Ознакомительная версия. Доступно 42 страниц из 207
— А мне сказал, что бросил, — проговорила Фей.
— Не бросил он.
— Бедняжка, — вздохнула Фей. — В жизни у него так мало радостей.
Кейт подошла, встала перед ней.
— Ты такая милая, — сказала Кейт. — Всем веришь. За ними нужен глаз — твой или хотя бы мой, — а то дождешься, что у тебя крышу с дома украдут.
— Кто у меня захочет воровать? — спросила Фей.
Кейт положила руку на ее пухлое плечо.
— Не все такие хорошие, как ты.
В глазах у Фей блеснули слезы. Она взяла с кресла платочек, вытерла глаза, слегка коснулась носа.
— Ты заботишься обо мне, Кейт, как родная дочь.
— Мне кажется, я тебе и вправду дочь. Я матери не знала. Она умерла, когда я была совсем маленькая.
Фей глубоко вздохнула и, набравшись духу, приступила:
— Кейт, мне не хочется, чтобы ты работала с клиентами.
— Не хочется? Почему?
Фей покачала головой, нахмурилась, подыскивая слова.
— Я не стыжусь. У меня дом хороший. А другая на моем месте могла бы превратить его в плохой. Я никому вреда не причиняю. Я не стыжусь.
— Да чего тут стыдиться? — удивилась Кейт.
— Но я не хочу, чтоб ты обслуживала клиентов. Не хочу, и все. Ты мне как дочь. И не хочу, чтобы моя дочь обслуживала клиентов.
— Не будь глупышкой, родненькая, — сказала Кейт. Я должна работать — не здесь, так в другом доме. Я ведь тебе говорила. Мне обязательно нужны эти деньги.
— Нет, не обязательно эти.
— А какие же? Где еще я могу их заработать?
— Ты будешь моей дочерью. Будешь управлять домом. Смотреть за всем, а не работать в спальне. Ты ведь знаешь, я иногда прихварываю.
— Знаю, моя бедненькая. Но мне нужны деньги.
— Денег нам обеим хватит, Кейт. Ты у меня будешь получать столько же, сколько сейчас, даже больше. Ты стоишь этого.
Кейт грустно покачала головой.
— Я так тебя люблю, — произнесла она. — И так бы хотела сделать по-твоему. Но то немногое, что ты скопила, тебе надо беречь. И вдруг с тобою что-нибудь случится — что тогда я?.. Нет, нельзя мне бросать работу. Знаешь, родненькая, я ведь сегодня приму пять постоянных клиентов.
Фей вскинулась, как от толчка.
— Не хочу, чтоб ты работала.
— Нельзя иначе, мама.
И это «мама» довершило дело. Фей разрыдалась. Кейт присела к ней на подлокотник, гладя ей щеку, вытирая ручьи слез. Всхлипы утихли.
В долине сгущались сумерки. Лицо Кейт лучезарно светлело под черной прической.
— Ну вот и успокоилась. Я пойду гляну, как там на кухне, и переоденусь.
— Кейт, а ты не можешь сказать своим клиентам, что заболела? — Конечно, нет, мама.
— Кейт, сегодня среда. Работа, вероятно, к часу ночи кончится.
— Лесовики
сегодня празднуют.
— Ах, да. Но ведь среда — лесовики позже двух не пробудут.
— Ты к чему это?
— Кейт, когда кончишь, постучись ко мне. У меня будет для тебя небольшой сюрприз.
— Какой сюрприз?
— Это секрет! На кухне скажи, пожалуйста, повару, пусть зайдет ко мне.
— Торт будет! Угадала?
— Не допытывайся, душенька. Это секрет.
— Что ты за дорогулечка, мама, — сказала Кейт, целуя ее.
Вышла в коридор, закрыла дверь. Минуту постояла, пальцами поглаживая остренький подбородок. Глаза ее были спокойны. Закинув руки за голову, Кейт потянулась всем телом, сладостно зевнула. Опустила ладони к груди, медленно пропела по бокам вниз до бедер. Чуть приподняла уголки рта в улыбочке и пошла на кухню.
2
Побывали и ушли постоянные клиенты, наведались два заезжих коммивояжера, а лесовики все не показывались. До двух ночи сидели девушки в гостиной, ожидая и позевывая.
Лесовикам помешало прибыть печальное и непредвиденное происшествие. Еще до ужина, посреди заключительного ритуала, с Кларенсом Монтитом случился сердечный приступ. Его положили на ковер в ожидании врача, прикладывали ко лбу мокрые салфетки. За ужин садиться никому не захотелось. Явился доктор Уайльд, осмотрел Кларенса; потом соорудили носилки, просунув два древка в рукава двух пальто. По дороге домой Кларенс умер, и опять пришлось посылать за доктором Уайльдом. Потом условливались о похоронах, писали некролог в местную газету, и желание посетить бордель угасло окончательно.
Назавтра, узнав об этом происшествии, девушки вспомнили, что без десяти два Этель сказала:
— Господи! Никогда так тихо у нас не было. Рояль не играет, Кейт язык проглотила. Точно покойник в доме.
И сама Этель потом удивлялась этим своим вещим словам.
— А в самом деле — почему ты молчишь, Кейт? — подхватила Грейс. Приболела, что ли? А, Кейт? Приболела?
— Что? — встрепенулась Кейт. — Нет, я просто задумалась.
— А мне вот ни о чем не думается, — сказала Грейс. Спать хочется. Давайте кончать. Спросим Фей, не пора ли запирать. Даже ни один китаец нынче уж не заявится, Пойду спрошу Фей.
— Не надо беспокоить Фей, — остановил ее голос Кейт. — Фей нездорова. В два часа закроем.
— Эти часы врут, — сказала Этель. — А что с Фей?
— Об этом я и задумалась. Фей болеет. Я ужасно тревожусь. Она крепится, виду не показывает.
— Выглядит она ничего, — сказала Грейс.
И опять вещунья Этель каркнула:
— А мне ее вид не нравится. Румянец вроде нездоровый. Я заметила.
— Только, девочки, пусть это останется между нами, не проболтайтесь ей, — вполголоса сказала Кейт. — Фей не хочет, чтоб вы из-за нее тревожились. Какая она милая!
— Лучший бардак из всех, где я давалкой работала, сказала Грейс.
— Вот услыхала бы тебя Фей, — сказала Алиса.
— Ни хрена, — сказала Грейс. — Она и не такие слова знает.
— Но не любит, чтобы мы их говорили.
— Я хочу вам рассказать, что случилось, — терпеливо продолжала Кейт. Мы сегодня вечером пили у нее чай, и с ней вдруг обморок. Ей непременно надо доктора.
— Я заметила у ней этот румянец, — повторила Этель. — А часы врут; только не помню, отстают или спешат.
— Идите все спать, — сказала Кейт. — Я запру.
Девушки ушли, а Кейт переоделась у себя в красивенькое новое ситцевое платье, в котором она казалась совсем девочкой. Расчесала волосы, заплела в толстую косу, повязала белый бантик на конце, закинула за спину. Надушила щеки туалетной флоридской водой. Чуть поколебавшись, достала из комода, из верхнего ящика, золотые часики-медальон с булавкой в виде геральдической лилии. И вышла, завернув их в один из своих батистовых платочков.
