К востоку от Эдема - Стейнбек Джон Эрнст

Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 160

— А почему там? — спросил Арон.

— Люди иногда хотят, чтобы их похоронили на родине.

— А как ее туда перевезли? — спросил Кейл.

— Мы погрузили гроб в вагон — так ведь, Ли?

Ли кивнул.

— У нас это тоже в обычае, — сказал он. — Почти всех умерших китайцев отсылаем в Китай, хороним на родине.

— Я знаю, — сказал Арон. — Ты нам уже рассказывал.

— Разве? — сказал Ли.

— Рассказывал, — подтвердил Кейл, смутно разочарованный.

— Мистер Бейкон дал мне сегодня совет, — сказал Адам, торопясь переменить тему. — Вот послушайте, мальчики. Он советует нам переселиться в Салинас — там школы лучше и ребят больше, а тут вам играть не с кем.

Слова Адама ошеломили близнецов.

— А как же наше ранчо? — спросил Кейл.

— Ранчо у нас останется — на тот случай, если захотим вернуться.

— В Салинасе Абра живет, — проговорил Арон. И для Арона этим все решилось. Он уже забыл об отвергнутом кролике. Помнил только фартучек, голубую шляпу, пальцы, нежные, как лепестки.

— Подумайте хорошенько, мальчики. А теперь, пожалуй, пора вам спать. Вы сегодня не ходили в школу, почему?

— Учительница заболела, — сказал Арон.

— Мисс Калп уже три дня болеет, — подтвердил Ли. Занятия только с понедельника. Идемте, мальчики.

Они послушно пошли за ним.

Адам сидел, с зыбкой усмешкой глядя на лампу и постукивая пальцем по колену. Вернулся Ли.

— Им что-нибудь известно? — спросил Адам.

— Не знаю, — сказал Ли.

— Может, это просто девочка заговорила о венках…

Ли сходил на кухню, принес большую картонную коробку.

— Вот счета. За каждый год в отдельной пачке, стянутой резинкой. Я их проверил. Тут за все годы.

— За все годы?

— Отдельная тетрадь за каждый год и счета, все оплаченные. Вы хотели знать, чем располагаете. Вот, пожалуйста. Вы в самом деле хотите переехать?

— Подумываю.

— Надо бы вам каким-то способом сказать сыновьям правду.

— Тогда сгинет у них светлый образ матери.

— Но есть же другая угроза.

— Какая?

— Они рискуют услышать правду от чужих людей. Многие ведь знают.

— Чем старше они будут, тем, может, легче им будет принять эту правду.

— Сомневаюсь, — сказал Ли. — Но главная опасность в другом.

— В чем же?

— Ложь — вот что опасно. Ложь отравит все. Если они когда-нибудь обнаружат, что вы лгали им в этом, то и в правдивых вещах усомнятся. Рухнет вся их вера в вас.

— Я понимаю. Но что я могу им сказать? Полную правду нельзя.

— Возможно, следует сказать им хотя бы часть правды, чтобы потом, если они узнают, не разрушилась их вера в вас.

— Я подумаю. Ли.

— Если переедете в Салинас, риск еще возрастет.

— Я подумаю.

— Я был совсем мал, когда отец рассказал мне о матери, и рассказал, не щадя меня, — продолжал Ли настойчиво. — И не однажды повторял этот рассказ по мере того, как я рос. Конечно, мать у меня была иная, но и у нас произошло ужасное. И я рад, что он открыл мне. Лучше мне было знать, чем не знать.

— И ты хочешь рассказать мне?

— Нет, не хочу. Но, рассказав, я убедил бы вас, возможно, оказать что-нибудь мальчикам. Ну, например, что она уехала, а куда, вы не знаете.

— Но я же знаю.

— Да, в том-то и беда. Правда должна быть полная, иначе неизбежно войдет в нее ложь. Но принудить вас к полной правде я не могу.

— Я подумаю, — опять сказал Адам. — Так что же стряслось с твоей матерью?

— Вы действительно хотите, чтобы я рассказал?

— Если тебе это не слишком тяжело.

— Я буду краток, — сказал Ли. — В первом моем младенческом воспоминании я живу вдвоем с отцом в темной хибарке среди картофельного поля и отец рассказывает мне о матери. Мы говорили с ним на кантонском диалекте, но эту быль он всегда рассказывал высоким и красивым языком — мандаринским. Что ж, слушайте. — И Ли углубился в былое.

