, мистер Гамильтон, — сказал Ли, раскраивая мясо ножом. — Садитесь, мальчики.

Вошел Адам, опуская засученные рукава, и занял свое место во главе стола.

— Добрый вечер, мальчики, — сказал он, и они хором ответили:

— Добрый вечер, отец.

И тут же Арон прошептал:

— Не говорите.

— Не скажу, — заверил его Самюэл.

— О чем не говорить? — спросил Адам.

— Это наш секрет с Ароном, — сказал Самюэл. А секреты надо уважать.

— Я тоже скажу вам секрет, — вмешался Кейл. — Сразу после обеда.

— Рад буду выслушать, — сказал Самюэл. — И, кажется, заранее угадываю, в чем он.

Нож замер в руке Ли. Он поднял голову, укоризненно глянул на Самюэла. Стал раскладывать мясо по тарелкам. Мальчики ели молча и проворно.

— Нам уже можно, отец? — спросил Арон, опустошив тарелку.

Адам кивнул, оба близнеца встали и тут же ушли. — Они кажутся старше своих одиннадцати лет, — сказал Самюэл, глядя вслед мальчикам. — Мне помнится, в их возрасте мои чада вопили, визжали, куролесили. А эти держатся как взрослые.

— Разве? — сказал Адам.

— Мне кажется, я могу это объяснить, — сказал Ли. В доме нет женщины, некому ценить младенчество. Мужчин, мне кажется, младенцы мало привлекают, и нашим мальчикам не было смысла сохранять в себе младенчество. Выгоды в том не было. Не знаю, хорошо это или худо.

Самюэл сказал, собрав кусочком хлеба подливку:

— Знаешь ли ты, Адам, кого ты приобрел в Ли? Мыслителя, умеющего стряпать, или же повара, умеющего мыслить? Он многому научил меня. Да и тебя, надо полагать.

— Жаль, я мало вслушивался в его речи, — сказал Адам. — Да и скуп он на поучения.

— Почему ты не захотел, Адам, чтобы мальцы учились китайскому?

Адам помолчал, подумал.

— Сейчас не время лукавить, — сказал он наконец. Наверно, попросту из ревности не захотел. Я называл это по-другому, но, пожалуй, просто не хотел, чтобы дети так легко ушли от меня туда, где мне их не догнать.

— Резонно и очень по-человечески, — сказал Самюэл. А то, что ты это осознал, — большой скачок вперед. Мне самому такое осознанье вряд ли когда удавалось.

Вернулся Ли, принес серый эмалированный кофейник, разлил кофе по чашкам, сел за стол. Приложил ладонь к округлому боку чашки, грея руку. И произнес со смешком:

— Большой непокой внесли вы в мою голову, мистер Гамильтон, и притом возмутили безмятежность Китая.

— Чем же именно, Ли?

— Мне почти кажется, что я уже поведал вам эту историю, — сказал Ли. — Но, возможно, я только приготовил ее в уме, скомпоновал, чтобы рассказать вам. Как бы то ни было, история забавная.

— Послушаем, — сказал Самюэл и глянул на Адама. Послушаем, Адам? Или ты хочешь унырнуть в свои грезы?

— Да, загрезился немного, — сказал Адам. — Странно, как все это взбудоражило мысли,

— И хорошо, — сказал Самюэл. — Взбудораженность мысли — быть может, лучшее состояние человека. Начинай свою историю, Ли.

Китаец тронул рукой у себя за ухом, улыбнулся.

— Никак не привыкну без этой косицы, — сказал он.Видно, то и дело хватался за нее и сам того не замечал. Да, так слушайте мою историю. Я уже говорил вам, мистер Гамильтон, что с годами все больше становлюсь китайцем. А вы не становитесь все больше ирландцем?

— На меня ирландское находит полосами, — сказал Самюэл.

— Помните, вы прочли нам шестнадцать стихов из четвертой главы «Бытия», и мы обсуждали их вместе?

— Как же, помню. Давненько это было.

— Почти десять лет назад, — сказал Ли. — Повесть эта врезалась мне в душу, и я стал вдумываться в нее, слово за словом. И чем больше вдумывался, тем глубже делался ее смысл. Тогда я сравнил разные переводы — они оказались довольно близки. Только на одном месте я споткнулся — там, где Иегова спрашивает Каина, почему тот огорчился. Согласно английской Библии, изданной при короле Иакове, Бог говорит: «Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? а если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты будешь господствовать над ним». Меня остановило «будешь господствовать», ибо это — обещание Каину, что он победит грех.

Самюэл кивнул.

— А его детям так и не удалось полностью его победить, — сказал он.

— Затем я раскрыл американскую Стандартную Библию, совсем недавно вышедшую, — продолжал Ли, отпив кофе из чашки. — И она переводит иначе: «Но ты господствуй над ним». Это ведь совсем иное дело. Тут не обещание, а приказ. И забрало меня за живое. Что ж, думаю, за слово стоит в оригинале, в подлиннике Библии, допускающее такие разные переводы?

Опершись ладонями о стол, Самюэл подался всем телом вперед; в глазах его зажегся прежний, молодой огонь.

Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 160