— Начну с того, что когда строили на американском Западе железные дороги, то каторжный труд возведения насыпи, укладки шпал и рельсов достался тысячам и тысячам китайцев. Они стоили дешево, были работящи, и если гибли, то отвечать за них не приходилось. Их везли большей частью из Кантона, поскольку тамошний народ невелик ростом, крепок и вынослив, и к тому же смирного нрава. Их вербовали по контракту; судьба моего отца весьма обычная судьба.

Надо вам сказать, что китаец должен ко дню Нового года расплатиться со всеми долгами, чтобы начать год чистым. Иначе он ввергает себя в позор более того, все семейство, весь род считается опозоренным. Никакие отговорки и резоны не берутся во внимание. — Обычай неплохой, — сказал Адам. — Да уж каков ни есть, но обычай. И моему отцу не повезло. Он не смог уплатить долг. Семейство собралось и обсудило положение. А семейство наше уважаемое. В невезенье нет ничьей вины, но невыплаченный долг — долг всего семейства. И семейство уплатило за отца с тем, чтобы он расплатился поздней; но расплатиться отцу было нечем.

Вербовщики железнодорожных компаний манили той выгодой, что подпиши контракт — и тут же получай солидную часть денег. И потому к ним шло множество людей, увязших в долгах. Выход вполне честный и разумный. Но горе было вот в чем.

Отец был человек молодой и недавно женился, и привязанность его к жене была очень сильна, глубока, горяча, а уж любовь жены к нему и вовсе необорима. Тем не менее они простились по доброму китайскому обряду в присутствии глав рода. Я часто думаю, что обрядность может смягчить муку, не дает сердцу разбиться.

Шесть недель — до прибытия в Сан-Франциско — завербованные теснились, как скот, в черном трюме судна. Каково там было, можете себе вообразить. Но все же человеческий груз надо было доставить в пригодном для работы состоянии, так что явных издевательств не было. А мой народ веками привык тесниться в невыносимых условиях и при этом сохранять опрятность и не умирать с голоду.

Неделю уже пробыли в море, когда отец вдруг обнаружил, что жена его тут же — в трюме. Одета в мужскую одежду, волосы заплетены в мужскую косу. Она притаилась, молчала и осталась не замечена, — в те времена ведь не было медосмотров и прививок. Она перенесла свою циновку, села рядом с отцом. Они могли переговариваться только тихим шепотом на ухо, в темноте. Отец рассержен был ее неповиновением — но и рад.

Такие-то получились дела. Оба они были обречены на пять лет каторжного труда. Прибыв в Америку, бежать? Это им не приходило в голову — они ведь люди честные и подписали контракт.

Ли помолчал.

— Я думал, расскажется в немногих словах, — проговорил он. — Но вам вся обстановка незнакома. Я принесу себе воды. Вы не хотите?

— Принеси и мне, — сказал Адам. — Одного только не пойму. Разве такой труд под силу женщине?

— Сейчас вернусь, — сказал Ли. Принес из кухни воду в двух жестяных кружках, поставил на стол. Спросил:

— Так что вам непонятно?

— Как она могла выполнять тяжелый мужской труд? Ли улыбнулся.

— Отец говорил, она была сильная. И, по-моему, женская сила сильнее мужской, особенно когда в сердце у женщины любовь. Любящая женщина почти несокрушима.

Адам поморщил губы.

— Когда-нибудь вы в этом сами убедитесь, — сказал Ли.

— Да я не то чтобы не верю, — сказал Адам. — Как я могу судить обо всех женах по одной скверной? Но рассказывай же.

— Об одном только мать ни разу не шепнула отцу за все это тяжкое плаванье. И поскольку очень многих там свалила морская болезнь, то нездоровье матери не привлекло к себе внимания.

— Неужели беременна была? — воскликнул Адам.

— Да, была беременна, — сказал Ли. — И не хотела огорчать отца еще и этим.

— А садясь на пароход, знала о своей беременности?

— Нет, не знала. Являться в мир я надумал в самое неподходящее время. А рассказ мой получается длинен.

— Раз уж начал, то досказывай, — сказал Адам.

— Придется. В Сан-Франциско всем этим живым грузом набили телячьи вагоны, и паровозы повезли его, пыхтя, в Скалистые горы. Предстояло рыть под хребтами туннели, ровнять холмы под полотно. Мать и отца везли в разных вагонах, и они увиделись только в рабочем лагере, на горном лугу. Красиво было там зеленая трава, цветы и снежные верхи гор вокруг. И только там она сказала отцу обо мне.

Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 160